В глазах чиновников и активистов стабильность формы должна подарить ощущение онтологической стабильности, укрепить чувство, что российская нация якобы действительно опирается на некий фундамент. Гранит и бронза — способ изгнать человеческое из истории и настоящего, буквально спрятаться в мемориалах славы и стабильности от всего происходящего. Да, это практика манипуляции общественным сознанием, но одновременно — и аутопсихотерапия управленческого класса.
История — средство анти-коммуникации
Конечно, в России об истории сегодня говорится много. История нужна и как риторика оправдания агрессии, и как антикоммуникационный язык, позволяющий долго говорить — и ничего не сказать по сути. Недаром же Путин в интервью Такеру Карлсону более получаса читал лекцию об «истории России» в ответ на вопрос, зачем надо было нападать на Украину. Образы прошлого нужны для того, чтобы отчуждать россиян от реальности — пригодно всё, кто одного: тех сюжетов, которые позволяют критически смотреть на сложившийся политический порядок.
Путин явно переживает интенсивную связь между собою и воображаемым 1000-летним прошлым российского государства. Текущая агрессия против Украины описывается как повторение «Великой отечественной». Ее опрадывают то имперскими мотивами (исторически это наши земли), то этническими (мы защищаем русских). Россиян пугают то многовековой русофобией, то коварством Запада, то «геноцидом советского народа» — главное породить психологию обозленной жертвы, которой можно надеяться только на государство.
Наверное, впервые в истории России война еще не закончилась, а государство уже во всю увековечивает ее, стирая разницу между пропагандой и историей. Героям «СВО» посвящают памятники, бюсты, мемориальные доски, музеи, аллеи и граффити — правда, на третьем году войны общеизвестных героев так и нет. Вернее, перечень имен в «учебнике Мединского» имеется, а вот символами никто из них не стал.
Путин живет прошлым
Посмотрите, например, на историко-символические жесты Путина на протяжении третьего года полномасштабной войны.
Он трижды (на 23 февраля, 9 мая и 22 июня) возлагал цветы к Могиле неизвестного солдата, по одному разу — к памятнику Минину и Пожарскому (4 ноября), к «Рубежному камню» на Невском пяточке и монументу «Мать-родина» на Пискаревском кладбище (к годовщине снятия блокады Ленинграда), к Памятнику советским воинам в Харбине (17 мая) и Жукову в монгольском Улан-Баторе (3 сентября), а также на мемориальном кладбище «Город ангелов» (20 августа, в память жертв Бесланской трагедии). Посещал Всероссийский историко-этнографический музей в Торжке и «Парк Победы» в Ташкенте.
Лично открывал мемориал жертвам «геноцида советского народа» в Гатчине (27 января) и памятник Федору Ушакову в Санкт-Петербурге (под день ВМФ). Поздравлял жителей Новгородской области с освобождением от нацизма (20 января) и жителей Суздаля с 1000-летием города (9 августа), написал предисловие к книге «Крым. Страницы истории с древнейших времен до наших дней», распорядился создать в Торжке археологический парк.
Весьма активная и плодотворная повестка для человека, который борется со всем Западом и ведет страну к победе: многое военной истории, поиск связующих нитей со странами востока, обращение к древности и культуре, и даже — к жертвам террористов.
Но нет ожидаемого: хотя бы формального почтения к тем, кто сейчас убивает и погибает ради его историко-геополитических фантазий.
РВИО: игры в память
Российское военно-историческое общество помощника президента Владимира Мединского также продолжает существовать так, будто нет войны. Нет, вы только не подумайте, что они перестали работать. Право, мемориальной деятельности — хоть отбавляй.
В значительной степени открываемые памятники — это часть более сложной игры в межведомственное взаимодействие.
Вместе с МИДом в Каракасе (Венесуэла) установили бюст Пушкину, с минюстом — памятник Гавриилу Державину, с правительством Москвы — Нельсону Манделе, а по поручению президента — молодогвардейцам (все три — на территории столицы). В Чечне появились также пять бюстов героям Второй мировой.
Здесь память — валюта, за которую РВИО покупает привилегированный статус «солидного» учреждения.
Другое направление — исполнение «заказных» государственных программ. Так, по поручению Путина РВИО занялось прославлением советских разведчиков. Бюстами почтили: Николая Леонова (Скопин), Вячеслава Трубникова (Иркутск), Алексея Козлова (Вологда) и Виталия Нуйкина (Барнаул). По индивидуальным проектам уже четвертый год устанавливаются стелы Городов трудовой доблести — теперь дело дошло до Норильска, Прокопьевска и Комсомольска-на-Амуре.
