Русская версия статьи, опубликованной в Russia Post и Länder Analysen.
Но очевидно, что несмотря на широкие международные санкции, введенные против России после начала полномасштабного вторжения в Украину, сокращение ВВП в 2022 году было незначительным, а в 2023 и 2024 годах наблюдался экономический рост. Этот рост ВВП сопровождался повышением реальных зарплат не только в военной промышленности, но и в гражданских отраслях.
Причины устойчивости российской экономики
Разные факторы могут объяснять такое развитие событий. Решение Кремля начать войну было сделано без учета интересов бизнеса и аргументов экономического блока в правительстве. Но с конца 2000-х российский бизнес накопил опыт противостояния внезапным шокам.
Незамеченным для многих западных экспертов оказалось выросшее за 2010-е годы качество российской бюрократии (со снижением коррупции на нижних и средних ее этажах), а также хорошо работающие механизмы оперативной коммуникации между государством и бизнесом, которые отладились во время пандемии ковида. В 2020 году эти коммуникации позволили выработать эффективные инструменты господдержки, которые в гораздо шире вновь были введены в действие весной 2022 года.
Не менее важную роль сыграл противоречивый дизайн санкций. Санкции на экспорт нефти, наиболее чувствительные для российского бюджета, были введены только в декабре 2022 года. За счет роста цен на энергоносители Россия в 2022 году получила на 100 млрд долларов больше экспортных доходов, чем в 2021 году. Персональные санкции против крупных российских предпринимателей, введенные без какой-либо понятной для бизнеса стратегии выхода из-под них, привели к тому, что олигархи вместе с их капиталами оказались в объятиях Кремля.
Наконец, в 2022 году стал очевидным раскол между Западом и странами глобального юга. Как отмечала в мае 2023 года Фиона Хилл, развитые страны недооценили возросшую роль глобального юга в мировой торговле и глобальных финансах. В результате эффективность санкций США и ЕС оказалась достаточно ограниченной, поскольку большинство стран глобального юга их не поддержали.
Неприсоединение к режиму санкций не означает, что эти страны безусловно поддерживают Россию — просто их правительства оказались не готовы нести издержки санкций, а фирмы из этих стран попытались заработать на их обходе — с учетом тех условий, которые предлагала таким фирмам российская сторона. Но в реальности это «неприсоединение» означало кризис той «модели, основанной на правилах», которую развитые страны продвигали в течение нескольких десятилетий.
Источники ренты для российского бизнеса
Безусловно, существенную роль также сыграли стимулы для бизнеса, которые возникли с началом войны и которые эффективно использовал Кремль. Эти стимулы касались не только резервов, которые накапливались в течение предшествующих 20 лет усилиями Алексея Кудрина, Германа Грефа и других либеральных технократов в правительстве. Кремль стал активно расходовать эти резервы после начала войны и созданный за счет этого «бюджетный импульс» ощутимо поддерживал спрос в экономике.
Свою роль также сыграл уход крупного европейского бизнеса из России, что было сравнимо с эффектом от девальвации рубля в 1998–1999 гг. Тогда девальвация привела к тому, что импорт в рублевом выражении стал в 3-4 раза дороже, и на этом фоне открылись ниши для отечественных производителей. В 2022 году такие ниши (и связанные с ними новые возможности получения прибыли) возникли в связи с запретом на поставки европейских товаров в рамках санкций. Еще одним источником рент стало перераспределение активов иностранных компаний, решивших прекратить свою деятельность в России. Здесь напрашивается аналогия с рентами от приватизации в 1990-е годы.
Наконец, потребность в выстраивании схем по обходу санкций привела к возникновению целой индустрии посредников, хорошо зарабатывающих на таком посредничестве. Здесь снова возможна аналогия с 1990-ми годами, когда финансовые посредники организовывали бартерные сделки и неденежные расчеты. Кроме того, как и в 1990-е годы, операции с государством оказались чрезвычайно выгодными для банков. Тогда это был рынок государственных краткосрочных облигаций и сделки с валютой, а теперь — выдача кредитов по госпрограммам с субсидированием процентных ставок со стороны правительства.
