Поддержите The Moscow Times

Подписывайтесь на «The Moscow Times. Мнения» в Telegram

Подписаться

Позиция автора может не совпадать с позицией редакции The Moscow Times.

Оппозиция и глокализация, или О митинге в Берлине

Марш российской оппозиции 1 марта в Берлине собрал вдвое меньше участников, чем предыдущий, в ноябре. И европейские медиа его почти не заметили – их сегодня гораздо больше интересует обострение отношений ЕС и США из-за Украины.
Эту картинку стоило бы сделать символом марша – но его организаторы отстали от повестки
Эту картинку стоило бы сделать символом марша – но его организаторы отстали от повестки Социальные сети

По логике вещей, этот марш должен был стать, напротив, более массовым. Война продолжается, путинская диктатура никуда не исчезла, а даже чувствует себя более уверенной. Но уличный протест российских политэмигрантов, очевидно, сдувается. И может быть, причина в том, что его лозунги устарели — в сравнении с актуальной повесткой?

Советские политэмигранты 1970-х годов также могли устраивать протестные акции против Брежнева. Власти западных стран могли им сочувствовать, но медийного ажиотажа те события не вызывали, потому что никак не влияли на кремлевский режим. А ценность уличных шествий состоит не только в том, чтобы «продемонстрировать солидарность участников» — а все-таки еще и в реальной политической эффективности. Не совсем точная аналогия, но нельзя не вспомнить, что американская война во Вьетнаме была фактически остановлена именно многотысячными демонстрациями.      

Россия отдельно 

Но разве могут берлинские шествия российской оппозиции остановить войну в Украине и вообще — как-то изменить путинскую политику? Очевидно, нет. Организаторы заявляют, что ставят перед собой задачу показать западной публике «иную, демократическую, антивоенную Россию». Но она сегодня выглядит абсолютной виртуальностью. Невозможно представить шествие немецких политэмигрантов в Лондоне 1940 года «за прекрасную Германию будущего».

Продолжающаяся уже более трех лет полномасштабная российско-украинская война, судя по числу вовлеченных из разных стран участников и заинтересованных наблюдателей, уже обрела черты мировой. А это заставляет мерить все, что с нею связано, ее глобальной меркой. Но участники берлинского шествия показали, что до сих пор не научились мыслить категориями Европы — хотя многие живут там уже годами и даже десятилетиями.

Именно европейская широта взгляда позволяет, как ни странно, тоньше и острее воспринимать специфику ситуации. Сегодня Европа и Америка оказались если не по разные стороны фронта, то во всяком случае представление об этом самом фронте у них вдруг стало различным. Для Европы краеугольным камнем остается международное право с недопустимостью насильственного изменения границ, Америка же перешла в режим «сделок», что возвращает нас к разделению на «зоны влияния» метрополий. Европа уже была ареной противостояния империй, может, поэтому теперь и стала главным мировым противником имперских реставраций — как российской, так и трамповской «great again».

Но на берлинском шествии никто не поднял иронического плаката с символом новой глобальной любви двух империй, который граффитисты и демонстранты в других странах уже давно используют. Хотя это могло бы легко сделать российскую антипутинскую оппозицию частью общеевропейского гражданского активизма. Но — «российский патриотизм» у нее оказывается сильнее, что вызывает у европейцев недоумение, они не спешат присоединяться к российскому маршу. Ибо для берлинцев было бы странно шагать в колонне под лозунгом «Россия против Путина». Это для них звучит примерно как «Рейх против фюрера».

Берлин и Магадан 

И совсем уж нелепо выглядели участники, гордо маршировавшие под российскими триколорами, объясняя это тем, что они «не хотят отдавать наш флаг Путину». Кому и что вы можете «не отдавать», если именно эти флаги Россия вешает на захваченных городах другой страны? Конечно, для проживающих в Берлине украинцев такая «протестная» символика выглядела совершенно дико и нелепо. Марш зашел в исторический тупик…     

Одна из звучавших на берлинском марше кричалок, пришедшая еще из эпохи московских шествий 2011–2012 гг.: «Путин-лыжи-Магадан!» Наверняка тем, кто ее задорно подхватывает, она кажется остроумной, хотя на самом деле демонстрирует лишь их неизбывный москвоцентризм. Он неудивителен, ведь большинство участников марша — бывшие москвичи, для которых «Магадан» — это не тихоокеанский город, а какой-то далекий ужас-ужас из советского прошлого. 

Шотландский социолог Роланд Робертсон еще в конце прошлого века разработал теорию глокализации и ввел сам этот интересный неологизм. Он утверждал, что на планете происходит не одномерный процесс глобализации, но он диалектически сочетается с локализацией. Глобальные корпорации локализуют свою продукцию, а локальные бренды хотят выйти на глобальный уровень. В политике этот двойственный процесс проявляется как рост значимости глобальных проектов и одновременно региональных движений, которые начинают взаимодействовать между собой напрямую, тем самым постепенно размывая «государство» — идола прежней политики.

Европейский Союз наглядно демонстрирует глокализацию в том, что региональные партии из многих его стран-участниц избираются не только на местных выборах, но и в Европарламент. Но для российской москвоцентричной оппозиции это — очень далекая тема, поэтому ее деятели автоматически выпадают из европейского контекста. В попытке понять причины перерождения постсоветской России в агрессивную империю они упираются во что угодно — то в олигархов 1990-х, то в личные качества Путина — но никак не в полную отмену федерализма. Федерализм по своей изначальной природе нацелен на внутреннее развитие страны и прямые договорные связи между ее регионами. Но если вся власть и ресурсы жестко централизуются — у правителей вместо внутреннего развития возникает соблазн к внешней экспансии. В той же федеративной Германии это давно поняли — и поэтому уровень самоуправления земель там максимальный. Однако для российских оппозиционеров федерализм никогда не был доминирующим требованием, для них главное — поменять «плохого» кремлевского царя на «хорошего», но само «царство» они хотели бы сохранить.    

Против империи

Поэтому неудивительно, что в берлинском марше не приняли участия представители многочисленных регионалистских движений, активно возникающих в политэмиграции за последние годы. В отличие от «общероссийских» лозунгов оппозиции они предпочитают говорить о построссийских перспективах. Некоторые оппозиционные медиа ругают «сепаратистов», не замечая, что фактически сливаются в этой критике с официальной пропагандой. Однако российская генпрокуратура неслучайно объявила построссийский форум «нежелательной организацией» — значит, у охранителей есть серьезные основания опасаться таких движений, которые выступают не только против Путина, но против империи как таковой. Можно, конечно, не говорить громких слов типа «распад», которыми участники этого форума злоупотребляют, выпадая в типичный wishful thinking. Но в любом случае, как показывает история, после периодов тотальной централизации Россию циклически неизбежно настигает очередной «парад суверенитетов». И не желая предвидеть такой перспективы, российская оппозиция фактически солидаризуется со столь ненавистной ей кремлевской властью. 

Неудавшийся берлинский марш 1 марта, надо надеяться, станет для оппозиционеров поводом задуматься: почему они проигрывают сразу на двух фронтах — глобальном и локальном? Не вписываются в европейский политический контекст, не находят общего языка с представителями различных регионов собственной страны. А если такого осмысления не состоится, тогда этот марш уйдет в никуда, потому что «империй добра» не бывает.

читать еще

Подпишитесь на нашу рассылку