В Берлине помимо стандартных травм: оторванных пальцев рук, поврежденных ног и глаз, — было два примечательных случая. Один любитель умудрился взорвать кюгельбомбу (очень большую круглую «петарду»), и в окнах соседнего дома вылетели стекла, а жильцов пришлось эвакуировать, а другой запустил ракету в открытое окно, и она взорвалась в квартире.
Но было еще одно последствие.
В новогоднюю ночь полиция Берлина задержала 670 человек: 406 из них граждане Германии, 264 — приезжие. Журналисты новость комментировали: вот, вопреки расхожему мнению, что все преступления совершают мигранты, мы видим, что это не так. Немцы тоже хороши, дома и стены помогают.
Но чуть позже неизвестный источник в полиции передал порталу nius.de (порталу правой политической направленности) паспортные данные 256 задержанных граждан Германии. Выяснилось, с одной стороны, очевидное: в списке всего 9 женщин и почти всем задержанным меньше 30 — т. е. молодые мужчины как источник криминальных новостей. А с другой, менее очевидное: 90 задержанных граждан Германии носят не «типично немецкие имена». В списке 12 Мохаммедов, 8 Али и 6 Юсуфов.
Портал с правыми политическими взглядами комментировал это так, что даже если у человека есть паспорт и гражданство, не стоит говорить, что преступления совершают немцы. И даже больше — у криминала есть национальность.
Начался спор, Карл Шмитт называет это разницей между законом и правом: с одной стороны, по закону, если Али гражданин Германии, то Али — это немецкое имя, тем более что его носят тысячи и десятки тысяч граждан Германии. Но… есть граждане, а есть граждане и их права вести себя тут как им хочется не одинаковы, мы знаем, кто тут давно живет, а кто приехал…
(Шмитт, надо помнить, был тем, кто легализовал приход Гитлера к власти, и поэтому, будем честными, местами вся эта логика в двух шагах от этнических чисток.)
Но мне кажется, что тут есть более интересная часть, кроме вот этого: что важнее, право или закон. Кто-то в полиции имеет доступ к списку задержанных и считает, прочитав его и сделав свои выводы, что список надо опубликовать. Он (она) считает это важным, несмотря на то что ее (или его) могут за это уволить. И не просто опубликовать, а передать очень конкретным журналистам, с очень конкретными политическими взглядами и сомнительной репутацией, которые тоже немного закроют глаза на ответственную и непредвзятую журналистику.
Технически это можно назвать проявлением структурного расизма.
Расизм как политэкономия
Пока в Берлине считали оторванные пальцы, я читал Ричарда Лахмана, «Пассажиры первого класса на тонущем корабле. Политика элиты и упадок сверхдержав». Толстое исследование, как страны становятся гегемонами, а потом перестают ими быть. Коротко: потому что элиты слишком жадные и не думают о будущем. Автор начинает с испанцев, потом рассказывает о Голландии, потом Британия, над которой не заходило — не заходило солнце, а потом зашло, и наконец разбирает, как США начиная с 1960-х становятся гегемоном, а потом колеса увязают в грязи.
Отдельная, невероятно интересная глава: как устроена армия США, бюджет которой больше, чем у армий десяти следующих стран, но США проиграли все войны после Второй мировой. Коротко: коррупция и высокомерие.
Но самое интересное: автор не акцентирует на этом специально внимание, но снова и снова делает сноску — США очень расистская страна. Снова и снова: когда перед элитами встает выбор, идти направо или налево — всегда выбирается путь, который сохраняет привилегии белых, только белых и только потому, что они белые.
Даже если это не выгодно стране в целом.
Самый простой пример — ветераны Второй мировой, которым по возвращении выдали специальные социальные программы: низкую ставку ипотеки, дешевые кредиты, возможность почти бесплатно получить высшее образование. (Именно эти социальные программы стали залогом возникновения среднего класса и основой того, что экономика США с 1950-х по 1980-е росла без особых сбоев.)