Из этой череды выбивается разве что бюст поэта-фронтовика Евгения Аграновича в Орле.
На новых оккупированных территориях РВИО занято в основном реконструкцией местных памятников и добавлением новых, включающих «регионы» в общенациональное пространство. В марте 2024 года под Донецком был открыт мемориальный комплекс «Шурф шахты 4/4 бис» — место массовой казни евреев и некоторых других категорий жертв во время нацистской оккупации. Примечательно, что в новости на сайте РВИО, что шахта имеет отношение к Холокосту не упоминается. В Херсонской области увековечили путешественника Петра Козлова, в Луганске — генерала Кузьму Гребенникова, в Донецке планируется поставить памятник Сергею Прокофьеву.
Не забывает РВИО и про себя. Штаб-квартиру в Москве украсили бюсты архитектора Бове (жил здесь) и генерала Дмитрия Скалона (председатель дореволюционного Императорского РВИО), а также памятная доска Чурова (числился главой Научного совета). В Подмосковье РВИО завершает реставрацию усадьбы Василия Татищева и обложила ее своей Аллеей правителей.
А где же герои «СВО», спросите Вы?
За прошедший год нет ни памятников, ни бюстов. Да, есть разрозненные памятные доски на школах (совместные проект с «Единой Россией»), отдельные граффити, много словесной пропаганды, а также книга о переписывании истории в украинских учебниках. Даже личные истории фронтовиков, которые частные издательства публикуют за свои средства, Мединскому не интересны. В феврале РВИО проводило в Хабаровске патриотический форум, а потому начальство приняло участие в торжественной церемонии: на Обелиске славы «открыли имя» (официальная формулировка) полковника Макарова, погибшего в 2023-м.
Зато под камеры федеральных телеканалов помощник президента Мединский открывал в книжном магазине своей жены… книжную полку военных мемуаров. Но ради приличий посадил рядом с собою Z-зэка-фронтовика Даниила Туленкова, известного кровожадно-нарциссическими воспоминаниями, где он прямо-таки смакует, как убивает защищающих свой дом украинцев, и рассказывает про совершаемые россиянами военные преступления.
Мемориальный бум
В 2024 году несмотря на военное время и экономические проблемы количество памятников и мемориалов продолжило расти. Речь идет по меньшей мере о сотне таких знаков, систематизировать информацию о которых пытается «Хроника исторической политики» журнала «Историческая экспертиза».
Не претендуя на полноту изложения, предлагаем посмотреть, что появилось на улицах российских городов и сел напрямую несвязанного с «СВО».
Если говорить кратко, то предпочтение отдавалось прежде всего правителям и представителям силовых структур, хотя, конечно, увековечения может удостоится любой, кто вписывается в базовую модель: «главная добродетель — служение государству». Потому несмотря на обилие монументов в смысловом плане они оставались тавтологичными: либо общеизвестным фигурам подыскиваются все новые места, либо коммеморация общеизвестных событий дополняется жадным поискам каких-то новых деталей.
Александра Невского увековечили в Краснодаре и Кирове, адмирала Федора Ушакова — в Санкт-Петербурге, солдат Первой мировой — в Нижнем Новгороде, почтальонов Великой Отечественной — в Подмосковном парке «Патриот», героев-рабочих Великой отечественнойвойны — в Перми, Воздушно-десантных войск — в Иванове, министра внутренних дел Щелокова — в Санкт-Петербурге, строителей БАМ — в Тынде, министра юстиции Яковлева, сотрудников МЧС и командира-афганца Валерия Востротина в Екатеринбурге, российское казачество в Волжске (на площади коммуниста Свердлова), полицейскую собаку — на Кубани, бойцов ОМОН — в Приморье, воинов внутренних войск — в Нурлате (Татарстан).
А в Москве вовсю строится музей казачества, который откроется уже в наступающем году и будет филиалом Государственного исторического музея (тот, что на Красной площади).
Остаются привлекательными представители Дома Романовых: Петра I увековечили в Великом Устюге, Екатерину II — в Белгороде, Александра I — в Казани (и еще анонсировали в Екатеринбурге), императрицу Марию Александровну (жена Николая I) — в Одинцово, Александра III — в Кемерово, великого князя Сергея Михайловича и его жену великую княгиню Елизавету Федоровну — в Москве. Последнюю почтили памятником еще и в одном башкирском селе. В этот же перечень стоит добавить памятник следователю Николаю Соколову в монастыре на Ганиной Яме (около Екатеринбурга), в 1918 году он занимался расследованием убийства царской семьи.
