Устроил детей в школу (тут, как и с документами, конечно, неоценимый вклад жены). Стараюсь вкусно и разнообразно готовить, чтобы дети не питались пельменями и чипсами. Определил детей в секции и кружки, какие они хотели. Перевез из России собаку (жена перевезла). Гуляю каждый день по два раза с псом в парке и еще минимум два раза в неделю занимаюсь спортом. Аккуратно принимаю статины и бетаблокаторы.
Откладываю деньги на отпуск, чтобы семья хотя бы раз в год побывала у теплого моря. Написал две новые книги за это время. Поддерживаю отношения со старыми друзьями, нашел новых. Стараюсь не участвовать в эмигрантских сварах, совсем ничего не пишу в твиттер.
Так что я — нормально. Но это днем. По ночам, во снах, — я ищу детей.
У меня пятеро. Старшие дети совсем взрослые, живут самостоятельной жизнью. Я только иногда подкидываю денег старшей дочке, а старшему сыну помогать не надо, он сам кому хочешь поможет. Взрослый, тридцатипятилетний самостоятельный мужчина.
Но в моих снах он маленький. Ему лет пять. Мы идем с ним куда-то по дачной местности. Кажется, на станцию в Пушкино встречать маму. И он катит за веревочку довольно большой игрушечный грузовик. Я только на секунду отпускаю его руку, оглядываюсь — грузовик есть, а мальчика нет. И тогда я бегу его искать, а знакомые улицы как-то завязываются петлями и возвращают меня все время в одно и то же место, про которое я знаю, что там сына нет. И еще я тащу за собой за веревочку этот грохочущий игрушечный грузовик, потому что малыш очень расстроится, если узнает, что грузовик потерялся.
Но грузовик не потерялся, вот он. А мальчик потерялся.
Со старшей дочерью я иду где-то в горах. Кажется, это Швейцария, Санкт-Мориц — вот он внизу, под горой, я вижу его с высоты, там в городе уже весна, цветут глицинии. Но мы с дочерью зачем-то идем на ледник в альпинистской амуниции, с палками в руках и в шипастых ботинках. Она очень худенькая, моя старшая дочь. И очень трогательно выглядит такая худенькая в таких огромных ботинках.
Как вдруг поднимается ветер и уносит ее, буквально уносит, как пушинку. А у меня на поясе моток веревки, и я думаю: почему же я не привязал дочку? Почему же я не привязал ее к себе? Я бегу по леднику, пока не достигаю бездонной расщелины. Я знаю, что дочка там. И прыгаю. И просыпаюсь от ужаса, что прыгнул в пропасть.
Младших детей во снах я обычно теряю всех троих, всех вместе.
Например, жена говорит мне вдруг, что дети ушли гулять по крышам. И это черт знает что такое — ну как это дети, одни, ушли гулять по крышам? Я бегу искать их, но в нашем подъезде дверь на чердак заперта. Тогда я возвращаюсь домой, чтобы взять инструменты. Во сне мой обычный шуруповерт превращается в каких-то циклопических размеров перфоратор, и я высверливаю им в двери на чердак огромную дыру на месте замка. Бегу по крышам и наконец вижу детей.
Вот они, смеются и фотографируются с друзьями. Но только девочки. Самого младшего моего мальчика нет.
Средняя дочка говорит мне, что он упал. Уже давно, не с этой крыши, а с какой-то из крыш, по которым они гуляли прежде. Так она говорит и продолжает фотографироваться с подругами, но вдруг поскальзывается и тоже падает вниз. Больше всего на свете мне хочется прыгнуть за ней следом, но я понимаю, что это нельзя. Я понимаю, что первым делом надо отвести домой ту единственную дочку, которая осталась. Сначала ее отвести домой, а потом уже идти искать детей, упавших с крыши.
Я беру дочку за руку, и ее рука тает в моей руке. И сама девочка тает у меня на глазах. Как дым.
Звонит будильник. Я встаю. Нельзя позволять себе лежать после будильника, надо сразу вставать. Надо собрать детей в школу. Потом надо успеть на теннис. Потом рабочее совещание. Потом надо сдать большой текст. Потом отвести малыша на акробатику. Потом запись аудиоверсии новой книги. Потом приготовить ужин. Я в порядке. Я — нормально. Потом придет подруга в гости, и мы даже выпьем вина, и даже будем смеяться. Мы нормально. Мы справляемся.
Потом я лягу спать и во сне буду снова искать пропавших детей.
