Эту историю можно рассматривать в трех измерениях: правовом, психологическом и культурном.
В правовом измерении важно, было ли всем героиням истории 16 или нет и было в каждом из случаев согласие. Интересно, что многие авторы насилия в подобных ситуациях спрашивали пострадавших: «Есть ли тебе 16?» Это, как мне кажется, означает, что они прекрасно понимали, что сейчас могут сделать что-то противозаконное, и делали это осознанно.
Конечно, все эти правила про «16 лет» придумали какие-то чиновники, которые, весьма вероятно, не разбираются ни в психологии, ни в нейрофизиологии развития мозга. А просто так посчитали: за убийство ответственность с 13 лет, секс возможен с 16. На самом деле люди гораздо дольше не слишком хорошо понимают, как и по каким критериям им принимать решение о согласии или несогласии. Но сейчас закон РФ именно такой.
С точки зрения российского права, есть понятие активного несогласия — то есть нужно явно сказать «нет». Как указано в подкасте, если девушка от стресса парализована, она не может сказать «нет», и это проблема — но с точки зрения российского законодательства выходит, что изнасилования тут нет.
Однако в ряде международных организаций и законодательстве европейских стран принята другая правовая норма. Как мне кажется, гораздо более правильная с точки зрения возможных реакций психики. Согласие должно быть активным — то есть перед сексом человек должен явно сказать «да» или хотя бы показать это невербально. С этой точки зрения, Оксимирон девочек насиловал.
После того, как мы всё это узнали, у нас как у правового общества есть три задачи: наказать виновного, изолировать преступника и показать обществу, что так нельзя. С этой точки зрения, девушка, которая подала на Мирона заявление в СК, абсолютно правильно сделала. Суд в России, конечно, такое себе явление. Но, по-хорошему, именно органы должны разобраться, есть ли состав, мотив, умысел.
Сажать Мирона в российскую тюрьму в наши пыточные условия за такое я бы не стал, но вот домашний арест или возмещение всем пострадавшим затрат на психотерапию я бы поддержал. Да, и самого Мирона стоило бы обязать пройти тренинг для авторов насилия. Я учился на ведущего таких тренингов и могу сказать, что это действительно работает в большом проценте случаев.
Но всё это совершенно не важно с точки зрения другой логики — психологической. С этой точки зрения насилием считается всё, что воспринимается пострадавшей как насилие. Это трудно доказать в правовом поле. Но здесь нам и важно другое — во-первых, помочь пострадавшим с помощью психотерапии, моральной и социальной поддержки, да и просто проявить сострадание. Во-вторых — объяснить автору насилия, что он совершил, и научить его, как себя вести таким образом, чтобы насилие не повторилось. Например, не просто спрашивать согласие и уточнять возраст, а замечать, является ли это согласие конгруэнтным невербальным посланиям — соответствуют ли телесные реакции тому, что человек говорит. И если он говорит «да», а по телу видно, что «нет», то не стоит начинать или продолжать. Кстати, наоборот это не работает. Если человек говорит «нет», а тело говорит «да» — то также нужно остановиться.
Вообще, сексуальное желание у людей — сложная штука. Можно выделить желание телесное, эмоциональное и осознанное. Телесное и эмоциональное возникают сами собой, их невозможно контролировать, а вот осознанное желание может быть превращено в поведение или остановлено. Это разница между «хочу» и «буду». Одно дело — хотеть кого-то убить, другое дело — собраться это сделать и начать готовиться.
К слову, что нужно делать, если к вам пристает 15-летняя девушка, нам прекрасно показали в комедии «Молодой человек». Там 30-летний парень прикидывается 16-летним, чтобы выиграть деньги в конкурсе талантов. В какой-то момент к нему настойчиво начинает приставать девочка. Сначала он аккуратно сопротивляется и говорит ей, что она в свои 16 ещё встретит того, кто её полюбит. Но тут девочка сообщает, что ей 15, и парень совершает самое верное действие в таком случае — с ужасом отпрыгивает к двери комнаты и убегает.
Груминг — очень сложное для вычисления явление. В подкасте явно сказано, что под грумингом подразумевается длительное общение с подростком для того, чтобы потом заняться с ним сексом. Но тут сразу возникает проблема: совершенно невозможно понять со стороны, есть это намерение или нет. В конце концов, возможно такое, что человек общался с подростком, а потом влюбился и захотел с ним заняться сексом. Здесь ещё раз стоит повторить, что нельзя заниматься сексом с подростками даже в таком случае.
Но есть один надёжный способ отличить «грумера» от человека, который влюбился — это системность и повторяемость поведения. Во всех расследованиях Анастасии речь идет о людях, которые соблазняли подростков и творили над ними насилие систематически. То есть раз за разом, год за годом они общались с подростками, а потом склоняли их к сексу, даже если те не хотели. И вот когда этот груминг происходит раз за разом, год за годом, со множеством девушек, мы говорим о системе подготовки и насилия. И это вам не «он влюбился и 3 года ждал». Это у него система отбора и подготовки такая. Раз за разом, год за годом, и пострадавших всегда много, и историй всегда много.
Зачем же Мирон и многие другие это делают? Всё это не про секс, а про власть и удовлетворение собственных «хотелок». Поэтому такое насилие сейчас мы часто называем не сексуальным, а сексуализированным. То есть связанным с сексом, но не ограничивающимся им.
Как правило, люди, которые занимаются сексом с подростками систематически и совершают насилие, не страдают педофилическим расстройством. Им просто нравится чувствовать себя сильными и властными. Травмы детства, «она меня сама соблазняла», «я случайно», «был пьян» и прочее — это просто отговорки, которые скрывают простую истину: я это делаю, потому что хочу и могу. И мне за это ничего не будет.
С подростками действительно может быть интересно общаться. С ними, с одной стороны, можно говорить как со взрослыми, а с другой, они правда нуждаются в опеке и наставничестве. А быть хорошим наставником очень приятно. И для кого-то от этого удовольствия до сексуального влечения — один шаг. Я вам ещё более страшную вещь скажу — сексуальное влечение взрослого к подросткам клинически не является патологией. Но есть разница между влечением и его проявлением! И в отличие от подростка, взрослый может в полной мере отвечать за свои поступки и таких проявлений не допускать.
Типичный вопрос из соцсетей — почему жертвы так поздно начинают говорить об этом. У пострадавших от насилия очень часто есть избегание — это один из клинических симптомов. И как правило, пострадавшая винит во всём себя и во всём сомневается. «А вдруг это я хотела, а вдруг это я его соблазнила», — вот типичные мысли людей с комплексным посттравматическим расстройством, даже если они подвергались систематическому насилию. Поэтому когда смогли, тогда и сказали.
И наконец, культурный аспект. В ответ на подкаст ейчас появилось множество заявлений от людей 45+, мол в наше время такое было сплошь и рядом, и все женились, и ничего. И вообще это было нормально, и мы выросли нормальными, а вы тут про эту новую этику.
Во-первых, кто вам сказал, что вы выросли нормальными?
Во-вторых, даже если раньше было принято по-другому, это не значит, что это было правильно.
Были времена, когда людей из соседнего племени ели. И было это нормально и правильно. Иногда переоценка событий прошлого помогает нам не сотворить ошибок в будущем.
Возможно, после подкаста Анастасии многие женщины поймут, что с ними происходило насилие, и это было неправильно. А кто-то, вероятно, сможет этого насилия избежать. Именно это имеет значение, и гораздо большее, чем вопросы «а хотели ли они» или «виноват ли Окси?»
