И это было взаимно: папа Франциск любил людей и действовал часто ситуативно, исходя из этой любви здесь и сейчас.
Кардинал Хорхе Марио Бергольо стал папой римским Франциском в 2013 году, когда в мире еще сохранялась иллюзия стабильности. Первый папа – неевропеец, с принципиально незападным складом ума и манерой поведения. Его тут же начали обвинять в популизме за театральность, с которой он привлекал внимание к социальным проблемам, и нарочитое упрощение ритуалов и быта. В отличие от предшественников, он, несмотря на возраст, принадлежал уже XXI веку и осознавал важность медиа, поэтому учитывал медийные следствия своих слов и дел.
Театральность и солидарность
В Великий четверг он не стал омывать ноги 12 специально отобранным католикам в одной из римских церквей, как делали понтифики до него, но поехал в центр временного содержания несовершеннолетних преступников и омыл ноги заключенным. Это был радикальный и довольно фундаменталистский жест — изъять ритуал из символического пространства, превратить его из метафоры в реальный факт, вернуть первоначальный, прямой смысл. С тех пор он омывал ноги и бездомным, и нелегальным мигрантам, и женщинам-заключенным. Во время одной из аудиенций папа обнял и поцеловал человека, больного нейрофиброматозом, который был покрыт гноящимися нарывами. Он ходил в трущобы и фавелы. Побывал на острове Лампедуза и почтил память беженцев, утонувших при попытках добраться до Европы по морю. Отказался жить в роскошной папской резиденции, ездить в бронированном папамобиле, сам носил свой чемодан и иногда летал рейсовыми самолетами. То, что казалось театральностью и даже лицемерием (в первой серии «Нового папы» режиссер Паоло Соррентино очень жестко пародировал Франциска именно за это), было его латиноамериканской натурой — импульсивность, энергичное сострадание, и гораздо более короткая, чем это принято в Европе, дистанция с людьми.
Тогда казалось, что раз уж католицизм так сильно изменился — большинство верующих теперь живут за пределами западных стран, большинство священнических призваний тоже происходят в Азии, Африке, Латинской Америке, то не помешал бы папа, фокус которого смещен из Европы. И Франциск смотрел на мир из Аргентины. Это была повестка глобального юга, и первое место в ней занимала социальная справедливость, солидарность с бедными и обездоленными, но дальше в этом же пакете шел антиглобализм, антиамериканизм и непонимание европейского политического контекста. Проблематика европейского континента, прежде всего Восточной Европы была у папы Франциска в слепой зоне. Это не страстно любивший русскую культуру и ненавидевший коммунистические режимы польский папа Иоанн Павел II и даже не немец, участвовавший во Второй мировой, – папа Бенедикт XVI.
Франциск, конечно, был образован и знал историю, но она не затрагивала его лично, он воспринимал ее через призму латиноамериканского опыта.
Это привело к противоречивым словам и поступкам, когда началась большая война России с Украиной: агрессию папа осудил, назвал патриарха Кирилла «алтарником Путина», поцеловал украинский флаг из «города-мученика Бучи», ватиканские дипломаты занимались вызволением из плена украинцев, в том числе детей, но Франциск мог поставить вместе нести крест в процессии украинку и россиянку, предлагал украинцам поднять белый флаг, назвал российскую католическую молодежь «наследниками великой России», а Дарью Дугину невинной жертвой — и получалось, что в своем стремлении к миру, к прекращению кровопролития он уравнивал стороны, жертву с агрессором.
Франциск слыл «либеральным» папой, критики даже называли его «леваком», что отчасти было справедливо, учитывая, что две его энциклики были посвящены одна (Laudato si’) — экологии и ответственности человечества за тварный мир, а вторая (Fratelli Tutti) — социальным вопросам, среди которых общее благо, мир, осуждение любой войны.
Его ответы на многие этические вызовы совпадали с позицией крайних консерваторов: он категорически отрицал аборты, называя их «преступлением» и «абсолютным злом», и эвтаназию, считая ее «крахом любви» и проявлением «культуры отбросов».
«Кто я такой, чтобы судить?»
От него ждали решения по нескольким принципиальным болезненным темам — инклюзии в отношении ЛГБТК+, разрешения разводов, а точнее повторных браков для католиков и причастия разведенных, частичной отмены обязательного целибата для духовенства, рукоположения женщин хотя бы в чин диаконисс, и жесткого наказания для духовенства, замешанного в сексуальных скандалах. И по медийной картинке все это почти произошло. Но не совсем.
Когда в 2013 году один журналист спросил его о священниках-гомосексуалах, Франциск произнес знаменитую фразу «Если гей ищет Господа, то кто я такой, чтобы судить?». И неоднократно, отвечая на похожие вопросы, он говорил, что первично милосердное, уважительное отношение к достоинству человека: «Мы всегда должны учитывать личность. Здесь мы входим в тайну человеческого существа», а «быть гомосексуалом — не преступление».