Но только если они были белыми. Чернокожие ветераны не получали ничего, а если им и удавалось добиться чего-то как ветеранам, дом в ипотеку они могли купить с огромным трудом и только в специально отведенных местах — и это картирование до сих пор отзывается в американском обществе, а получение высшего образования становилось невероятно сложным чисто технически в силу устройства институтов высшего образования.
То есть. Американский средний класс, который и создал США как сверхдержаву, — мог бы быть больше за счет небелых граждан. Но нет. На протяжении всей истории США во второй половине XX века и первой четверти XXI каждый раз, когда случался выбор между «пойти в сторону инклюзивности» или «в сторону эксклюзивности» — политический выбор всегда был расистским.
Маленькое промежуточное резюме
Ричард Лахман умер в 2021 году, и на последних страницах он пишет, прогнозируя ближайшее будущее, среди прочего, что Россия никогда не нападет на соседние страны, например Украину.
Его спросить уже не получится, но прочитав книгу, я вдруг подумал — в течение трех лет, что идет война, снова и снова поднимается вопрос: почему вы не разрешите российским элитам вывезти капиталы из России и легализовать их на Западе при тех или иных условиях? Это было бы хорошим подспорьем в борьбе с Путиным!
Если элиты и финансовая система Запада устроены так, как их описывает автор, то у этого запрета есть вполне вменяемое объяснение. Помимо того, что никто не хочет экспорта коррупции, которая очевидно приедет с российскими деньгами, есть еще одно: виллы Ротенбергов и виноградники Медведева — это норм, пока они «туристы», но не очень норм, если они приедут и будут прямо жить тут. У всех перед глазами пример Абрамовича и его «Челси». Грубо говоря: мы живем, и у нас все хорошо, мы всех знаем, нас все знают, нам новые игроки на поле не нужны. Мы обойдемся без российских денег, если это угрожает нашему положению.
Элиты везде стремятся сохранить свое положение, не считаясь с чужими жертвами и не заглядывая далеко в будущее.
Трамп и бессознательное
Вообще весь этот текст вместо фейерверков должен был начинаться с вопроса: а что у Трампа за проблемы с Мексикой? Я ни в каком виде не претендую на понимание внутренней проблематики США или международной политики, но Мексика? Опять?
В первый срок он строил стену на границе. Это я могу понять. Трамп кандидат от народа, причем очень конкретного народа, его избирателям мексиканцы-мигранты могут реально мешать. Или им кажется, что мешают.
То есть можно, конечно, объяснить, что начиная с 1980 годов большая часть обрабатывающей промышленности в США переехала в Юго-Восточную Азию и в ту же Мексику (с логистикой проще), то есть это рабочие места уехали к мексиканцам, но это вопрос не к мигрантам, а к банкам и корпорациям. Но надо построить стену.
Но вот теперь. Второй срок еще не начался, а Трамп уже предлагает переименовать Мексиканский залив в Американский залив. То есть к тому, что было — издалека, смутно, прищурившись, — похожее на политику-экономику, добавляется что-то новое. Так загадочно сформулированное, что даже неочевидно, что это оскорбление.
Это выглядит очень странно, даже кажется, что в этом есть что-то личное.
Пятиминутка теории психоанализа
У Лакана (французского философа и психоаналитика) есть известная максима «Бессознательное не знает слова нет».
Я очень люблю эту фразу потому, что ею можно объяснить почти все про то, как устроена наша внутренняя психическая жизнь.
Фрейд описывал психику человека как трехчастный механизм, состоящий из бессознательного, эго и суперэго. Суперэго — запреты и ограничения. Наши родители говорят нам «не делай так», «это неприлично», «веди себя нормально» и т. д. Мы растем появляются друзья, коллеги, структуры, институции, которые накладывают и накладывают на нас сети ограничений. Мы не делаем вот этого или вот того потому, что есть правила. Вот знание этих правил или знание об их существовании и автоматическое их исполнение — это суперэго.
