Трамп не переживет »второго Кабула», за первый он яростно критиковал администрацию Байдена, и это был один из предвыборных козырей. А сделка между Израилем и «Хамасом», основным драйвером которого выступил Трамп, поможет формированию выигрышной позиции на переговорах с Путиным о прекращении войны в Украине.
Переговоры между командой Дональда Трампа и неназванными пока представителями Кремля уже стали долгоиграющей интригой. Последние высказывания Трампа вряд ли много прояснили, хотя он неожиданно критически высказался о Путине и его войне в Украине, подчеркивая проблемы в экономике и угрожая усилением санкционного нажима. Источники Reuters указывают, что и Путин стал признавать экономические диспропорции в стране, но готовится заявить о достижении целей СВО. В ожидании телефонного разговора Путина и Трампа множатся сложные схемы, обсуждается логика различных подходов у групп влияния внутри России, что способствует выработке позиции Путина.
Постоянные обсуждения переговоров, а не сами переговоры — не просто политические маневры; напротив, они представляют важный момент в лиминальном пространстве, где устоявшиеся нормы не действуют, а новые только возникают.
Мы первыми вводим в публицистический оборот эту концепцию и считаем, что описание лиминального (порогового, переходного) состояния может быть применено для формулировки выигрышной переговорной стратегии команды Трампа с целью достижения мира в Украине.
Для начала немного теории
Лиминальность описывает фазу двусмысленности и дезориентации, которая возникает во время изменений человеческого состояния или статуса. Сам термин был использован антропологом Виктором Тернером для описания промежуточной стадии обрядов перехода, когда люди претерпевают трансформацию и не находятся ни в своем предыдущем состоянии, ни в ново идентичности. В социальной антропологии лиминальность исследуется в контексте культурных ритуалов и социальных движений, особенно когда люди переходят от детства к взрослой жизни — к примеру, бар-мицва у иудеев.
Социальные движения и революции также воплощают лиминальность, поскольку меняют власть. Лиминальным стало и движение за гражданские права в Соединенных Штатах: оно бросало вызов расовой сегрегации и вело к пересмотру общественных норм равенства и справедливости. К лиминальным следует отнести и социальные движения MeToo и BLM.
Лиминальность может серьезно влиять на политическую динамику стран и народов. Вот несколько разнородных примеров:
- Конфликт вокруг Ирландии (с начала по конец XX века), часто называемый смутой, в ходе которого Ирландия, некогда часть Соединенного Королевства, стала самостоятельным государством и республикой, а часть Ирландии, Белфаст (или Северная Ирландия) осталась в королевстве, но добилась определенных прав.
- Арабская весна (2010–2012 гг.) — демократические волнения, охватившие Северную Африку и Ближний Восток, которые где-то привели к смене режима (Тунис, Египет), а где-то к хаосу гражданской войны (Ливия, Сирия).
- Распад Советского Союза (начался в 1991 году, продолжается до сих пор, в том числе в форме войны в Украине): переход от советской идентичности к национальной, наиболее трудный — в России, пытающейся присвоить себе советскую идентичность.
- Распад Югославии (начался в 1989 году и продолжается до сих пор — в форме отделения Косова и национального противостояния в Боснии и Герцеговине): переход от имперской идентичности Королевства Югославии (или Королевства сербов, хорватов и словенцев) к национальной идентичности семи республик, среди которых Сербия по-прежнему пытается играть лидирующую роль; любопытно, что само Королевство Югославия возникло как результат лиминального процесса при распаде Австро-Венгерской империи после Первой мировой войны.
- Образование Европейского Союза (идет с 1950 года, с момента появления Европейского объединения угля и стали), представляющее собой лиминальный процесс объединения — в отличие от предыдущих примеров.
- Можно выделить из образования ЕС лиминальный процесс — Brexit, выход Великобритании из общеевропейского пространства.
Несовершенный этногенез
Вернемся к войне, которую ведет Россия против Украины и которая вызвана кризисом национальной идентичности. Россия не справилась с задачей выстроить эту самую идентичность, поэтому делает попытку вернуться в прошлое, вернуть себе целиком советскую идентичность, для чего ей приходится силой нарушать мировой порядок. В качестве оправдания Россия (Путин) приводит аргументы лиминального характера: дескать, идет обратный переход к тому, от чего ошибочно отказались в предыдущем лиминальном периоде.
