Следующее десятилетие будет определяться тем, как мы используем технологии для общественного блага, а не только для получения прибыли. Правительства и технологические компании должны объединиться в вопросах безопасности и инноваций —ракетные шахты более не гарантия защиты мира.
Сатья Наделла, гендиректор Microsoft
Они призывают к пробуждению технологической отрасли США, которую считают зависшей в «легком гедонизме» — поскольку ведущие технологические компании в основном занимаются сугубо гражданскими задачами — от социальных сетей и приложения для доставки еды — и не обращают внимания на технологии «жесткой силы» (оборона, искусственный интеллект, инфраструктура), а именно эти технологии определили американское доминирование в XX веке. Опубликованная 18 февраля 2025 года издательством Crown Currency, эта книга уже заняла первое место в списке бестселлеров The New York Times, получив не только высокую оценку капитанов американской индустрии, типа Эрика Шмидта и Джейми Даймона, но и к примеру, генерала Джеймса Мэттиса и бывшего генсека НАТО Андерса Фога Расмуссена. Книга справедливо вызвала ожесточенные споры из-за своего националистического запала и требования возрождения военного альянса технологических компаний и правительства.
Книга как призыв: «Братья, к оружию!»
Авторы утверждают, что в технологическом отношении Запад сдает позиции Китаю. Чего только стоит решение Пекина отозвать производство самой новой модели BYD в Мексике — чтобы американцы не своровали технологию быстрой зарядки автомобилей. А ведь 40 лет Запад был озабочен тем, что Китай ворует технологии, и вот как все обернулось…
Авторы связывают это с переходом Кремниевой долины от сотрудничества с правительством, как во времена холодной войны, когда были «звездные войны» и американцы высаживались на Луну, к «культуре повседневных занятий» и либертарианской отстраненности от по-настоящему важных задач. Они предупреждают, что этот «отказ от амбиций» делает США уязвимыми в гонке вооружений искусственного интеллекта, где Китай нависает над Америкой как главная угроза, и предлагают воссоединить технологические компании с государством, как это уже бывало в XX веке, чтобы Америка вернула себе мировое лидерство. Это видение основано на собственной этике Palantir — компании, выросшей за счет контрактов Пентагона, — и оно оформлено как практическая стратегия и философский «крестовый поход».
Сильные стороны: провокационный, своевременный и инсайдерский анализ
В книге есть и алармизм, и ясность. Смешивая историческую ностальгию (технологический бум эпохи холодной войны) с острой философской критикой, Карп и Замиска пишут легко и увлекательно, а такие яркие словосочетания, как «легкий гедонизм» и «интеллектуальная хрупкость», совсем не похожи на обычную заумь техноолигархов. Их инсайдерская точка зрения добавляет веса авторам: Карп рассказывает о миссии Palantir, позиционируя ее как модель для новых технологий, служащих национальным целям, не теряя при этом своего технологического преимущества. Книга ставит экзистенциальный вопрос: должны ли новые технологии отдавать приоритет национальной безопасности — или коммерческой состоятельности? Сторонники такого подхода, например Джордж Ф. Уилл, уже сравнивают ее с «Закрытием американского разума» Аллана Блума —культурной иконой критики технологической эпохи.
Не самые сильные стороны: ангажированность, пренебрежение к остальному миру и поляризация Америки
Критики книги, включая рецензентов The Washington Post, отмечают, что она читается как презентация Palantir, а призыв к симбиозу технологий и правительства подозрительно точно соответствует бизнес-модели компании. Авторы диагностируют социальную проблему или продвигают корпоративную повестку дня?
Карп — ученик Юргена Хабермаса, известного защитника либеральной демократии, права на неприкосновенность личности и теории дискурса. Но в этой книге Карп звучит так, будто его текст прошёл редактуру Питера Тиля — апостола жёсткой элитарной рациональности и технонационализма. Как будто дух Хабермаса был стерт, а код переписали под Ярвина. Впрочем, Карп сменил Хабермас как руководителя своей диссертационной работы — из-за разногласий. И получается, что он или написал философский манифест, который сам с собою вступает в идеологический конфликт, или же Карп просто проиграл внутреннюю войну своему кофаундеру.