Сложно сказать, почему в этом перечне нет обоих царей Николаев: то ли по недосмотру, то ли из-за нежелания настраивать публику на ненужные параллели: оба трагически умерли (один — от болезни, второй — от большевистской пули) в годы неудачных войн, которые либо сами развязали, либо позволили себя втянуть.
Иногда культ дореволюционной России как пространства нормальности идет вглубь. В некоторых региональных столицах вспомнили про дореволюционных градоначальников (в Архангельске про Якова Лейцигере, в Калуге про Ивана Ципулина), в Орловкой области — про Петра Столыпина, во Владимире увековечили своего земляка Сперанского, в Прикамье — промышленника Акинфия Демидова, а в Омске — генерал-губернатора Густава Гасфорда. В допетровские времена ушли в Мичуринске, где увековечили воевод-основателей города. Из средневековых князей, кроме Александра Невского, продолжилось увековечение Владимира Крестителя — теперь в Комсомольске-на-Амуре.
Разметка территории страны фигурами правителей — одна из старых, восходящих еще к дореволюционным временам, практика символической маркировки пространств.
Естественно, в бронзе отливается и дружба народов. В Дербенте появился памятник братству трех религий — христианства, иудаизма и ислама. Выбор Дагестана тут не случаен: на фоне роста исламизма в октябре 2023 года здесь случилась первая попытка еврейского погрома, позже исламисты совершили нападение на православный храм и синагогу.
В Улан-Удэ, около главного дацана Бурятии, вырос памятник, где дружба народов и империализм сплелись воедино. Называется он «Церемония признания буддизма в России» и состоит из бронзовых статуй Екатерины II и первого Пандито хамбо ламы Дамбы-Доржо Заяева. Видимо, как и в Дагестане, монумент должен излечить актуальные проблемы — в данном случае расхожие настроения, будто бурятов активно мобилизовали осенью 2022-го намеренно, чтобы сократить их численность.
Конечно, не только военные и государственные деятели имеют право на прославление в публичном пространстве. В привилегированном положении находится РПЦ. Так, памятники святителю Луке Крымскому украсили собою Рязань (на территории БСМП), аннексированный Симферополь и Новочеркасск. Патриарха Тихона — также памятниками — увековечили в Москве и Великих Луках, а Алексия II — на Курской дуге. В аннексированном Крыму, в селе Камыши, на территории храма святителя Николая увековечили полкового священника Антония, погибшего в 1914 году на минном заградителе «Прут».
Профессиональный корпоративизм прослеживается и в других локальных инициативах. Так, в Ижевске поставили памятник программистам, в Барнауле — учителям, в Горно-Алтайске — работникам ЖКХ, в Ростове-на-Дону — медикам, боровшимся против ковида. Иногда можно обойтись без указаний на сообщества, подменив их неживыми предметами (как в Петрозаводске, где увековечили паровую машину, или в Ростове-на-Дону, где прославили трактор).
Тираны и репрессированные
Давление на память о государственных репрессиях сочетается с низовой активностью, превращающей тиранов в «нормальных правителей». Правда, позиция государства может быть совершенно разной. Например, вологодский губернатор анонсировал открытие памятников Сталину и Ивану Грозному, видимо, вдохновившись близостью к малофеевским кругам и отталкиваясь от местной повестки: первый в Вологде был в ссылке, второй почитается как правитель, развивший город.
В Астрахани ветераны-десантники ратуют за установку бюста первого русского царя: сам он уже имеется, однако власти пока не дают разрешения. В ноябре в одном из сел Чувашии усилиями КПРФ установили памятник Сталину, однако власти завели в ответ уголовное дело — за самоуправство и незаконный митинг. То есть причина тут не в Сталине, а в самодеятельности активистов. А вот в Туруханском районе Красноярского края ростовой памятник Сталину, по словам местных властей, «появился в рамках создания рекреационно-туристической зоны возле разрушенного музея-пантеона Сталина». Здесь он в дореволюционные времена находился тоже в ссылке, жил под надзором и зачал ребенка 14-летней крестьянке (к слову, минимальный возраст согласия в то время; эта история известна из расследования КГБ 1956 года, подготовленного на фоне «критики культура личности»).