Но в этом дискурсе обнаруживается системный дефект: «советский народ» как общность, по всей видимости, состоялся (иначе не было бы такой травмой для всех без исключения бывших советских республик преодоление советского культурно-бытового наследия) — а вот отдельного российского народа никак не получилось. Это хорошо видно не только по агрессивной риторике в сторону Украины (якобы это по мнению Путина «один народ»), но и по неспособности Москвы выставить себя единственной и последней защитницей русскоязычного населения всего мира: риторика никак не подкрепляется действиями, о чем с горечью расскажут русскоязычные и с постсоветского пространства, и бывшего эмигрантского.
Самообъявленная гибридная война России со всем цивилизованным миром (по выражению бывшего посла США в Москве Салливана) — жуткий эпизод ее переходного состояния, в котором логично сочетаются традиционные военные стратегии и нетрадиционные практики, что позволяет России сохранять наступательную позицию, но и избегать признания вины.
Ядерная угроза
Концепция лиминальности позволяет дать неожиданное объяснение ядерной стратегии России и того, как она соотносится с коллективной психологией нации и ее подходом к угрозам суверенитету и нацбезопасности, объяснение сладострастному использованию ядерного шантажа и мечтах о фактическому применению ядерного оружия. Недавное обновление ядерной доктрины России предполагает сценарии, в которых ядерное оружие может быть использовано в ответ на обычные угрозы, особенно со стороны неядерных государств, поддерживаемых ядерными (читай — Украины). Российская концепция «эскалации для деэскалации» — продолжение советской лиминальности, где эскалация во имя «стратегических целей» (Венгрия-1956, Чехословакия-1968, Афганистан-1979) максимально ускоряется, чтобы не противнику эффективно реагировать. Россия так частит с ядерной угрозой, что обеспечивает переход от идеи неприменимости оружия массового поражения к привыканию к разговорам о его применении и к снижению порога реального применения — чтобы не разбираться, блефует Москва или говорит серьезно. Все это чревато непредумышленным ядерным столкновением.
Начинаем переговоры
Итак, концепция лиминальности помогает лучше понять действия Кремля и привести к успеху администрацию Трампа на переговорах с Россией о завершении войны в Украине. Как два лидера с лиминальными характеристиками личности могут найти общий язык и договориться о прекращении войны в Украине с учетом ее интересов. Для начала фиксируем стартовые позиции сторон на конец января 2025 года.
Украина:
— настаивает на возвращении всех территорий, оккупированных Россией, включая Крым;
— заявляет о готовности участвовать в прямых переговорах с РФ, если США предоставят гарантии безопасности;
— ищет надежную международную поддержку и гарантии безопасности от западных союзников для сдерживания дальнейшей агрессии;
— подчеркивает необходимость ответственности за военные преступления, совершенные во время конфликта, и требует компенсации;
— решительно отвергает любые предложения, которые могут поставить под угрозу ее суверенитет или территориальные претензии, утверждая, что мир не может быть достигнут за счет национальной целостности и против ведения переговоров по Украине без ее участия.
Путин:
— требует признания Крыма, Севастополя и целиком Донецкой, Луганской, Херсонской, Запорожской областей, хотя часть территорий еще не находится под контролем РФ, конституционной частью РФ;
— требует фактического разоружения Украины, настаивая на ограничении численности армии и видов имеющегося вооружения;
— считает, что США стали стороной конфликта, раз они поставляют вооружения Украине и оказывают ей финансовую помощь;
— настаивает на «гарантиях безопасности», которые как минимум не допускают расширения НАТО на восток и ограничивают военное сотрудничество между Украиной и западными странами;
— считает, что Украина должна отказаться от своих претензий на суверенитет в качестве предварительного условия для любых мирных переговоров;
— требует учета «реалий на земле» и хочет сохранить военное присутствие в регионе и поддерживает проведение военных операций, необходимых для обеспечения безопасности.