Бессознательное — это животное, жизненное начало. Я своим студентам-дизайнерам приводил такую метафору: представьте, что вы приехали с собакой на дачу. Вы вышли из машины, открыли дверь и пес вылетел и начал носится. Вы еще не открыли багажник с сумками, а он уже успел погонять кота по кустам малины, облаял соседей, нашел единственную лужу и вывалялся в грязи, забежал в дом и все затоптал, вырыл посреди клумбы яму, поспал в ней и сделал это все еще раз по кругу. Этот пес — живой и радостный, основная забота которого бежать и получать удовольствие — и есть бессознательное.
Это наша жизненная энергия, витальная сила, которая заставляет нас вставать по утрам, чтобы что-то сделать, чтобы чего-то добиться, идти вперед и надеяться. Именно это заставляет нас писать стихи и творить, чтобы произвести на кого-то впечатление: посмотри сколько у меня сил и энергии, полюби меня.
У Кейнса описан animal spirit — особое духовное состояние общества, которое и делает экономику растущей или, напротив, депрессивной — это бессознательное для социумов.
Наконец, эго — наше сознание между двумя этими силами. Студентам я предлагал представить себе собачку на молнии. Вы идете на вечеринку, пьете алкоголь, поете песни и флиртуете со всеми подряд, вам кажется, что вы остроумны и жизнерадостны. Вы двигаете собачку на молнии вниз, расстегиваете ваш футляр, и ваше бессознательное, внутренний пес, вырывается наружу. А на следующий день «пес» выдохся и спит, и власть захватывает суперэго — ограничения и запреты, наглухо закрытый футляр: вам кажется, что все было плохо, что вы опозорились и все теперь над вами смеются.
Ну или так: психику человека можно представить в виде спектра, на одной стороне которого энергичное и безбашенное бессознательное, а на другой — скучное и все запрещающее суперэго. Сознание — ползунок, который двигается по этому спектру и в зависимости от внешних обстоятельств, контекста и внутреннего положения ползунка человек реагирует на событие.
Бессознательное не знает слова нет
Но возвращаясь к Лакану. Чем хороша фраза — она говорит нам, что наше бессознательное (иногда это крайне разрушительная энергия, будем честными) всегда должно быть чем-то положительное для нас. Это не отрицание, это всегда утверждение.
И даже когда мы кого-то искренне ненавидим, для нас в этом всегда есть что-то приятное и положительное, ласкающее и греющее душу. Представьте, что вокруг никого нет. Подумайте о Тигране К. в коме. Чувствуете?
Это довольно трудно понять. Как это? ненависть — положительное чувство? Но кажется, именно так оно и работает. В каждом конкретном случае нужно разбираться отдельно, но, скорее всего, где-то внутри, глубоко закопан детский опыт: человек, который сейчас испытывает ненависть, например, к мигрантам, получил заряд положительных эмоций при производстве этой ненависти в первый раз. И именно к этому опыту человек обращается, когда производит то или иное высказывание.
Механизм такой — я получаю удовольствие, когда ненавижу.
Еще одно маленькое отступление
У меня нет опыта столкновения с расизмом, но есть опыт столкновения с гомофобией. Я знаю историю парня, у которого в детстве единственный момент единения и понимания с жестоким отцом, который практиковал домашнее насилие, был, когда они оба сидели перед телевизором, и отец обсуждал условного Бориса Моисеева, когда того показывали по телевизору. И учил сына, каким должен быть настоящий мужик.
Причем тут гомофобия? Мы знаем, что есть четкая корреляция между расизмом, гомофобией и мизогинией. Если парень считает, что всех геев надо убить, для него, скорее всего, не проблема ударить девушку или использовать язык ненависти к «понаехавшим». Девушки, будьте бдительны! Не дадим гомофобам ни шанса.
