Эту статью любопытно подвергнуть препарированию, чтобы показать — как такого рода авторы (я их полагаю манипуляторами сознанием аудитории) могут создавать ложные представления об экономических процессах в России. Они, по сути, работают по модели, приписываемой обычно Геббельсу: «Говорите правду, только правду, но никогда — всю правду!». То есть цифры, которые принимает в качестве отправного пункта г-н Некрасов — достоверные, а вот выводы на их основе — ложные или как минимум ошибочные.
Основной пафос вышеупомянутой статьи г-на Некрасова в том, что высокая ставка ЦБ вовсе не может помешать росту экономики России. И в доказательство этого тезиса г-н Некрасов приводит следующий пассаж:
«2000-й год Россия встретила со ставкой ЦБ 55% и закончила со ставкой 25%. Инфляция в тот год составила 20%, а рост ВВП 10% — абсолютный рекорд, когда-либо достигавшийся российской экономикой. Этот рост был достигнут при реальной стоимости денег около 15% в среднем по году. Самое смешное, что большинство разглагольствующих сегодня о несовместимости ставки в 21% с экономическим ростом прекрасно помнят тот самый 2000-й, да и в целом благословенное начало 2000-х. Ведь ниже нынешних 21% ставка рефинансирования ЦБ опустилась только в 2003 году. После шести лет подряд „разрушительной для экономики“, „грабительской“ ставки ЦБ. Эпоха небывалого для России экономического роста началась во время безраздельного господства „удушающей“ ставки и продолжалась еще несколько лет после».
Итак, г-н Некрасов постулирует, что инвестиции и рост экономики страны определяются только реальной стоимостью денег в экономике, которая считается как разница между стоимостью кредита и темпом инфляции. Идея здесь в том, что рост цен на свою продукцию в ситуации общей инфляции помогает производителю почти автоматически компенсировать часть стоимости кредита.
Звучит логично, но в этом постулате скрыты две ошибки:
- инвестиции и рост экономики определяются не только реальной стоимостью денег. Но она — важный параметр, возможно, именно та «последняя соломинка, которая может сломать хребет верблюда»;
- общий темп роста цен в экономике не означает, что у каждого производителя есть возможность также увеличивать свои цены и тем ослаблять влияние инфляции на свои издержки производства.
Попробуем эти ошибки, которые обесценивают написанное г-ном Некрасовым, далее разобрать подробнее.
Начнем с того, что приведенный выше текст этого автора направлен на формирование у читателей неверных представлений, то есть является, по сути дела, манипуляцией сознанием.
В чем же именно здесь манипуляция? Да в том, что читателю ненавязчиво внушается мысль — «Россия 2024 г. с точки зрения роста экономики во всем аналогична России 2000 г.». И если тогда при высокой инфляции и дорогих деньгах был достигнут высокий темп роста, то и теперь то же самое возможно вполне, что бы ни говорили «разглагольствующие». А значит, экономика России под вождением Владимира Путина крепка и врагам ее не одолеть!
Но это — ложь. И Россия-2024 кардинально отлична от России-2000. Попробуем это доказать, объяснив, где именно лжет г-н Некрасов.
Исходные условия для роста и развития экономики России в 2024 г. принципиально отличны от условий в 2000 г.
Экономический рост начала нулевых возник после страшного обвала 1990-х: с 1992 по 1998 годы ВВП сократился почти вдвое. Прямым следствием этого стала сильная недогрузка производственных мощностей — оборудование и целые предприятия просто стояли без дела. «В 1998 г. во всей промышленности было загружено чуть более 1/3 мощностей — 36,5%».
Какое это имело значение? Огромное.
Рост российской экономики после дефолта 1998 г. был поначалу обеспечен просто повышением загрузки уже имевшегося оборудования на уже существовавших предприятиях. Новые крупные инвестиции и новые большие кредиты под рост мощностей были не нужны — достаточно было взять небольшие кредиты под пополнение оборотного капитала, запустить старые станки и линии и начать на них делать новую продукцию. Она обычно была тогда скопирована с иностранных образцов, но оказывалась куда более дешевой, чем импортные аналоги, из-за резкой (в четыре раза!) девальвации рубля после дефолта 1998 г.
На том русское экономическое чудо 1999–2007 гг. и было основано.