Трамп:
— готов применить свой традиционный транзакционный подход к международным конфликтам, видит и подчеркивает примат интересов США в мирных переговорах;
— не вступает в историко-политические споры, но фокусируется на экономических стимулах, чтобы побудить обе стороны достичь соглашения, связывает помощь США Украине с соблюдением мирных инициатив и снятием части санкций с России;
— готов продолжать поддержку суверенитета Украины;
— настаивает, чтобы европейские страны взяли на себя значительно большую ответственность за коллективную оборону Европы.
Подход Путина к власти и, следовательно, и его понимание международных отношений можно охарактеризовать как мафиозно-криминальный, поскольку он всегда ставит консолидацию своей власти и стратегическую манипуляцию выше соблюдения международных норм и правил. Тактика переговоров Путина включает в себя постоянную двусмысленность, ложь и передергивание — таков же и фирменный стиль его криминального мышления. Создавая неопределенность относительно реальных намерений России, как посредством военного позиционирования, так и недопустимыми по тону и противоречивыми заявлениями, он успешно использует слабости противников.
Среди которых, вероятно, одна из главных состоит в том, что Запад по-прежнему рассматривает Путина как политика, отвечающего за свои слова, хотя он уже многократно доказал, что это не так. «Держать дверь открытой» можно, если не имеешь дела с грабителем, который вломится с другой стороны и в окно. Краткосрочные выгоды для Путина со всей очевидностью важней долгосрочной стабильности в отношениях. Для начала переговоров нужны максимально простые и четкие, и подробные предварительные условия, которые не получится извратить.
О чем говорить
В этом смысле бизнес-подход Дональда Трампа, который подчеркнуто не терпит дипломатических экивоков и всегда выступает за прямое взаимодействие с противниками, — хорошая позиция. Больше того, Трамп готов на бóльшие уступки и компромиссы, чем даже обсуждалось в администрации Байдена, что уже воспринято Кремлем как слабость, можно в ответ изобразить и заискивание Трампа.
Трамп будет использовать экономические стимулы против России — к примеру, введет максимально жесткие санкции, а затем отменит часть из них — в обмен на выполнение начальных требований. Трамп часто критиковал НАТО и может предложить переоценку роли альянса в Восточной Европе, и это потенциально предполагает более гибкую позицию в отношении стремлений Украины к НАТО по сравнению с предыдущей политикой США.
Трамп больше сосредоточен на установлении двусторонних отношений с Россией, а не на многостороннем подходе с участием европейских союзников, и это также меняет динамику мирных переговоров. Непредсказуемость Трампа может служить сдерживающим фактором для Путина с его формой «непредсказуемости» — в Кремле не любят и побаиваются стратегической неопределенности, и если Путин поймет, что Трамп может и далее действовать хаотично или без привычных политических ограничений и дипломатических норм, это может воспрепятствовать его встречным агрессивным действиям.
Позиционируя себя как политического предпринимателя, готового вести переговоры на нетрадиционных условиях, Трамп создает новые возможности для дискуссий с Кремлем. Путин может внезапно распознать в Трампе «своего», а значит, «договороспособного», что позволит обрести им почву для переговоров. Сами переговоры должны подчеркнуть лиминальные личностные характеристики обоих лидеров, что сыграет решающую роль в формировании динамики их дискуссий. Взаимодействие нарочитых двусмысленностей, меняющихся требований, военного контекста разговоров и столкновение двух раздутых эго, вероятно приведет к тому, что соглашение будет само по себе страдать лиминальностью — неопределенностью, переходностью, множественностью толкований.
Высокие переговаривающиеся стороны
Переговорный процесс всегда — психологическое состязание переговорщиков, а значит — состязание ценностей. Рассмотрим, каковы в этом отношении главные переговорщики, Трамп и Путин. Для начала заметим, что оба лидера ценят больше символические победы, чем субстантивные решения, оба искусны в дискуссиях с позиции силы в переходные моменты.
Трамп может представить переговоры как поворотную точку, где он может переопределить отношения США и России и выпятить свою уникальную роль в прекращении войны.
Путин постарается выключить из переговоров фактор Зеленского и удерживать Украину в состоянии напряженности, не допускать стабилизации, объявлять свои достижения незыблемыми (что наше — то наше, а вот о вашем-то мы и перетрем) и стараться всячески, в том числе шантажом, ослабить решимость Запада положить войне конец.