Спорная репутация Palantir, связанная с контрактами ICE и технологиями наблюдения за гражданами усиливает подозрения, что идеи авторов — не столько защита общественного блага, сколько оправдание модели заработка компании. А презрение к «избалованным инженерам» и «трусливым» инвесторам Кремниевой долины больше похоже на атаку всезнаек, чем на конструктивную критику, в то время как игнорирование этического инакомыслия — например, протестов Project Maven от Google — как слабости, а не как принципа, — подрывает их доверие к конфиденциальности и этической дилемме использования искусственного интеллекта. Националистический пыл «жесткой силы, мягкой веры» рискует оттолкнуть ту часть читателей, которая боится милитаризации технологий.
Гонка вооружений искусственного интеллекта
Авторы представляют искусственный интеллект как новое поле битвы, противопоставляя ориентированный на государство подход Palantir четкой ориентации на коммерциализацию OpenAI и Google. В то время как OpenAI ориентируется на потребителя, а Google колеблется между заработками на рекламе с помощью ИИ и участием в оборонных проектах, Карп и Замиска точно видят козырную карту Запада в управлении большими данными, ориентированном на безопасность Palantir. То есть у них совершенно другой бизнес-подход. У авторов это звучит убедительно — «ИИ как оружие национального выживания», — но такой подход обходит этическую проблему тотальной слежки и централизованной власти, которую и порицают критики Palantir.
Чего в книге не хватает?
Сторонники конфиденциальности могут настаивать на децентрализованных технологиях — блокчейне или ИИ с открытым исходным кодом — для расширения прав и возможностей отдельных лиц, а не тотального надзора государства.
Другие могут потребовать гражданского надзора за любым альянсом между техноолигархами и правительством, обеспечивая подотчетность там, где авторы подчеркивают эффективность. На наш взгляд, книга служит предвестником ускоренной реинтеграции технологий в национальную безопасность, в особенности с приходом в Белый дом команды, ориентированной на идеологов «темного просвещение» и техноолигархию. Багаж Palantir — скандалы со слежкой, проект P.R.I.S.M. и т. п. — составляет часть аргументов авторов. Получается, что книга — не сбалансированный анализ, возможно, она и не стремится быть таковым — а скорее провокативный техноманифест, призванный разбудить Запад.
Поразмыслим за авторов книги
Вторжение России в Украину — яркое свидетельство технологической и идеологической уязвимости Запада, следствие непрекращающейся гибридной войны Кремля против мировой цивилизации. Анализируя причины сегодняшней военной слабости Германии, авторы отмечают: «Отступление… Германии, несомненно, способствовало вторжению России на Украину в феврале 2022 года. Владимир Путин правильно рассчитал, что не заплатит за это значительную цену».
Война в Украине — всего один из фронтов в многогранной гибридной кампании России, которую она ведет далеко за пределы окопов Донбасса и которая включает потоки дезинформации, кибератаки, направленные на дестабилизацию демократических государств и разрушение мировых рынков.
Примечательна цитата из книги Карпа:
«Американский внешнеполитический истеблишмент не раз ошибался в отношениях с Китаем, Россией и другими странами, полагая, что достаточно обещания экономической интеграции, чтобы подорвать поддержку их руководства внутри страны и снизить интерес к военной эскалации за рубежом».
Вернемся к этой цитате позже. Постоянные атаки Кремля лишь фиксируют последствия упомянутого в начале нашей статьи поворота Кремниевой долины от технологий консьюмеризма к технологиям жесткой силы. Некогда именно они защищали Запад от врага, который сражается и танками, и троллями, и манипуляциями рынков. Карп и Замиска считают реальную силу Palantir противовесом военной концепции Кремля: его управляемое ИИ программное обеспечение для систем наведения, развернутое в Украине, оказалось полезным в определении российских позиций, дало технологические решения в битве с превосходящими конвенциональными силами Кремля.
Но они утверждают, что это всего лишь временная мера, поскольку адаптивность России на линии фронта — быстрая интеграция беспилотников, радиоэлектронной борьбы и недорогих боеприпасов — отражает и ее гибридную гибкость: от атаки на западных избирателей и реальных диверсий в Европе до загрязнения информационной среды кремлевскими пропагандистскими говнометами. В этом и заключена проблема: технологическая индустрия Запада помогла одержать победу в холодной войне — а теперь Кремль ведет технологическую теневую войну против цивилизованного мира.