Тяжелый выбор для Кремля
Все эти возможности для извлечения ренты породили в российском бизнесе своеобразную эйфорию, которая была хорошо заметна в 2023-м и в начале 2024 года в опросах предприятий, проводимых Центральным банком. Однако эти возможности стали схлопываться по мере исчерпания соответствующих источников ренты. В 1990-е этот процесс занял семь лет и завершился дефолтом и девальвацией рубля в августе 1998 года. Сейчас источников рент, которые позволяли одновременно финансировать войну, покрывать социальные обязательства и оказывать поддержку экономике, хватило на 2,5 года. Уже с осени 2024 года стало очевидно, что Кремль стоит перед выбором между «пушками» и «маслом».
Проект бюджета на 2025–2027 годы, внесенный в Госдуму в сентябре, показывал, что приоритетом для Кремля остаются военные расходы. Они не только увеличились на 25% (и это после 70-процентного роста в бюджете 2024 года), но и были оставлены на этом рекордном уровне в бюджетных проектировках на 2026–2027 годах — в отличие от декларированных в предшествующем бюджете планов по сокращению этих расходов после 2024 года.
Одновременно впервые за все время правления Путина в федеральный бюджет было заложено сокращение расходов по статье «Социальная политика» в номинальном выражении. А повышение ключевой ставки до 21% годовых, предпринятое ЦБ для борьбы с инфляцией и «перегревом экономики», вызвало явное напряжение в бизнесе.
В публичном пространстве начались острые дискуссии о последствиях высоких процентных ставок и рисках массового банкротства компаний в строительстве и других отраслях экономики. Это напряжение не привело к реальному кризису, но эксперты признают неизбежное замедление экономики — которое будет происходить за счет гражданского сектора.
Экономика России устояла под тяжестью санкций — но дорогой ценой
Резервы, которые накапливались в течение 20 лет, практически потрачены. Почти весь рост ВВП, наблюдавшийся в 2023–2024 годах, приходится на военную промышленность и смежные с ней отрасли. Во внешней торговле сложилась сильная зависимость от Китая, на который приходится более трети экспорта и импорта. До 2022 года такие показатели были характерны для торговли с ЕС. Но если от отношений с европейскими партнерами российские фирмы получали инвестиции и доступ к новым технологиям, то в отношениях с КНР все ограничивается чистой торговлей, основные прибыли от которой получают китайские фирмы.
К началу войны большинство отраслей российской промышленности имели достаточно современные производственные мощности. Эта модернизация была обеспечена за счет западных технологий и оборудования. В момент введения санкций российским предприятиям нужно было решить проблемы с получением запчастей и компонентов к этому оборудованию. Это было сделано уже в 2022 году за счет переключения на поставки из Китая и Турции.
Однако сейчас возникает потребность в замене оборудования — и становится понятно, что технологическое отставание от развитых стран только усилилось. Яркий пример — решение о продление сроков эксплуатации десятков тысяч лифтов в многоквартирных домах, принятое в конце 2024 года. Российская промышленность не в состоянии произвести необходимое количество лифтов, а для закупок по импорту нет денег.
Наконец, экономика сталкивается с острым дефицитом рабочей силы из-за мобилизации, контрактного набора в армию и большой волны эмиграции, которые наложились на долгосрочный негативный демографический тренд. Одновременно нарастает социальное напряжение: зафиксированный в 2023–2024 годах рост реальных доходов в известном смысле отражает «среднюю температуру по больнице», особенно в регионах. Средние цифры, о которых рапортует Росстат, складываются из трех-четырехкратного роста доходов у семей контрактников и мобилизованных — и отсутствия прироста доходов у врачей, учителей, пенсионеров, а также у многих работников частного сектора, которые не могут конкурировать по зарплатам с предприятиями оборонной промышленности.
***
Все сказанное не означает, что российская экономика рухнет завтра или послезавтра. Но она стоит перед перспективой долгосрочной стагнации. Застойные тенденции будут дополнительно усиливаться в результате запущенного уже с 2023 года передела собственности с передачей активов «новым предпринимателям», полностью лояльным Кремлю.
Начавшиеся в феврале переговоры между новой администрацией США и Кремлем едва ли что-то изменят в этом отношении. Основным торговым партнером для России, обеспечивавшим доступ к технологиям и возможностям для развития, был Евросоюз. А со стороны Европы едва ли следует ожидать изменений в отношениях с путинским режимом.
За три года войны растрачены те человеческие и финансовые ресурсы, которые сформировались в 2000-2010-е годы и которые можно было использовать для развития.