Нынче в России ситуация абсолютно иная — уже к 2014 г. загрузка мощностей в промышленности РФ достигла 66,1% и продолжила расти на волне импортозамещения. В июле 2024 г. Банк России сообщил, что производственные мощности в России загружены на 81% и это — исторический максимум. Эти данные — отличные от оценок Росстата — основаны на регулярно проводимых (с 2000 года) ЦБ опросах предприятий нефинансового сектора экономики. Выборка составляет более 14,5 тыс. предприятий.
Именно эту ситуацию Банк России и определил как «перегрев экономики» — экономика работает выше обычного, нормального уровня загрузки мощностей (потенциального ВВП), так как пытается удовлетворить резко возросший (из-за огромных вливаний бюджетных денег в ВПК) спрос. Отсюда и «перегрев», как у мотора, который пытаются заставить вытащить из грязи забуксовавший грузовик…
Это означает, что теперь экономический рост в России возможен только за счет создания новых мощностей. Для этого, соответственно, нужны инвестиции. А инвестиции — это деньги, вкладываемые надолго и исключительно в расчете на чистый доход от такого вложения.
Требуемый уровень доходности инвестиций должен быть выше стоимости денег (кредита и собственного капитала) в экономике, которая как раз и определяется уровнем инфляции. Если это условие не выполняется, то инвестор окажется в минусе по покупательной способности своего дохода. То есть владельцы денег, идущих на инвестиции, всегда хотят получить по ним доходность, превышающую темп инфляции.
Желательная доходность по собственному капиталу для инвестиций (вложению в бизнес собственной прибыли и амортизации) обычно задается даже выше, чем по кредитным ресурсам, поскольку выше риск потери этих средств. Это — азбука финансового менеджмента. И мы вообще-то этому г-на Некрасова учили, когда он проходил у нас в Высшей школе экономики программу МВА: на этой программе учат не экономистов, а только менеджеров, но экономическую-то логику бизнеса мы всегда объясняли! Однако то ли г-н Некрасов преподанное позабыл, то ли решил о неполезных ему экономических закономерностях ведения бизнеса умолчать.
Таким образом, в нынешней российской экономике реальная стоимость денег имеет принципиально иное значение, чем в нулевые годы. Но это г-н Некрасов то ли попросту не понимает, то ли специально старается запутать читателей, проводя совершенно неправомерные параллельные между ситуациями в экономике РФ с разрывом в двадцать лет.
Рост экономики и ее развитие невозможны без инвестиций, а инвестиционная ситуация в нынешней России принципиально иная, чем в начале нулевых
«Стоимость денег» и уровень ключевой ставки для российской экономики теперь несказанно важнее, чем в нулевые годы. Почему?
Потому что проблемы, которые существуют сейчас в экономике России, кардинально иные, чем в постдефолтные времена. И для их решения нужны огромные инвестиции, что справедливо отмечают и российские макроэкономисты, и промышленники, хотя их взгляды в вопросам о том, где взять эти инвестиции в воюющей стране, сколько эти деньги должны стоить и кто должен быть инвестором, различаются весьма существенно.
Где взять работников?
Инвестиции — особенно в механизацию и роботизацию производства — жизненно важны для России просто в силу дефицита рабочей силы и ее удорожания под влиянием роста зарплат в ряде отраслей экономики РФ после 2022 г.
В 2000-х проблемы роста производства можно было решить легко: найми побольше дешевых работников — и производство закрутится. Да, дешевых! Эпоха 1990-х в России — время качественного удешевления труда, что хорошо помогло росту экономики в нулевые. По подсчетам академика Дмитрия Львова, в реальном исчислении заработная плата с 1991 по 1998 годы сократилась в три раза. Основная причина обвала — инфляция. Но в ту же тенденцию вписывались задержки зарплат и пенсий. В рамках годового семейного бюджета они отнимали от 5% до 10% доходов — просто в силу того, что деньги поступали несвоевременно. Поэтому люди были готовы работать даже за небольшие деньги — лишь бы зарплату выдавали регулярно! Напомню: средняя заработная плата в России по состоянию на май 2000 года соответствовала 73 долларам США.
Сейчас, в 2024 г., ситуация кардинально иная: по оценкам Минэкономразвития РФ, зарплата в РФ в 2024 году в эквиваленте составит 941,2 доллара.
В стране — жесткий дефицит работников: нехватка кадров в России по итогам 2023 года, согласно исследованиям Института экономики РАН, составила 4,8 млн работников.
