Суммарная стоимость сделок слияний и поглощений в стране в 2024 году достигла рекордных 5,11 трлн рублей, увеличившись за год на 18,1%. Если считать в долларах, то рост за год — на 7,11% до 54,3 млрд, говорится в годовом обзоре агентства AK& M, это уровень 2017 года.
Количество M& A-сделок за 2023–224 годы превысило тысячу, тоже довоенный уровень. Дело не только в скупке по заниженным, 15–35% от рыночной стоимости, ценам российских активов иностранцев, уходящих из России: таких сделок становится все меньше, в 2024 году они составили 25–30% от всех соглашений по M& A.
Высокой остается доля продаж бизнеса между российскими сторонами, хотя еще в мирное время нулевых и десятых анализ показал, что слияния и поглощения часто не приводили к росту эффективности. Желаемой добавочной стоимости они, большей частью, не создавали.
Откуда тогда сейчас такая активность российского бизнеса?
Отъем и национализация
В России с началом войны с Украиной идут одновременно, но под взаимным влиянием, несколько процессов передела производственной и в целом бизнес-собственности.
Почти закончился отъем активов у иностранных владельцев, решивших с большими потерями, но все же уйти из России. Иностранцам правительственная комиссия подчас не давала продать актив покупателю, которого они нашли, и назначало своего. Потери иностранцев только за первые два года войны превысили 107 млрд долларов.
В этом случае цель укрупнения бизнеса в России проста — подбирать то, что плохо лежит, пока росчерком пера Владимира Путина дают, чтобы перейти на новый уровень. Активы эти, можно сказать, закончились. Дальше начинается история про людей, которые вполне себе российские владельцы, но у которых, например, нет достаточно убедительных крыш.
Таким образом, продолжается национализация активов, начатая Генпрокуратурой до войны под флагом «неправильной» приватизации. Как это произошло, например, с Fesco, одной из крупнейших транспортных групп в России. Ее отобрали у братьев Магомедовых, осужденных по обвинению в мошенничестве еще в 2022 году, а основной актив Путин передал «Росатому».
Так произошло с предприятиями химической промышленности холдинга «Метахолдинг» Сейфеддина Рустамова, которые в 2023 году по иску Генпрокуратуры были приватизированы и переданы «Росхиму» Аркадия Ротенберга. Формально, на том основании, что предприятие «стратегическое», а его приватизация прошла с нарушениями (в суде Генпрокуратура ссылалась на ВНЖ владельца в США).
К аргументу прокурорских о «коррупционном происхождении» активов, как в случае с национализацией производителя макарон «Макфа», добавились ссылки на «нацбезопасность» и «угрозу суверенитету» уже от ФСБ, с которыми в суде спорить бесполезно, поскольку доказать обратное невозможно, так как все «секретно». Компания просто может оказаться просто «слишком важной, чтобы принадлежать иностранным акционерам» — так российских активов лишилась, например, финская Arctech Helsinki Shipyard.
Почему покупают
С одной стороны, есть явные бенефициары войны, вроде братьев Ротенбергов, Ковальчуков или Кадырова, которые просто пытаются сейчас использовать свои возможности для захвата дополнительных активов. У них есть деньги, которые надо куда-то деть, и нет рисков, что деньги эти отберут в Кремле. Почему бы не попытаться что-то прибрать к рукам и на этом заработать?
С другой, — люди, которые остались в России, но не связаны с Кремлем, у которых в 2022-м, и тем более в 2023–24 годах были высокие прибыли, которые некуда было деть. Нередко это бизнесмены, часто не первого порядка, которые не могут выводить деньги из страны. А с другой стороны, на счетах банков держать их опасно, потому что государство может в любой момент забрать, объясняет мне российский экономист, следящий за темой.
С помощью правоохранителей и силовиков частные структуры, конкуренты отжимали бизнес и в «сытые» нулевые и десятые с помощью уголовных дел на собственников, чтобы те переписали бизнес. Были одергивания со стороны Путина и Медведева, мол, не по чину берете. Но рейдерство никуда не исчезло. Просто сложилась централизованная коррупция, когда люди в погонах захватывали предприятия с согласия «сверху», своего начальства.
