Поддержите The Moscow Times

Подписывайтесь на «The Moscow Times. Мнения» в Telegram

Подписаться

Позиция автора может не совпадать с позицией редакции The Moscow Times.

Политзаключенная Мария Пономаренко: «Зло будет плодиться, если мы не перестанем его сеять»

Мария Пономаренко – журналистка RusNews, сперва осужденная по статье о «фейках», теперь ожидает приговора по обвинению в нападении на сотрудников колонии. Публикуем ее последнее слово в суде.
Мария Пономаренко: «У нас не исправительные, у нас концентрационные лагеря. И смертность намного выше, чем по стране».
Мария Пономаренко: «У нас не исправительные, у нас концентрационные лагеря. И смертность намного выше, чем по стране». Снимок экрана

Время закалило меня. Я хочу поблагодарить всех, кто находит в себе смелость писать, приезжать, поддерживать людей, осуждённых по политическим статьям.

Раньше у меня были сомнения на 1%, но сейчас я уверена, что Мариупольский театр разбомбила Россия. Всегда хочется обелить родину, но этот процент умер.

У меня диссоциативное расстройство и клаустрофобия. У меня уже тринадцатое шизо. Можно легко убедиться, что я все их получила за проявление своего синдрома.

Загнивающая Европа — я это слышу с 1990-х, а вижу я, как загнивают у нас. Сотрудники колонии зубами цепляются за беспредел, за эту клоаку, гордятся этим.

Говорят, рожайте, рожайте, а вы сохранять научитесь то, что есть. Сотни тысяч детей убивают, и 90% — убивают близкие. Сотрудники тюрем и колоний мнят себя богами. Мы не думаем о том, чтобы убрать причину, почему это происходит. Люди, сломанные в детстве и доломанные в колонии, выходят к нам, к людям. А почему они такими стали?

Столько насилия, сколько я увидела в пенитенциарной системе, я не видела нигде. Самый жесткач творится в психиатрических больницах.

Первый и третий раз у меня экспертиза была, а второй — у меня начали отнимать шнурки, я села и расплакалась, вызвали психиатров, они со мной даже не разговаривали. Я сидела на корточках и плакала, залетают амбалы здоровые, швыряют меня на стол грудью, я прикусываю себе язык до крови, выворачивают руки и стягивают их так, что у меня остался шрам, я спотыкаюсь, меня бьют в живот, пинают, швыряют о стены. Это — санитары психиатрической скорой. Меня впихивают в скорую, я нечаянно наступаю на носилки и слышу такую отборную грязь, меня швыряют на лавку и садятся сверху. А я клаустрофоб. На какое-то время я просто теряю сознание.

Это было в Бийской психиатрической клинике. Там даже бабушек избивают.

Насилию я подвергалась неоднократно. Первый раз в психиатричке в Барнауле. Там у меня даже прокладки отобрали — «а вдруг вы их съедите?» А я говорю, ну если я ем прокладки, что помешает мне съесть простынь? За это мне стали колоть галоперидол. Тогда меня это шокировало, но потом я поняла, что бывает гораздо хуже.

Очень важно гуманизировать нашу систему исполнения наказаний. Нельзя позволять обычным людям издеваться над такими же обычными людьми. Есть наказание — изоляция, работа, которая тебе не нравится. А бесцеремонность, с которой швыряют твои вещи, просто шокировала. Я так отбивала своё право не приседать с раздвинутыми ягодицами…

Вам никто не дает право так унижать достоинство.

Зло будет плодиться, пока мы не перестанем его сеять.

Охота на ведьм — что ж, никто так не прививает однополую любовь, как ФСИН. После того, как меня избивали мужчины, я не уверена, что смогу построить нормальные с ними отношения. А я была ярко выраженная гетеросексуалка.

Кстати, за всё время в колонии у меня ничего не украли заключенные, хотя я специально оставляла раскрытую сумку. Я пытаюсь всем помогать, хотя давать что-то запрещено, я выговор за это получала.

У нас не исправительные, у нас концентрационные лагеря. И смертность намного выше, чем по стране.

Сотрудник сизо в Барнауле сказал, что, если я вернусь в сизо, я буду сидеть с неоднократно осужденными: «Вы считаетесь поражённой вирусом преступности». Это слова сотрудника системы, он неплохой сотрудник. Вот что такое колония!

Я не горжусь своей Родиной. Я из тех, у кого, если мать алкоголичка, я не буду ей подливать, чтобы она меня хвалила. Я буду стараться её вылечить.

Молодое поколение парней сейчас вымрет в этой славянской мясорубке. А женщины — рожать. Опять будет поколение, которые над любым мужиком будет трястись. У меня дочери, мне за них страшно.

Самый пик издевательств — это зима-весна. Я из-за беспредела вскрыла вены. Перед изо меня заводят в душ, воды горячей нет, она ледяная. Сотрудник сказал, пусть ждет, пока она нагреется. Ждать 4 часа, окон в душевой нет. У меня началась паника, я начинаю задыхаться, я расстилаю пакет на пол и начинаю стирать. Потом теряю сознание и слышу — входит толпа людей и начинают орать на меня, чтобы я одевалась.

Я прошу 10 минут, у меня панические атаки. В ответ — ты и так тут два часа сидишь. Слышу приказ применять силу, там мужики, я в этом полотенце. Одна навалилась на руку, где у меня шов свежий, там нитка вылетела. Мне даже укол мгновенного действия не сразу помог.

И вишенка на торте — за эти издевательства надо мной я получила еще 15 суток изо.

Это ко мне так относятся. А представьте, если обычный заключённый, которого не поддерживает никто, попробует сказать мяу. Поэтому все молчат. Может стать, как с Сашей Ярославцевой. Её избил Литвиненко (замначальника ИК-6 УФСИН России по Алтайскому краю. – «Мнения»), бил по почкам. Об этом я хочу заявить.

Теперь точно всё. Прошу прощения, это была возможность высказаться. Я замолчу на долгие три года.

Я хочу чтобы каждый из вас, когда захочет поругаться, вспоминал мои слова. И думал: вот зачем я буду ругаться, друг с другом нельзя ругаться. Главное — мы за мир, остальное ерунда и мелочи.

Не надо видеть во всех врагов. Может, и врагов не станет. Жизнь прекрасна, несмотря ни на что. Я люблю жизнь, хотя я иногда на грани. Всё будет хорошо в любом случае

читать еще

Подпишитесь на нашу рассылку