В 2000 году уровень безработицы в стране составлял 9,8%, то есть найти работника для нового или расширяющегося благодаря инвестициям производства было нетрудно. Ныне картина принципиально иная — уровень безработицы лишь 2,4% и найти дополнительных работников либо крайне сложно, либо им надо предлагать столь высокую зарплату, что это делает затраты на производство непомерно высокими, а доход от инвестиций — крайне низким или вообще сомнительным.
В начале века ситуацию на рынке труда Россию улучшал быстро нараставший приток трудовых мигрантов: по состоянию на 2020 год, по данным ООН, по числу иммигрантов в абсолютных числах Россия занимала 4-е место в мире (11,58 млн чел. или 7,9% населения).
Сегодня приток таких мигрантов в страну падает и их число убывает вполне заметно: «Сейчас в стране находится 6,2 млн иностранных граждан, свидетельствуют последние данные МВД РФ. За год мигрантов в России стало на два с лишним миллиона меньше. Еще летом 2023 года их количество составляло 8,5 млн».
А к кардинальной механизации производства, строительства и других процессов и достижения на этой основе существенного роста производительности труда Россия до начала СВО так и не пришла: «Заместитель директора департамента станкостроения и тяжелого машиностроения Минпромторга Александр Львов в ноябре 2024 года заявил о консервативном подходе руководителей российских предприятий к внедрению роботов в производственные процессы. Он отметил, что предприятия предпочитают нанимать дополнительных рабочих вместо внедрения автоматизированных систем».
Проще говоря, теперь для обеспечения роста производства в экономике России нужны новые предприятия с минимальной потребностью в живой силе, то есть высокомеханизированные или даже роботизированные. Но и тут круг замыкается: «Сокращение спроса на рабочую силу возможно при инвестировании бизнеса в новые технологии и оборудование. Однако высокая стоимость кредитов затрудняет решение проблемы таким способом», — считает Александр Сафонов, профессор и проректор Финансового университета при Правительстве Российской Федерации.
А уж о «роботах в производстве» вести речь тоже просто смешно: «По данным Минпромторга, в России на 10 тыс. человек приходится 19 промышленных роботов. Общий парк робототехнических решений в промышленности составляет лишь 12,8 тыс. единиц. А потому страна сможет достичь 25-го места в мире по плотности роботизации лишь к 2030 году. Для достижения этой цели количество промышленных роботов необходимо увеличить до 100 тыс. единиц (в 7,8 раза)». Но в условиях санкций такие масштабы закупки весьма проблематичны, даже если бы для этого нашлись инвестиции…
Где взять современное оборудование?
Вторая, после дефицита рабочих рук, проблема — совершенно иная, чем в нулевые, трудность приобретения нового оборудования и технологий для увеличения выпуска продукции. В нулевые у российских компаний был предельно простой доступ и к западному оборудованию, и к западным технологиям, и к западной экспертизе. Была бы валюта на оплату! И тогда, кстати, такие поставки нередко шли авансом — под будущую выгоду от сотрудничества с российским бизнесом. Перспективы-то работы на российском рынке в начале нулевых иностранным компаниям казались замечательными — можно было рискнуть и на оплату постфактум.
Теперь ситуация принципиально иная — санкции, знаете ли… И значит, добывать оборудование и запчасти к нему приходится обходными путями, через третьи-четвертые руки. А это повышает стоимость такого оборудования и соответственно увеличивает потребность в инвестициях, которые — как мы уже обсуждали выше — теперь очень дороги. И это люди, работающие в реальном российском бизнесе, хорошо понимают, а вот г-н Некрасов от такого небрежно отмахивается, поскольку это — не его проблема.
Где взять стратегических инвесторов в Россию?
Г-н Некрасов аккуратно умалчивает и тот факт, что в нулевые годы в Россию активно пришли иностранные компании и стратегические инвесторы, инвестиций из стран с куда более низкой инфляцией и, соответственно, стоимостью денег, чем в РФ. И это позволяло в начале века инвестировать в еще не очень прибыльные новые бизнес-проекты молодой российской рыночной экономики. Эти стратегические инвесторы строили предприятия, передавали технологии, учили персонал и налаживали в стране современные бизнес-процессы (ровно как в Китае, хотя и в куда меньших масштабах). А это существенно помогало экономическому росту в те годы.