В этой системе гораздо более привлекательными с точки зрения рейдерского захвата были предприятия, у которых много денег на счетах. До войны такой бизнес, у которого возникала экстраприбыль, больше, чем предполагалось, традиционно страховал себя от захвата тем, что просто выводил эти деньги из страны в офшоры (если не вкладывал в модернизацию, как тот же Рустамов, инвестировавший в производство миллиарды, хотя это ему и не помогло).
С 2022 года выводить деньги стало делать существенно сложнее — за счет ограничений как с российской, так и западной стороны, отмечает другой экономист, также погруженный в эту тему. В этой ситуации люди, если пытаются сохранить средства, то у них нет особо других вариантов, кроме как купить что-то в России. То есть бизнесмены, не аффилированные с Кремлем, вкладываются в скупку активов, чтобы как-то обезопасить себя от государственных рейдеров.
Неэффективность и риски банкротств
Траты в расширение, в общем, создают сейчас в России большое количество уродливых компаний. Если бизнес подбирает все, что плохо лежит, то это приводит к большой неэффективности. Мало купить, дальше возникает вопрос, как ты всем этим будешь управлять? Непонятно, что они будут делать, когда рано или поздно война и перекошенная в ее сторону экономика в стране закончится?
Допустим, государственный банк ВТБ может покупать Первую грузовую компанию, чтобы затем перепродать, с «хорошей прибылью» для банка, неизвестному покупателю. Но что банку делать с покупаемым у нефтяной компании «Роснефть» судостроительным заводом «Звезда», который специализируется на крупных танкерах ледового класса, окупаемость которых для транспортировки СПГ в Арктике под вопросом?
В связи с высокой ключевой ставкой, поднятой Центробанком до 21% годовых для замедления инфляции, которая разогнана бюджетными расходами на войну, может в ближайшие месяцы появиться и еще одна группа собственников, которым придётся расставаться со своими активами, рассуждает следящий за происходящим экономист.
Высокие ставки по кредитам породили опасения волны банкротств, в первую очередь предприятий ВПК, о чем еще в конце 2024 года предупреждал глава «Ростеха» Сергей Чемезов. Но не только: в январе 2025 года эксперты ЦМАКП предупреждали о рисках для всего промышленного сектора. На уровне второго-третьего квартала банкротства и дефолты вполне вероятны, потому что ставку снижать Центробанк особо не собирается, отмечает экономист.
Компаниям, набравшим кредитов, придется тяжело. Потому что сейчас спрос объективно сокращается, госденег тоже заметно больше не будет. Скорее всего, предстоит передел, связанный с избыточными долгами, говорит мне эксперт, следящий за происходящим. В этой ситуации такие предприятия, скорее всего, будут переходить под контроль российских госбанков, типа ВТБ, Россельхозбанка или Сбера, может, и частный Альфа-Банк поучаствует.
Самим банкам эти активы без надобности, но в их перепродаже они поучаствуют. Дальше эти реструктурированные компании попадут в руки тех владельцев, которые будут готовы ими реально заниматься. Но будут ли те же Ротенберги, родственники Кадырова, или председатель Международной ассоциации бокса Умар Кремлев, ставший владельцем дилерского холдинга «Рольф», отнятого у его основателя Сергея Петрова, эффективно управлять бизнесом? «Я бы не ожидал», — прокомментировал мне российский эксперт в этой области, хорошо знающий эту сферу.
***
В 1990-е годы массовая скупка и передел собственности были попыткой создать свое хозяйство в условиях, когда у тебя очень высокие транзакционные издержки. Лучше было иметь все свое. Сейчас новый большой передел инициирован государством — волной национализации активов, приватизированных в 1990-е, и скупкой по дешевке производств и технологий, завезенных в Россию западными компаниями. У рыночных игроков, купивших новые активы, есть шансы своими приобретениями с выгодой управлять.
Близкие Кремлю государственные предприниматели на это едва ли способны, так что часть поделенного будет постепенно деградировать.