Трамп обязан доминировать в обсуждениях, предлагая грандиозные решения, требуя признания своего первенства и переговорного мастерства.
Путин будет изображать мудрость и силу, чтобы казаться непреклонным и для внутренней, и для международной аудитории.
Оба будут сопротивляться соглашениям, которые закрывают будущее маневрирование. Оба умело представят компромиссы как свои личные победы.
Трамп будет требовать от Путина «окончательную бумажку», чтобы (будучи ограничен сроком пребывания в президентском звании) представить ее как доказательство своей способности «доводить дело до конца», что грозит ущемлением интересов Украины.
Путин будет требовать от Трампа признания территориальных завоеваний и грозить распространением конфликта.
Трамп может отдать приоритет «рамочному» соглашению, которое оставит детали нерешенными, что позволит ему оставаться вовлеченным в мировую геополитику.
Путин может стремиться к документу, который сохранит статус Украины неопределенным, чтобы по-прежнему иметь в руках рычаг влияния на Запад. Учитывая лиминальность самого Путина и его убеждение, что никакой Украины вовсе нет, а есть только части России и, может, других стран, вроде Венгрии, он станет сопротивляться любой сделке, которая закрывает будущие возможности маневра.
Трамп не участвовал в международной дискуссии о Крыме, поскольку был избран в 2016 году, поэтому фактически был поставлен перед фактом прошедших негласных решений и не «потренировался» ни на Крыме, ни на отделении от Грузии Абхазии и Южной Осетии в 2008 году. Трамп высказывался о признании «ЛНР» и «ДНР», хотя его позиция по этому вопросу была неоднозначной и часто зависела от настроения, целей и политического контекста. Несмотря на тогдашние заявления Путина об отсутствии российских войск в Донбассе, Трамп в первую каденцию давал понять, что считает Кремль ответственным за конфликт. В интервью и на встречах с журналистами он отмечал, что действия России на Украине противоречат международным нормам. Он обвинял администрацию Обамы в том, что она позволила Путину аннексировать Крым и начать военные действия в Донбассе.
Путин давно сформировал свои подходы к таким «кризисным» переговорам. Он оттачивал свои шулерские навыки, наблюдая за действиями противников по «Великой шахматной доске» в 2008 г. во время «грузинского кризиса», а в 2014 г. — уже открыто вступил в полемику с «коллективным Западом» о судьбе Крыма. Развивая полемику вокруг вопроса «коллизионности» (именно так мыслит Путин, аннексируя территории, а автором этой концепции является еще один великий легист Дмитрий Козак) многих исторических процессов и территориальных решений, он зомбировал «демократических переговорщиков» двойственностью оценок и заставлял отступить, не давая даже возможности конструктивного обсуждения фактов, так как он их отрицал.
Именно по поводу юридической коллизии и взгляда на легитимность сценариев реализации глобальных притязаний и столкнутся лиминальные характеристики переговорщиков: Трамп желает отжать Гренландию, сделать одним из штатов большую страну — Канаду (аналог Украины для Трампа), поставить под контроль Панамский канал, а про желания Путина уже и так всем известно. Путину хотелось бы ему, конечно, повторить Минские соглашения десятилетней давности и так же, как тогда, получить все, что ему нужно, у «коллективного Запада».
Путин ни на секунду не останавливался в создании плацдармов для дальнейшей аннексии территорий Украины, вел политику «а Васька слушает, да ест», создавая полукольцо военных баз вдоль границ с Украиной, удлиняя взлетную полосу в Энгельсе для переброски стратегических бомбардировщиков на этот аэродром как базу сегодняшних воздушных атак, передислоцировав 20-ю танковую армию к границам с Украиной и т. д. Все это время он объяснял свои действия необходимой самообороной и не давал возможности обсуждать иную действительность, а на самом деле уводил собеседников от оценки реальности этих действий.
Что у Путина?
Какие же «приветы» Путин уже прислал формирующейся администрации Трампа? Кроме усиления боевых действий, провокаций с «предложениями о рождественском перемирии» венгерского премьер-министра Виктора Орбана, Путин подсуетился и своевременно подписал с Ираном договор о стратегическом партнерстве, сразу вслед за соглашением о всеобъемлющем стратегическом и военном сотрудничестве с Северной Кореей. Можно ли воспринимать эти соглашения как необходимое основание для взаимодействия с этими странами Кремлю? Конечно нет, скорее всего это лишь эсэмэски, которые Путин усиленно шлет через океан, он таким образом активно троллит Трампа, «размягчая» его перед переговорами.