Нет такого, что «я гомофоб, но за феминизм», или «я за права геев, но вот цыгане». Обычно эти три Эринии ходят рядом.
Но — еще раз. В каждом конкретном случае может быть что-то свое. Важно помнить, что человек, говоря языком ненависти или производя какие-то резкие действия, внутри себя ощущает их как что-то положительное.
Бессознательное не знает слова нет.
Возвращаясь к Лакану
Вторая важная вещь, которая вытекает из максимы, — наше бессознательное говорит с нами, используя язык. Фрейд представлял себе бессознательное именно как безъязыкое, как пса, который подает знаки, но черт его знает, что он хочет сказать. Он считал, что бессознательное лишено языка. Лакан предположил, что это не так. Даже больше, в некотором смысле — только бессознательное и говорит.
Во всяком случае, именно через язык реализуются навязчивые состояния. Когда человек снова и снова говорит одно и то же, можно предположить, что там есть что-то положительное для него. Все обратили внимание на Путина, который снова и снова при любом удобном случае говорил об «Орешнике». Даже в ситуациях, когда это было странно и неуместно. То есть даже суперэго, которое про запреты и ограничения, которое у Путина должно быть очень сильным, даже оно не справлялось с желанием получить удовольствие и поговорить об «Орешнике». Сигнал!
То же и с Трампом. Не было бы большой беды, если бы он на первом сроке говорил, как плохи мексиканцы и как нужна стена. Это политика. Это понятно. Но обращение к той же теме и таким странным способом — давайте переименуем залив! — это симптом. Ему нравится об этом говорить. Тема доставляет ему удовольствие.
Михаил Соколов, социолог, первым на моей памяти сказал, что слоган Make America Great Again означает «вернутся в пятидесятые». Америка была великой, по мнению Трампа, в пятидесятых, когда женщины знали свое место, чернокожие знали свое место, белые мужчины были гетеросексуальны, водили большие автомобили и решали дела, бензин стоил по доллару за галлон, а США были впереди планеты всей по версии жителей США.
Это забавно, потому что сам Трамп родился в 1946 году, то есть возродить ту Америку это даже не вернуться в возраст, когда тебе 16-20 лет, например, а возраст, когда тебе 8-10. (Давайте тут поговорим о его маме?)
Но опять-таки — если верить Ричарду Лахману, пятидесятые это в том числе и то, что можно назвать разворотом в вопросах расы и сегрегации, который во время войны — в силу понятных причин — шли в сторону прогресса. Это тот момент, когда в США уже не очень хорошо приличному человеку быть расистом, потому что многие из тех, кто теперь «приличные люди», еще пять лет назад воевали в одном окопе с черными парнями плечом к плечу, но быть расистом все равно хочется, и поэтому на место обычной тупой ненависти приходит структурный расизм в виде вопросов об ипотеке для чернокожих ветеранов Второй мировой.
Легальность vs легитимность
Тут нам все-таки придется вернутся к Карлу Шмитту и прояснить все-таки разницу между легальностью (законом) и легитимностью (правом). Например, Владимир Зеленский. Как президент он нелегален, незаконен. Выборы президента Украины должны были состоятся в 2024 году, полномочия президента Зеленского по закону Украины закончились, а новые выборы не проводились. То есть — он нарушает закон, оставаясь президентом. Он нелегален. (Хотя есть и другая версия, по которой Зеленский легален, потому что нет решения Конституционного суда.)
Но так как никто в Украине ни словом, ни полусловом не упрекает его в этом, а напротив, все его поддерживают, сами граждане не выражают по этому поводу никакого недовольства — они, как граждане, за него, если надо, выйдут. Он легитимен. Он находится на посту президента по праву, которое ему делегировали граждане. И эту легитимность подтверждают лидеры других стран, которые встречаются с Зеленским как с президентом Украины.