Было принято официальное разрешение крестить трансгендерных людей. Но папа не отменил определение из катехизиса Католической церкви, что «гомосексуальные акты беззаконны» и неоднократно его цитировал, благословил референдум в Словакии против закона об однополых браках, инициированный правопопулистским движением «Альянс за семью». В 2023 году ватиканская декастерия доктрины веры выпустила декларацию Fiducia Supplicans, в которой говорилось о теоретической возможности благословлять (не венчать!) однополые пары. Франциск, защищая этот документ, объяснял, что речь идет о благословении не самого союза, а конкретных людей, которые «попросили об этом вместе».
Такая же история была с разводами. В апостольском послании Amoris laetitia в 2015 году после сессии Синода Католической церкви, посвященного проблемам семьи и брака, папа Франциск написал, что католики, вступающие в повторный брак, «должны быть более интегрированы в христианские общины», поскольку «никто не может быть приговорен навсегда». Он говорил, что епископы должны приблизить церковную практику к реальным жизненным ситуациям. Это было интерпретировано в медиа и запомнилось как разрешение разводов. Очень сложная процедура аннулирования церковного брака (это не развод в прямом смысле слова) и правда была незначительно упрощена, но не более того. Брачная дисциплина в католицизме осталась по-прежнему жесткой, а ответ на главный вопрос о допуске разведенных к причастию так и не был однозначно сформулирован.
Папа реформировал курию и разрешил мирянам и даже женщинам занимать руководящие должности в структурах Ватикана. Одна монахиня — Симона Брамбилла возглавила Декастерию (министерство) по делам монашества, а другая — Раффаэлла Петрини стала губернаторкой Ватикана. Это очень высокие должности, но этих женщин всего две, они обе монахини, мирянок к управлению пока не допускают. И речь не идет о том, что в католицизме появится женское священство, что женщин смогут рукополагать хотя бы в сан диаконисс, как это было в раннем христианстве. Папа Франциск не поддерживал эту идею, хотя в качестве министранток-алтарниц женщины могут участвовать в богослужениях.
Свобода и забота
Внятной прозрачной процедуры расследования и наказания духовенства, подозреваемого в педофилии, также не появилось. По-прежнему действует скорее тактика индивидуального подхода при минимальной публичности.
«Священники должны быть отцами, а не старыми девами», — сказал Франциск, отвечая на вопрос о возможности отмены целибата. Это вызвало ажиотаж, но папа говорил о состоянии души и отношении к жизни. Запрет женатым людям быть священниками действует в католицизме с XII века – несмотря на то что после унии в XVI веке появились женатые католические священники — те, кто принадлежит к Греко-католической церкви, то есть, бывшей православной, византийской традиции. Папа Франциск признавал, что целибат — необязательный закон, что в католической церкви уже есть духовенство восточного обряда, которое имеет выбор перед рукоположением — жениться или принять целибат. Но он не считал, что даже частичная, в виде исключения, отмена целибата входит в приоритетные задачи и вообще имеет смысл, он сомневался, что она приведет к увеличению числа желающих стать священниками, и даже называл целибат «даром Церкви».
Во всех ключевых темах папа Франциск оставил после себя неопределенность. Он изменил риторику и тональность Ватикана, но не правовые нормы и не катехизис. Он призывал и священников, и епископов на местах быть пастырями — заботиться о людях и решать все вопросы в духе любви, принятия человека, уважения, милосердия, и каждый день нести за это ответственность. Он раздвинул рамки свободы, но не дал готовых инструкций.
Папа Франциск был против ясных, «черно-белых» решений, — в том числе потому, что Католическая церковь огромна, глобальна и ее епархии находятся в разных странах, а паства принадлежит к очень разным обществам и культурам. И он, будучи Папой периферии, как он сам себя называл, не только понимал это рационально, но и чувствовал. Если немецкие епископы хотят либерального прогресса и умеют подвести под это солидную богословскую базу, то их соседи поляки консервативны, а их паства пассионарна в своих правых убеждениях. Для некоторых католических сообществ в Африке или в Азии однополые браки и разводы абсолютно неприемлемы даже на уровне гипотетического допущения — это основа их идентичности. То, что одним кажется недостаточно смелым, для других — скандал. Нужно балансировать в изменившемся поляризованном мире, где Европа больше не определяет норму и не составляет большинство, хотя по-прежнему имеет серьезное влияние.
Почти все наследие папы Франциска — это его слова, его пример, изменения в воздухе. Лишь малая часть нормализована, оформлена в виде документов, что при строгом юридизме, присущем Католической церкви, делает его крайне уязвимым. Это очень хрупкое наследие.
От личности следующего папы зависит, обернется ли хрупкость силой.