Какие еще козыри есть на руках у Путина перед переговорами и может ли он резко повысить ставки? Как прогнозирует Анатолий Несмиян, Путин мог бы пойти на аншлюс Молдовы или стран Балтии и устроить кризис в НАТО. Также он мог бы пойти на применение тактического ядерного оружия — ударить по Украине или с территории Беларуси выпустить ТЯО по Польше. Возможно, Путин попробует применить условный «Орешник» (правда, кажется их больше нет) по какому-нибудь важному острову в океане типа Диего-Гарсия, что не вызовет серьезных ответных мер со стороны США и НАТО. Или ударить по строящемуся на острове Абд Аль-Кури аэродрому в архипелаге Сокотра, чтобы испугать друзей (как известно, кремлевские часто бьют друзей, чтобы враги боялись). Путин мог бы побудить «друга Кима» запустить ракету по малозначимому островному объекту в Тихом океане — а затем посмотреть, что за «движуха» возникнет в Европе и в мире. Такой «ракетный дартс» тут же уберет лишних (по мнению Путина) участников переговоров и оставит его за столом один на один с Трампом, при этом не нанеся серьезных разрушений — так как в большинстве своих сценариев он формирует воронку ужаса у непривыкших к жестоким реалиям современной войны европейцам.
А что же у Трампа?
Какие у него козыри? Многие аналитики уже сегодня заявляют, что фактическое усиление санкционного давления на Россию, агрессивная риторика членов кабинета Трампа и, конечно, предоставление огромных пакетов военной помощи в последние месяцы — согласованная политика переходного времени: приходящего Трампа и уходящего Байдена, чтобы противостоять усилившемуся давлению с российской стороны на фронте в Украине.
Трамп должен понять, что Кремль примет логику переговоров только в том случае, если будет видеть жесткую и непримиримую оценку своих действий со стороны «Запада», катастрофические последствия, которые начнут затрагивать окружение Путина, что возможно только при достаточно серьезном разрушении основ экономики России.
Хорошим инструментом для успешного диалога с Путиным может быть неожиданная смена позиции его «союзников», которых он постарается оторвать от Путина. Наверное, Северную Корею сложно будет вырвать из медвежьих объятий Кремля без согласия Китая, но «предательство» Ирана нанесло бы серьезный урон безмерным амбициям Путина и дало бы Трампу дополнительную возможность чувствовать свое преимущество за геостратегической «шахматной доской». Может быть, он постарается оторвать и Венесуэлу и Никарагуа.
Трампу важно подчеркивать региональный характер оптики Кремля, поскольку после бегства Асада из Сирии Путин становится в большой степени региональным лидером. Трамп должен «отзеркалить» идею Бжезинского и продолжать удары по «кольцу друзей» Кремля. Внутри самой России можно ожидать акции против бессмысленных, но знаковых людей — таких, как Сергей Шойгу или Дмитрий Медведев (прикрывшись битвой башен Кремля), и сделав, так сказать, предупредительный выстрел в воздух, что не только разогреет политический ствол, но и установит легитимность дальнейшего применения при стрельбе на поражение. И, сделав все это, уже с чистым сердцем пригласить Путина на встречу в Нью-Йорк, в цитадель международного права — штаб-квартиру ООН, как бы намекая на «новую старую Ялту». Но это потребует времени. Все это означает, что это не разговоры о переговорах и что подготовка к переговорам гораздо важнее самих переговоров.
Мир в Украине не начинался с Трампа, и скорее всего, им не закончится. Пока все идет к тому, что Трамп вынужден будет обозначит позицию силы, что безусловно правильно. Кремль готов перетереть с ним лично, если Трамп обратится к Путину с серьезным предложением. Но у нового старого президента США, безусловно, есть возможность, используя свою колоссальную интуицию и гибкий план переговоров, достичь результатов, в которых заинтересована Украина и демократический мир во главе с США, и создать ощущение у Кремля и лично у Путина, что успех остался за ними.