А вот — президент Путин. Он легален. Он написал закон, принял его и опубликовал в «Российской газете». По этому закону он остается президентом России, хотя уже давно не имеет такого права. По закону (написанному сами президентом Путиным) все легально.
Но легитимен ли он? Большой вопрос, точного ответа на который мы не знаем, потому что президент Путин не доверяет такой штуке как честное голосование.
Мы знаем, что право выше закона. Что легитимность учреждает закон. Правитель, за которым народ, может сломать все институты — от имени народа и по праву правителя — и на их месте учредить новые, которые напишут новые законы и легализуют состоявшееся положение вещей.
В строгих юридическо-политологических терминах это разные вещи: право и закон, легальность и легитимность. Но в голове у человека они вполне могут существовать как спектр, где на одном конце положительное утверждающее право, а на другом запрещающий и ограничивающий закон. Человек сдвигает ползунок своего представления о справедливости ситуации и принимает то или иное решение.
Смотрите, как это работает.
Гражданин Германии Али, из второй волны эмиграции, который уже родился в Германии, который работает и платит налоги, соблюдает законы и никогда не имел приводов в полицию, каким-то удивительным образом интуитивно все равно имеет меньше прав, чем Ганс, который сидит в немецкой тюрьме за многочисленные преступления, но он высокий голубоглазый блондин с пивным животом, а его Großeltern — из небольшой деревушки на границе с Австрией. А по закону они равны.
Забудем немцев, посмотрим на Россию. Есть хороший пример. В матче чемпионата страны по мини-футболу между новосибирским «Сибиряком» и «Норильским никелем» произошел случай. Игрок «Норильского никеля», бразильский футболист Леандро Энрике Сиприано Катарино де Жесус, более известный как просто Нандо, который с 2012 года играет за российские клубы, знает русский язык и уже получил паспорт гражданина РФ, выступает за сборную России по мини-футболу, пять раз становился чемпионом России и пять раз — обладателем Кубка России и еще один раз — обладателем Суперкубка России, «подвергся расистским нападкам», как это описывают в прессе.
«Норильский никель» вел со счетом 5:1 (два мяча забил Нандо, русский бразилец). Ближе к финалу матча болельщики «Сибиряка» не нашли ничего лучше, чем начать выкрикивать расистские оскорбления в адрес нападающего.
Выиграть им это не помогло. Нандо в знак протеста ушел с поля, но «Норильский никель» закончил мачт со счетом 6:1.
Но закончилась эта история на удивление хорошо (на удивление для современной России). По факту происшествия «Норильский никель» опубликовал заявление, где назвал болельщиков «Сибиряка» животными: «Место им не на трибунах спортсооружения, а в загоне для скота», — сам клуб «Сибиряк» высказался категорически против проявлений расизма, с осуждением подобного поведения подключился Российский футбольный союз, и проверку проводит полиция.
Но у нас тут другой вопрос. Вот у вас «группа активных болельщиков новосибирского клуба, ведомая то ли обидой за череду поражений своей команды, то ли элементарным бескультурьем и свинством, начала организованно и продолжительно оскорблять нашего игрока Нандо». Вопрос: почему из всех возможных вариантов как оскорбить команду-соперника выбрали именно этот?
Еще одно промежуточное резюме
Весь этот долгий и нудноватый разговор про легальность и легитимность нужен вот для чего: расизм частный — проявление ненависти, продиктованное внутренним устройством человека. Структурный расизм — штука институциональная. Институты, как мы знаем, это не только структуры и организации, но еще и идеологические установки и аппараты (как их определяет Альтюссер), и за всем этим всегда стоит государство и конкретные люди, его манифестирующие (да хоть президент). И таким образом, нам всегда очень важно понимать, что перед нами — расизм легальный или расизм легитимный?