Посмотрим данные Росстата. По данным на конец 2010 года, общий объём накопленных иностранных инвестиций в российской экономике составлял $300,1 млрд, из них прямые инвестиции (в оборудование и сооружения) составили 38,7%, то есть $116 млрд. В пересчете по современному курсу доллара это 11,6 трлн руб. В итоге — по данным на 31 декабря 2014 года — по накопленным иностранным инвестициям Россия находилась на 16-м месте в мире.
Можно ли полагать, что в современную Россию придет такой же поток иностранных инвестиций, как в нулевые годы нынешнего века? Нет, не придет.
Для проверки обоснованности моего пессимизма послушаем, как эту ситуацию оценивает один из самых авторитетных российских макроэкономистов (с нейтральной экспертной позицией) — Олег Вьюгин, бывший первый заместитель председателя Центрального банка РФ, а затем руководитель Федеральной службы по финансовым рынкам:
«Считаю, что в ближайшее время маловероятно возвращение иностранных инвесторов в Россию. Если ситуация «устаканится», то они вернутся в первую очередь с продажей своей продукции. Как Китай, например, делает сейчас. Он ведь не создает никаких производств в России, а просто продаёт готовую продукцию. Ну почему бы это не делать другим странам?
Почему не будет инвестиций даже от Китая? Китай — огромная промышленная машина, которая сформировалась таким образом, что для нее нужны большие, мировые рынки сбыта. Это была стратегическая идея Китая. А сейчас, во-первых, у них внутренний рынок скукоживается и растет гораздо медленнее, чем они думали. А во-вторых, внешние рынки не такие хорошие, потому что в целом ситуация в глобальной экономике не очень радостная. К тому же основные потребители китайской продукции — США и Европа — пытаются контролировать процесс и не попадать в полную зависимость от китайской продукции. Поэтому зачем им инвестировать в Россию и строить заводы, которые будут производить ещё больше продукции? Абсолютно незачем».
Итак, к какому выводу нас приводит приведенный выше анализ?
К тому, что идея г-на Некрасова: «Деды терпели, и ты терпи!» — и нечего жаловаться на высокую реальную стоимость денег, ибо она никак не помешает процветанию экономики воюющей России и сохранению ее боевого потенциала, ложная.
Ныне инвестиционная ситуация в России принципиально иная, чем в нулевые годы, к которым так лихо, но неправомерно апеллирует г-н Некрасов. Теперь рассчитывать можно только на внутренние инвестиционные ресурсы, а они становятся все более дорогими из-за бушующей инфляции. И люди в реальном бизнесе это видят. А вот руссооптимист г-н Некрасов этого не понимает или умалчивает (зачем?).
И о роли государственного оборонного заказа
И наконец о еще одном пассаже г-на Некрасова, порожденном непониманием им реальных процессов в нынешней экономике России:
«Экономике может вредить только высокая реальная стоимость денег, которая (грубо) считается как ставка ЦБ минус инфляция. Если ставка 21%, а инфляция 9%, то реальная стоимость денег — 12%. Если Росстат "нам все врет" и "реальная инфляция" составляет 20%, то российская экономика сегодня наслаждается небывало низкой стоимостью денег в 1%.
Ладно, допустим, Росстат врет не так сильно. Предположим, некая мифическая "реальная инфляция" составляет сегодня 15%. В этом случае "реальная" стоимость денег составляет вполне типичные для развивающихся экономик 6%. Хуже того, в благословенные 2000-е Россия довольно долго жила с инфляцией около 15% и реальной стоимостью денег около 6%, наслаждаясь экономическим ростом. И чтобы провозгласить ставку в 21% катастрофой для экономики, нужно поверить цифрам Росстата по инфляции, что выглядит некоторым цугцвангом для секты "свидетелей скорого краха"».
Где здесь малограмотность г-на Некрасова? В том, что он не понимает (старается или не понимать, или умолчать) огромную роль гособоронзаказа в функционировании экономики России как страны, воюющей уже третий год.
В этой связи можно лишь посоветовать ему ознакомиться с материалом Сергея Алексашенко, который исследовал изменение структуры экономики РФ, а именно — какова динамика соотношения объемов производства вооружений и выпуска гражданской продукции производства. И этот анализ привел автора к следующему выводу (см. график):
«Хорошо видно, что за исключением четвёртого квартала 2022 г. — на этот период пришёлся восстановительный рост невоенной экономики — рост ВВП за счёт производства вооружений превышал объявленный Росстатом рост экономики, т. е. гражданский сектор российской экономики медленно скукоживается».
