Несколько лет серийный доносчик выступал под именем «Анна Коробкова», оставаясь полулегендарной личностью, бравировавшей своей эффективностью в натравливании государственной репрессивной машины на оппозиционных экспертов. По «ее» признанию, 14 человек получили штрафы, 6 лишились работы, несколько изданий были признаны иноагентами. А экологическое СМИ «Кедр.медиа» вообще закрылось — эксперты отказывались с ним сотрудничать, опасаясь проблем.
Однако свет разума одержал победу: социальный антрополог Александра Архипова и лингвист Даниил Скоринкин деаноминировали «Анну», которая оказалась Иваном Абатуровым. «Друзья, помните, что на вас писал доносы озлобленный аспирант-неудачник со сталинистскими взглядами», — заключила Архипова у себя в фейсбуке.
Сам Абатуров отверг обвинения, правда, в википедии ассоциируемый с ним аккаунт навечно забанили, а от его имени была подана апелляция: дескать, деятельность вне википедии не может быть причиной для таких ограничений. Такое вот саморазоблачение.
Неудачник — это выбор
Действительно, персонаж получился карикатурным. 39-летний житель Екатеринбурга, чьи фотографии с откровенно неряшливым видом обошли интернет. Воспитывался, судя по всему, бабушкой и дедушкой: первая выпрашивала оценки внуку даже в университете, а второй, сексот еще с советских времен, обучал его искусству доносов. Право, вот же она, историческая семейная преемственность, когда дух старой эпохи реинкарнируется в новой.
Вроде на этом можно и закрыть вопрос. Однако Абатуров — яркая примета времени.
Если он неудачник, то лишь по собственному выбору. В одном из интервью, будучи еще «Коробковой», он рассказывал, что живет в большом городе, у него есть своя квартира и крупные накопления. Так что экономически доносчик явно чувствует себя лучше других. Деньги, жилплощадь, неприхотлив в быту — достаточные параметры для многих девушек, пусть и страдающих пониженной самооценкой, чтобы взять такого в оборот.
Не сделал карьеру? Да, учился в аспирантуре, опубликовал одну довольно-таки поверхностную статью про цивилизации, но не защитился — как и примерно 85% тех, кто сегодня проходит эту — ныне третью — ступень высшего образования. С преподаванием в колледже (ПТУ) не сложилось, но не будем строги: справиться с местным контингентом учащихся, да еще и преподавателю непрофильного предмета ой как сложно.
Зато поднаторел в юриспруденции. В 2021 году Абатуров (под своей фамилией) помогал екатеринбургскому уполномоченному по правам человека отслеживать практику административных наказаний против журналистов, забывших указать статус «иноагента», упоминаемых в текстах. И выступал против такого рода преследований, критикуя «облавы» на интернет-сайты.
Однако главное — энергии Абатурову не занимать. На протяжении многих лет он правил википедию (более тысячи правок статей, преимущественно историко-политической тематики), писал для одного из ее проектов новостные статьи, а после начала «СВО» — переключился на обслуживание политических преследований.
Архипова метко назвала Коробкова-Абатурова «моральным предпринимателем», который — полагаю — наслаждался тем, что привлекал государственную репрессивную машину к тем, чьи политические взгляды ему не нравятся. Но предпочитал прятаться за псевдонимом, видимо, не желая нести ответственности за свои действия.
Примечательно здесь обращение к правовой казуистике, что, дескать, он «просто» требует соблюдения законов. Такая аргументация довольно типична для Z-публики, хотя к праву отношения не имеет. И дело не в глубоком непонимании, что законы могут быть неправовыми, а в очень вольных трактовках. Объектами доносов становились эксперты, выступающие в СМИ-иноагентах, хотя законодательных запретов на это нет.
Донос на издательство «Нестор — история», написанный весной 2022-го за подлинным именем, подвязывал под распространение «заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны» книгу молдавского историка Владимира Солонаря о соучастии в Румынии в Холокосте. Молодому сталинисту не понравились те сюжеты, где он усмотрел скрытое изображение СССР агрессором (аннексия будущей Молдовы в 1940 году) и указание на сталинские преступления (разрушения в Кишиневе перед оставлением его в 1941 году).
