Три месяца тому назад я сделал первую попытку оценить, какими могут оказаться для российской экономики последствия перемирия в Украине — и закончил её словами о том, что мы увидим их более отчетливо к следующему лету. Сегодня, однако, возникает всё больше поводов уточнить тот неясный и обтекаемый прогноз — тем более что новые и новые эксперты высказываются на эту тему.
Новая парадигма
Ни для кого не секрет, что к началу четвёртого года войны в российской экономике стали заметны существенные проблемы. Несмотря на высокие декларируемые темпы роста (3,6% в 2023 г. и 4,1% в 2024-м), резкое увеличение номинальных зарплат (в среднем с 57,2 тыс. рублей в 2021 г. до почти 88 тыс. в 2024-м), относительно успешное противостояние санкциям (в 2024 г. оборот внешней торговли оказался лишь на 10,3% ниже, чем в 2021-м) и более чем удовлетворительное состояние бюджета, доходы которого выросли с 25,3 трлн до 36,7 трлн рублей, экономика находится под давлением из-за высокой инфляции, повышения налогов и, разумеется, несоразмерных её состоянию процентных ставок.
Между тем проблемы, которые, как считали многие эксперты и политики, должны были оказаться непреодолимыми, таковыми не стали.
Ограничения экспорта энергоносителей предсказуемо не нанесли российской «нефтянке» смертельного удара; попытка ограничить расчеты с Китаем не сократила в прошлом году оборота взаимной торговли; эмбарго на высокотехнологические компоненты не вызвало заметной дезорганизации деятельности предприятий ВПК. Многие противники путинского режима вынуждены были признать, что санкции оказали существенное негативное влияние и на сами западные экономики.
Однако, как можно видеть в последние недели, последовательные борцы не теряют надежды: они изменили базовую парадигму и начали исходить из того, что если российскую экономику не добили санкции, то её наверняка обрушит… переход к миру. В основе смелого утверждения лежит предположение, что как так весь хозяйственный рост последних лет обеспечен бюджетными вливаниями в экономику, то заключённое перемирие позволит резко их сократить и таким образом «заглушит» работающий пока экономический «движок».
Никакого коллапса
Эта гипотеза ошибочна и способна только расширить пропасть между реальностью и прогнозами тех, кто не может распрощаться с иллюзией о скором крахе путинского режима. Одним из наиболее ясных указаний на это стал резкий разворот ряда трендов на российских рынках, последовавший за некоторыми признаками потепления в отношениях между Вашингтоном и Москвой.
Если накануне первого официального телефонного разговора между Дональдом Трампом и Владимиром Путиным индекс РТС закрылся на отметке в 992,4 пункта, а индекс Мосбиржи — 3018 пунктов, то сейчас они находятся выше тех значений на 15,2% и 6,2% (а с середины декабря рост соответственно составил 60,1% и 34,6%). Рубль за то же время укрепился на 13,4% по отношению к доллару и на 9,1% — к евро. Выросли в цене не только российские акции, чутко реагирующие на возможные перемены санкционной политики (к примеру, расписки на бумаги «Русала» подорожали в Гонконге почти на 58,7% за последний месяц и более чем вдвое с конца прошлого года), но и акции западных компаний, работающих в России (Raiffeisen Bank подорожал на венской бирже на 39%; OTP Bank Nyrt на будапештской — на 23%). Инвесторы начали активно скупать рубль (продажа валюты в феврале превысила январский показатель более чем на четверть) — в том числе и для размещения рублевых активов на банковских депозитах. Инвесторы ошибаются довольно редко — и пока как-то не слишком похоже, что с вероятным успехом мирных переговоров они связывают коллапс российской экономики.
Российская экономика несомненно выиграет от мира (хотя я считаю его наступление в этом году далеко не гарантированным). Согласно бюджету на 2025 г., военные расходы должны составить около 13,5 трлн рублей, что в 4,2 раза больше, чем в 2021-м. Даже если военные действия прекратятся, Кремль сможет сократить лишь ту часть бюджета, которая тратится на непосредственное обеспечение фронтовой операции (около 2,5 трлн рублей) и частично на выплату денежного довольствия военным за счет прекращения оплаты «гробовых», надбавок за участие в военных действиях, а также пусть и незначительной, но демобилизации — эту экономию я бы оценил в 1,5 трлн рублей из сейчас выплачиваемых 3 трлн.
Между 9 трлн и 10 трлн военные будут тратить и дальше — прежде всего потому, что оборонный заказ будет еще шесть-восемь лет возмещать потери техники и снаряжения. (Именно об этом Путин и говорил год назад.) Оборонные расходы не сдуются, а сократятся приблизительно на ту величину, какую в текущем году может, как и в 2024 году, составить дефицит федерального бюджета — учитывая и падение цен на нефть, и параллельное укрепление рубля. Вряд ли такое изменение нанесет экономике вред.