Книга помогает понять, что только прочный альянс технологий и правительства, созданный по образцу государственнической этики компаний, подобных Palantir, может восстановить силовой костяк государства, необходимый для противостояния российским ракетам и дронам в Украине, угрозам Ирана, Китая и шире — гибридной войне и диверсиям Кремля по всему миру.
Современная война как схватка предикативных моделей
Можно спорить с Карпом и Замиска, можно критиковать Palantir, но одна мысль в книге по-настоящему пугает: в мире, где правительство уже не принимает решений, а лишь следует логике предикативных моделей, сама идея свободы воли становится неудобной — если вовсе не подрывной. Программное обеспечение, созданное для управления рисками, незаметно становится властелином, а не инструментом.
Модели не предлагают — они заменяют, и человек больше не выбирает; он просто живет внутри вектора вероятности, рассчитанного искусственным интеллектом. Это и есть современная форма фатализма — технологическая. Если раньше судьбу писали какие-то звезды, то теперь — код. Стремление к созданию ИИ, способного контролировать человека, не только воспроизводит структуру власти, но и нарушает саму онтологию: ты создаешь алгоритм, потому что отказываешься признать, что сам являешься творением.
Это уже не просто технократическая гордыня, а попытка самому стать творцом — в противостоянии изначальному Творцу и изначальному замыслу. А что, если последствия окажутся теми же — потопом… рассеянием… Вавилонской башней, рухнувшей под тяжестью собственного логического совершенства?
Философ, когда-то осмыслявший добро и зло, формулировавший предельные категории, исчезает с арены. Сама философия становится неактуальной — как институт, как форма мышления, как субъект общественного договора. В XX веке — на фоне тоталитаризма, ядерной угрозы и краха модернизма — философ был востребован. Но с приходом нового технологического уклада — постиндустриального, алгоритмического — мы попали в эпоху, где размышление о смысле уступает вычислению вероятности. Модели заменили онтологию интерфейсом и заставили нас забыть, что онтология вообще существовала.
Мы все еще думаем, что делаем выбор. Но вот кто выбирал архитектуру модели? Кто будет отвечать за исходник, если код стал новой онтологией, а вероятность — новой этикой? Над этими вопросами книга заставляет задуматься.
Мы уверены, что все без исключения решения трамповской администрации, включая решение о фронтальных страновых тарифах, просчитаны с помощью искусственного интеллекта и являются прямой госфункцией таких компаний как Palantir, OpenAI, Google, Microsoft, Meta (но не Apple, которая выпала из технологической гонки в сфере ИИ и не может свою несчастную Siri интегрировать в ИИ). Это означает, что все возможные варианты у Трампа на столе, и он не выбирает сценарии, а просто следует выводам предикативной аналитики, что волнует авторов книги о прошлых стратегических просчетах США, которых теперь, вероятно, уже не будет.
Эти модели в целом верно рассчитывают последействия и дают «дорожные карты» – как и на что реагировать Трампу. Но ни одна предикативная модель не может предсказать потекатастрофы (как цунами в Японии), падение астероида, взрывы ядерных станций, или к примеру, технологические прорывы при помощи того же ИИ, трансформирующие мир вроде термоядерного синтеза.
К тому же своей собственной моделью прогноза будущего на базе собственной разработки ИИ обладает и Китай, и мы в режиме реального времени видим битву искусственных интеллектов, которые и определят, видимо, каким будет наше общее будущее. Прежде войны велись за территории, ресурсы или идеи, сейчас идет последняя такая – следующая война будет уже за саму структуру реальности. За то, как она будет описана, кто будет иметь право ее перезаписать и чья модель окажется не только точнее, но и — единственной допустимой. Вопрос будет не в том, чье оружие (или чья модель ИИ в нашем случае) мощнее, а в том, кто последний сохранит способность отличать смысл от его симуляции.
Вот какие выводы можно сделать из важнейшей книги Карпа и Замиска, авторов и акторов, демонстрирующих редкий сплав прогностов и администраторов будущего, влияющих на умы людей и стратегические решения, принимаемые правителями здесь и сейчас.