Может, порою молодой человек и действовал по указанию правоохранительных органов, но его активность, без сомнения, превосходит подобный заказ. Он выходец из обожаемого властями «глубинного народа», который явно превзошел официальных доносчиков типа Мизулиной-младшей и Виталия Бородина. Перед нами действительно частная инициатива, но в самом уродливом виде — преисполненная ненависти ко всему независимому, общественному, самостоятельному и человеческому. Для того чтобы так думать и действовать, не нужно быть при должности и являться чьим-то платным агентом.
Коробкова-Абатуров пытался личным действием, сетевым активизмом хакнуть википедию и государство, заставив их служить своим представлениям о прекрасном. И если первая давала возможность навязывать пристрастные взгляды, то второе — расправляться с теми, кто кажется «кем-то неправильным».
Абатуровщина — это крайний, обостренный пример личной слабости, слабости моральной, человеческой — и да! — социальной. Она оборачивается умением коррумпировать более крупные системы, чтобы предъявить требование другому — принудить, заставить и подчинить его. Это тот случай, когда человек живет абстрактными представлениями и ищет любые способы (оправданные или нет), чтобы навязать эти модели, ориентируясь лишь на видимые, формальные признаки «отклонения».
Не видите ничего знакомого?
Дьявольские сделки и чечевичная похлебка
В октябре 2022-го донос был написан и на меня, после выступления на «Дожде»: еще находясь в России, я рассказывал о мобилизации в годы Первой мировой. Тогда я работал в пяти вузах, и в один из них пришло «подметное письмо» от некой Анны. Скорее всего, «Коробковой», хотя могу предположить, что не только он (а) промышлял (а) этим. Заведующий кафедрой, рассказывая о письме, свел это к печальной шутке, однако посетовал, что пришлось писать бумаги и защищать меня, а потому очень аккуратно попросил более не выступать у «иностранных агентов». Такая постановка вопроса меня искренне возмутила: я не говорил от ими вуза, а потому — каковы основания ограничивать мою деятельность в нерабочее время?!
Собственно, этот телефонный разговор стал для меня одним из значимых звоночков, почему я не хочу оставаться в России.
Ну право, дело не в самих доносах.
Это далеко не первый раз, когда на меня что-то писали начальству — да, неприятно, но таковы побочные следствия любой публичной деятельности. Недоброжелатели, желающие навредить, были, есть и будут всегда.
Проблема в другом: в готовности многих людей, осуждающих такие практики, реагировать на это тем способом, который лишь усиливает атмосферу страха и подозрительности, загоняя других под мелочный контроль. Прокуратура и государственные ведомства не могут не реагировать — хотя бы формально — на «подметные письма» из народа, однако научная корпорация — другое дело.
Коробкова-Абатуров потому и смог закошмарить часть экспертного сообщества: он воспользовался не только атмосферой страха и нарастающей репрессивной машиной государства, но и специфическим свойством российской научной «корпорации» — продавать интеллектуальное первородство за чечевичную похлебку. Хотя, конечно, можно ли вообще применять понятие «корпорации» к той среде, где в относительно редких случаях вас еще могут прикрывать до определенного момента, но потом все равно сдадут, крикнув вдогонку: «Ну вы же сами напрашивались? Разве не понимаете, в какой стране живете?».
Российская школа авторитаризма — это постоянное воспроизводство специфического понимания трудовой этики рентного общества, которое я называю «дьявольскими сделками». Трудовые отношения воспринимаются не как выполнение оговоренных взаимных обязанностей, а как нечто сродни продажи души, самости, сотрудником: раз ты получаешь деньги, то к тебе могут предъявляться бесконечно долгий и произвольный набор требований. Не следуешь им — получишь клеймо «неблагодарного», а то и «предателя».