Если бы в случае с футболистом не было многочисленных и однозначных заявлений и «проверки полиции», мы могли бы сказать, что с точки зрения закона расизм в России — норма. Закон не запрещает. Но мы так сказать не можем. Мы видим, что весь скандал происходит в поле легальности, в пространстве институтов. Институты выступили против.
И это тем более удивительно в контексте того антиэмигрантского законодательного ража, который происходил в последнее время. Есть ощущение, что антиэмигрантские расистские инициативы, принятые в России, существуют только в головах законодателей в верхних эшелонах власти. На местах люди стараются эту тему, скажем так, правоприменять иначе.
Но футбольный расизм явно в чем-то легитимен (и не первый же случай). Возможно, именно из-за законодательного ража и его освещения, которое не осуждает проявления расизма, а напротив, утверждает, что это «легитимно говорить, что есть среди нас люди второго сорта» болельщики повели себя именно так. Типа: а что такого? Наш президент и не такое говорит и делает.
Тут будет домашнее задание. Ответьте на вопрос: что не так в Германии с расизмом, если полицейский дает утечку об именах новогодних нарушителей порядка, то есть совершает расистский поступок, но остается полицейским и значит, бросает тень на весь институт?
Что не так
Давайте в этом месте еще усложним нашу схему.
Ну правда, это примитивно. Вы знаете, немецкий полицейский, который слил журналистам паспортные данные задержанных, сделал это потому, что его дедушка служил в СС и передал ему заветы как быть настоящим патриотом и теперь это его законное право защищать свою землю от вот этих вот — это смешно и оскорбительно для любого, кто думает, что люди так примитивны и их можно такими простыми логиками объяснять. Схемы и модели — это хорошо, если ты в ютубе околополитологическую передачу ведешь. В жизни обычно так не работает.
Еще раз — я не могу ничего личного сказать про расизм или мизогинию, но могу сказать о гомофобии. Не верю и не вижу тому подтверждений, что в 2025 году в пределах западной — европейской — христианской цивилизации существует гомофобия на личном уровне. Социопаты есть всегда, их мы в расчет не берем. Но обыватель, бюргер, буржуа, образованный горожанин — не гомофоб. Вне зависимости от места его проживания.
Но структурная гомофобия существует. Набор институциональных практик, в которых при выборе быть гомофобом или нет человек выбирает быть, чтобы сохранить структуру и остаться ее частью. Потому что ему кажется, что при другом выборе его могут исключить из группы. И так в группе думают все.
Уже есть несколько исследований, которые показывают, что «разнообразие» не работает (так, как мы ожидали), а иногда даже вредит (если, конечно, специально очень приложить усилия). При определенных условиях и на длинной дистанции «травля» и «буллинг» работают на сплочение группы, а следовательно, и на выигрыш.
Но этот выигрыш возможен только в структуре, а хорошо выстроенные структуры, как пишет Ролан Барт, прозрачны — значит, и невидимы. А при условии, что все три проблемы (расизм, гомофобия и мизогиния) ходят, держась за руки, история про «равенство всех» еще даже не на горизонте, который и сам — воображаемая линия.
В любом случае.
Если все-таки представить себе (тут уже мы вступаем в пространство тотальной спекуляции), что расизма на уровне человек — человек, а не человек — система, не существует (что, понятно, довольно трудно, если ты сам жертва агрессии: как занять метапозицию и понять, что это говорит структура, а не личная ненависть?), то возникает закономерный вопрос, зачем вообще эти расистские высказывания и действия на государственном уровне?
Каким образом и кому поддержание структурного расизма в США, Европе или России на государственном, институциональном уровне помогает? Ведь это, будем честными, явно тренд. Тут явно что-то есть.
Для объяснения давайте вернемся к Кейнсу и его animal spirit. Экономисты обычно стараются игнорировать эту часть работы Кейнса, потому что что это вообще? Что это за «дух»? Какая-то неуловимая несуществующая штука. Его невозможно измерить. Как его встроить в модель?