Инфляция и ставки – вниз
Стоит иметь в виду, что сейчас сложились предпосылок к изменению динамики инфляции и процентных ставок. Укрепление рубля вызовет приток вкладов в банки, а ограниченность вариантов размешения — снижение ставок депозита. Почти треть потребительских товаров, продающихся на российском рынке, связана с импортом, так что цены на них как минимум перестанут расти, и это вызовет торможение инфляции начиная с апреля — мая текущего года.
Нужно также учитывать, что в отличие от развитых экономик, в России около 60% всех коммерческих ссуд выдано под плавающий процент, и повышение ключевой ставки ЦБ не столько снижает спрос на новые кредиты, сколько ухудшает условия уже действующих. Так что уже с ноября компании стремятся выплатить кредиты досрочно и накапливают свободные средства на случай улучшения конъюнктуры.
Вклады населения в банках также находятся около рекордных уровней, приближаясь к 60 трлн рублей.
Оба эти фактора говорят о том, что как только ставки пойдут вниз, инвестиционная активность резко усилится, что не сможет не привести к экономическому росту.
Переход к миру принесет перемены и на рынок труда: с одной стороны, авральный спрос на рабочую силу снизится, а число работников возрастет за счет как частичной демобилизации, так и возвращения части «релокантов»; с другой стороны, стоит предположить, что российский рынок вновь станет популярен у гастарбайтеров из-за укрепления рубля и падение риска мобилизации.
Увеличение предложения трудовых ресурсов не может не способствовать экономическому росту.
Также почти наверняка при остановке войны проявится отложенный спрос населения на многие товары и услуги, а некоторые секторы экономики получат возможность восстановить нормальные внешнеэкономические связи — например, импорт запчастей для западных авиалайнеров.
Наконец, в последнее время поступает всё больше подтверждений показавшегося мне было вначале сомнительным тренда на возвращение в Россию иностранных компаний — если после первых знаков в пользу того, что война завершена, процесс интенсифицируется, его значение будет сложно переоценить.
Сжатая пружина
Иначе говоря, сейчас российская экономика представляет собой сжатую пружину и не может работать в полную силу из-за чрезвычайного характера сложившейся ситуации. Бюджетные вливания для военного сектора оказались весьма важными, и поддержали также экономику в целом — но не менее существенно ее поддержало и допущенное властями дерегулирование: от параллельного импорта до либерализации самозанятых. Скорее всего, при переходе к миру власти не смогут немедленно приступить к новому закручиванию гаек, т. к. задача поддержания роста и увеличения бюджетных поступлений несомненно останется приоритетной — и именно поэтому в случае завершения горячей фазы войны до лета по итогам 2025 года российская экономика не то что сорвется в кризис, но скорее всего продемонстрирует рост как минимум на уровне прошлогоднего.
Всё это и вызывает у меня очень большие вопросы о причинах разворота в экспертных оценках в пользу обоснования «послевоенной катастрофы». Да, не будет преувеличением говорить, что значительная часть роста в 2023 и в 2024 гг. обеспечена военным сектором — но разве из этого вытекает, что при прекращении войны оживление в других отраслях невозможно? Конечно же, выплаты военным — которые я описываю как систему «смертономики» — дают толчок платежеспособному спросу населения, но вытекает ли из этого, что «заглушение военного мотора российской экономики спровоцирует в России кризис, невиданный с 1980-х годов»?
Стоит помнить, что военный сектор в СССР обеспечивал не менее 16% ВВП против нынешних 8% — и к тому же тогдашняя плановая государственная экономика не могла резко реагировать на меняющиеся условия в отличие от нынешней, частной и рыночной. Да, можно повторять оригинальные доводы Крейга Кеннеди и называть российскую экономику «карточным домиком», но удивительно наблюдать, как инвесторы оценивают перспективы мира крайне положительно, а эксперты проливают над ними водопады слез. Единственной объясняющей это причиной я, увы и ах, считаю возрастающую предвзятость изучающих Россию специалистов, часто мотивированных не столько поиском истины, сколько идеологическими или этическими соображениями.
***
Завершая, хочу подчеркнуть: я скептически отношусь к перспективе скорого урегулирования российско-украинского противостояния. Позиции сторон слишком различны, а взбалмошность и некомпетентность основного «миротворца» слишком очевидна, чтобы ожидать прорыва. Поэтому более вероятным мне видится вариант продолжения войны — и, соответственно, все большей деградации российской экономики, переход к миру для которой мог бы стать неожиданным шансом на спасение.