Казалось бы, какое отношение рост степени милитаризованности экономики России имеет к теме инфляции и реальной стоимости денег, по поводу которой г-н Некрасов так натужно старается иронизировать?
Придется прочесть крохотную лекцию, смысл которой г-н Некрасов, надеюсь, поймет.
Стоимость кредитов для предприятий ВПК и их поставщиков формируется как величина рыночная — под влиянием ключевой ставки ЦБ РФ. А вот цены военной продукции, этими предприятиями производимой во исполнение госборонзаказа, являются величинами совершенно нерыночными. Эти цены — государственные, затратные, и про их индексацию в темпе инфляции никто и не заикается. Можете меня легко проверить, ознакомившись со статьями 10–11 федерального закона «О государственном оборонном заказе».
Поэтому разгон в России инфляции и удорожание кредитов (и кстати, еще и рабочей силы) загоняет все большее число российских предприятий в западню: отказаться от исполнения гособоронзаказа нельзя — это преступление с уголовной ответственностью, а вот цены за произведенную продукцию такую деятельность не окупают и ведут предприятия к банкротству.
Позволю себе в этой связи процитировать два высказывания главы «Ростеха» г-на Чемезова, прекрасно подтверждающие написанное мною выше:
- «Дорогие деньги лишают бизнес рентабельности и предприятия „Ростеха“ не исключение. Сильнее всего жесткие меры ЦБ бьют по компаниям с производственным циклом больше года. В таком случае предприятия получают от заказчиков лишь авансовый платеж в 30–40%, а оставшуюся часть покрывают кредитом. Но при высокой ключевой ставке всю маржу, закладываемую в стоимость контрактов, „съедают“ банки.
В результате страна может столкнуться с наихудшим из возможных экономических сценариев — стагфляцией, когда одновременно падает и производство, и потребление, но при этом растет большими темпами инфляция, цены и уровень безработицы, предвещал Чемезов»; - «По словам Чемезова, сейчас военные представительства Минобороны отказываются согласовывать увеличение зарплаты на предприятиях ОПК в целях снижения себестоимости поставок».
Из этого следует, что юморочек г-на Некрасова по поводу реальной цены денег, ныне сложившейся в РФ, и заверения в том, что жалобы на нее промышленников — это просто свидетельство тупости оных промышленников, а на самом деле рост экономики России вполне возможен, улыбки не вызывает. Этот «юморочек» просто отражает непонимание г-ном Некрасовым того, как на практике работает производственная сфера страны в условиях СВО.
Ведь коли стоимость банковских кредитов для ВПК РФ и их поставщиков уже 23–25%, а инфляция по их военной продукции почти отсутствует из-за замороженных государственных цен на нее, то реальная стоимость денег для этого быстро растущего сегмента экономики России уже, видимо, приближается к 20%. А такого запаса прибыли у многих предприятий страны просто и нет. Поэтому вполне прав близкий к правительству России ЦМАКП, когда его эксперты пишут: «В конце 2024 г кредитные ставки могут превысить рентабельность компаний».
А тут еще с 1 января 2025 г. и налог на прибыль — основной источник инвестиций в РФ — повышается с 20% до 25%. Что это значит, понять легко любому, кроме, видимо, г-на Некрасова. Так что даже комментировать не стану.
Кстати, любопытно, что, как российские правительственные эксперты ни слова не говорят об истинных причинах кризисной ситуации в экономике России и невозможности их устранить в стране, упорно желающей жить по принципу «Пушки вместо масла!», так же эту тему аккуратно обходит и г-н Некрасов. Его макроэкономический анализ проводится в некоем абстрактно-цифровом пространстве. А вот выводы преподносятся как абсолютная истина о состоянии дел в реальной экономике России.
***
Помнится, персонаж Булгакова профессор Преображенский советовал для сохранения психического здоровья не читать советские газеты ни до обеда, ни после. Я бы — соответственно — порекомендовал никогда не читать писания г-на Некрасова и не слушать его выступления, ибо его медийная активность и бойкий стиль письма опасны формированием в итоге у его читателей/слушателей ложного образа ситуации в экономике России.
Делает ли это г-н Некрасов по малограмотности или специально — мне неведомо, но надеюсь, что мой разбор его писаний поможет вам убедиться в обоснованности идеи «безнекрасовской информационной диеты».