Другой экономист и Нобелевский лауреат Роберт Шиллер в книге «Нарративная экономика» писал, что одна из причин Великой американской депрессии была потеря этого самого духа. Люди в какой-то момент, вдруг поверили, что дальше все будет плохо и надо начать экономить. Они перестали покупать, производства начали закрываться, людей стали увольнять, начала расти безработица, люди, видя, что были правы, стали еще больше экономить и так далее. То, что начиналось с небольшой потери веры в будущее, превратилось в гигантский экономический кризис.
Перед самыми выборами нового президента США, среди прочего, обсуждался интересный парадокс: по цифрам экономика США растет, но, когда спрашивают людей на улицах, большой процент говорит, что дальше будет плохо и ничего хорошего от будущего они не ждут.
Если оборотиться на Россию, то можно сказать, что и там люди в основном не смотрят в будущее с оптимизмом. А мое общение с местными говорит, что и немцы не видят у Германии чего-то светлого впереди.
Если предположить, что это социальное бессознательное, animal spirit, существует в той же логике что и трехчастная фрейдовская механика, то его снижение, говорит нам, что социальное суперэго — запреты и ограничения — должно быть сейчас очень сильным.
То есть, в некотором смысле, ощущение того, что впереди будет то-то плохое, заставляет группы сплачиваться. А при условии, что сплочение происходит лучше на основе сегрегации, нежели на основе включения и разнообразия, можно предположить, что рост расизма — защитная реакция, которую элиты показывают первыми, в том числе и потому, что высоко сидят и далеко глядят.
Правый консерватизм как психоаналитический феномен
К чему все это.
В анализе многих ситуаций мы очень недооцениваем силу расизма. Если каждый раз включать эту мысль в аналитическую модель, модель будет интереснее и глубже. Например: война России и Украины (и все вокруг нее) всегда оценивается без учета мысли, что «Кремль» считает, что украинцы — это люди второго сорта и с ними можно поступать как угодно без учета их человеческого достоинства. И пытать, и переговоры проводить.
Или, например, аргумент, что «Китай нам поможет», который активно использовали в начале войны. Само это утверждение — уверенность, что именно так и будет — базировалось на простом постулате — китайцы, люди второго сорта, будут очень рады услужить своему северному соседу без всяких интересов, и помогать они будут только потому, что знают, что они люди второго сорта.
Или все эти бесконечные разговоры сначала про якутских мобилизованных, а теперь про северокорейских солдат. Вот сам пул этих обсуждений и тон в котором они происходят, — явно намекает на второй сорт.
Или правые немецкие популисты из «Альтернативы для Германии, которые забыли (или делают вид, что забыли), что именно сделали для экономики Германии турецкие гастарбайтеры (те самые Али и Юсуфы в первом поколении), приехавшие в 1970-е годы. Забыли (или делают вид, что забыли) и теперь на полном серьезе выясняют немецкое это имя Мохаммед или нет. Как будто существует еще реально некоторая идея какой-то специфической немецкости! (И это тем более забавно потому, что Make Germany Great Again не получится, в пятидесятых-то было хуже. Куда возвращаться-то?). Или Трамп и его друг Маск, точно так же делящие людей на своих и каких-то не очень.
Технически мы присутствуем при таком расцвете расизма, который у всех немного в слепой зоне. Мы стараемся его не замечать — и честно, неплохо преуспели в этой слепоте. Потому что если его увидеть, тогда придется свой совет и себе посоветовать, но суть от этого не меняется: если нас, людей, сегодня что-то еще объединяет, так это то как удивительно быстро мы объединяемся вокруг ненависти к другом, как императивной формы реализации запретов и ограничений, как формы остановки времени, ритуала сохранения рассыпающегося мира.
Вопроса: а вам не кажется, что мир рассыпается как раз именно из-за устройства западной — европейской — христианской цивилизации, — к сожалению, никто не ставит.