На многих предприятиях «дьявольские сделки» ограничиваются тем, что работодатель считает морально оправданным повышать нагрузку или претендовать на свободное время сотрудников без должной компенсации. В государственной сфере — требованием к бюрократическому аппарату реализовывать морально сомнительные решения, порою и вовсе караемые УК РФ. В бюджетной это ведет к более тотальному произволу, который утверждается и «сверху», и «снизу».
Учитель, выполняющий трудовые обязательства и получающий вознаграждение, мыслится чуть ли не чиновником. Потому он «почему-то» обязан стать «проводником» государственной политики. А иные родители обсуждают внешний вид и стиль ведения социальных сетей, нет ли там недопустимой обнаженки. В ответ на двойное моральное давление многим просто хочется сказать: да отстаньте от нас и не мешайте работать!
Естественно, и гражданство осмысляется по этим лекалам. Путин начал «СВО», а медиа потребовали от россиян безусловной поддержки, напирая на моральную аргументацию — дескать, есть пресловутый народ Донбасса, 8 лет испытывавший геноцид, а потому каждый россиянин должен, прямо-таки обязан поддержать политику государства по «спасению» этих самых людей. Какое отношение они имеют к нам, россиянам? Почему 143 млн человек должны отказываться от своего будущего, своего благополучия, а то и своей жизни ради кучки сепаратистов и тех, кто их поддержал или не смог помешать им? С каких пор жители другой страны воображаются как часть нашей нации? Не нравится в Украине — либо боритесь за свое будущее в ней сами, либо уезжайте. Программы возвращения соотечественников никто не отменял, а ведь их можно и улучшить.
Однако, как видим, этика «дьявольских сделок» очень удобна для оправдания имперской политики завоеваний.
Жри!
Так что абатуровщина — дитя рентного общества и его практической этики. Она откровенно играет на поле «дьявольских сделок», принуждая прочих исполнять именно их, а не правовые обязанности. Сам же Коробкова-Абатуров просто крайний пример, оголяющий реальность и высвечивающий ее неприглядные черты.
Абатуровщина — глубоко индивидуалистична, даже эгоистична, а потому как ни странно удобна авторитаризму и его государственному аппарату. Ложные иллюзии собственной влиятельности подталкивают таких людей к тому, чтобы атаковать тех, кто рядом, разрушать общественное, и тем самым служить системе.
Действия Коробковой-Абатурова легко спутать с активной гражданской позицией. Гражданственность — это нечто коллективное, а не политические абстракции; это умение слышать и слушать другого, а не навязывать; это своя собственная ответственность, а не вменение ее другим. Недаром Абатуров увлекается историей сталинизма: он попросту усвоил то распространенное историческое воображение, где есть властная система и отдельные люди, но нет никакого общественного пространства.
В основе абатуровщины лежит безумная требовательность к другому, отрицающая его автономию и граничащая с подозрением в продажности.
Несогласных клеймят в «предательстве». Уехавших — в продаже Родины. Неустроившимся на новом месте тыкают в нос своей чечевичной похлебкой: смотрите, дескать, она в России вкуснее и обильнее и стоило ли ее терять? В ответ летят подчас огульные обвинения в том, что оставшиеся продались режиму.
Конечно, невнимание к другому, к его автономии, излишняя требовательность — беда по обе стороны границ. Из современных философов эту тему лучше всего развил Михаил Немцев, например, в опубликованныхдневниках. Да, в сетях распространены обличения моральных активистов-интеллектуалов, но за ними часто слышится отчетливый призыв проявить гражданскую сознательность, вернуть себе достоинство и автономию. Проблема скорее в том, что это редко сочетается с рефлексией, что выступать против войны на практике не всегда означает именно публичное действие вроде публикации в фейсбуке. Мы никогда не знаем в полной мере, что другой человек в реальности думает и делает, а потому вуаль неведения должна предостерегать нас о персонификации публичных моральных призывов.
Абатуровщина — все же иное явление. Она не про достоинство и его утверждение в публичном поле, а сродни известному из советской столовой: «Жри что дают!»