В других случаях мы видим очень странно переплетение темы репрессий и увековечения «исторических героев». Например, в Перми поставили памятник Достоевскому: в городе он бывал, когда осужденным следовал на каторгу. Потому статую писателя — в шинели и с Евангелием — разместили в сквере рядом с СИЗО, где в царское время находился смирительный дом. Кроме того, в Арзамасе около дома-музея, где когда-то отбывал ссылку Максим Горький, увековечили охранявшего его пристава Данилова. Тюремщики и выдающиеся писатели сплетаются воедино.
На «новых оккупированных» территориях мемориальные тенденции были довольно ожидаемыми. С одной стороны, избавлялись от украинского наследия. Например, Луганск распрощался с монументами жертвам сталинских репрессий и Голодомора. С другой — интегрировали эти земли в общероссийскую повестку. И этим занимается не только РВИО. В Мелитополе — Юрия Гагарина, в Луганске — живописца Ивана Шишкина, в Донецке — Федора Ушакова.
Критики справа
В некоторых случаях локальные инициативы даже приводили к скандалу, однако везде критика власти звучала из более правоконсервативных кругов. Так, в феврале 2024 года скандалом обернулось открытие памятник сатирику Михаилу Жванецкому в Ростове-на-Дону. Казалось бы, известная фигура, чья коммеморации была «освящена» властным присутствием (на открытии присутствовал помощник президента Игорь Щеголев), однако некоторые «квасные патриоты» припомнили Жванецкому поддержку Майдана, а другие посчитали неуместным в военное время в прифронтовом городе открывать подобные памятники.
В марте в Новочеркасске местное отделение КПРФ организовало митинг в защиту памятника «красным казакам» в годы Гражданской войны. Власти хотят снести его вместе с Поклонным крестом в память о белоказаках и заменить все это часовней Святой Троицы. Впрочем, это мемориальное противостояние тлеет уже примерно пять лет.
Другой конфликт, где КПРФ также встала на защиту советского наследия, продолжается несколько лет в городе Ревде Свердловской области. Под вопросом — судьба памятника Ленину на центральной площади. Местный бизнес предлагает ее благоустроить за собственный счет, но выступает за то, чтобы в итоге «вождя пролетариата» убрали в сквер. В 2019 года провели голосование и 67,9% жителей высказались за сохранение «вождя пролетариата». В сентябре 2024 года большинство граждан, наоборот, поддержало перенос, однако спустя несколько месяцев суд отменил решение, указав на то, что не все могли голосовать по этому вопросу на «Госуслугах».
Зато в Тобольске КПРФ, наоборот, была раскритикована за новый памятник Ленину, вернее, за попытку выдать его как свой проект. Партия «Коммунисты России» заявила, что это она собирала деньги и передала бесплатно коммунистам — другим, зюгановским — этот монумент, а благоустройством прилегающей территории занимались городские власти.
Укрыться в истории
Не все так и плохо. Например, в Великом Новгороде сильны образы независимой республики, и в городском пространстве они усилились за счет памятника Новгородскому купцу. В начале года в Калининграде отмечали 300-летие Канта, которого губернатор, правда, объявил «трофеем». Видимо, эта логика позволила легитимировать новый памятник известному немецкому математику Эйлеру, который гулял по Кенигсбергским мостам и придумал легендарную математическую задачу. А на другом конце страны, в тувинском Шагонаре, появился памятник монгольскому полководцу Субэдэю, который когда-то порабощал Русь. Тут тоже просматривается элемент «присвоения», так как в республике его считают не монголом, а тувинцем.
А на левом берегу Воронежа, у строящегося жилищного комплекса, появился памятник Джону Леннону. Гражданин «враждебной» страны оказался куда более консенсусной фигурой, нежели Юрий Хой, фронтмен «Сектора Газы», ставший символом города в 1990-е. Споры о памятнике ему идут уже более десяти лет, разделив горожан: для одних он панк-рок-звезда, создававшей образ бунтаря-одиночки, для других — символ «похабщины, растления и разрухи проклятых 90-х». К слову, действующий мэр Вадим Кстенин также поддерживает памятник, однако, опасаясь критики «патриотов», пока отделывается общими заявлениями, также указывая на то, что монументы должны объединять людей.
Конечно, для ура-патриота — эти инициативы попахивают откровенным саботажем и предательством, но чиновников, которые все согласовали, можно понять: пусть калининградцы воображают себя наследниками немецких профессоров, а тувинцы — монгольских завоевателей. Главное — жить в иллюзиях, а не в суровой реальности. И под песни Битлз.
