Самым запомнившимся его высказыванием за последнее время стало рассуждение о политике Армении:
«Ну, что это за политика?! Кому армяне нужны, кроме нас? Никому они не нужны… Какая Франция? Какой Макрон? Завтра Макрона не будет, и все забудут про эту Армению».
В ответ в Ереване протестующие закидали белорусское посольство картошкой и яйцами, а в МИДе Казахстана (о нем Александр Лукашенко также не смог промолчать) провели беседу с белорусским послом.
За этими вроде бы не слишком значимыми событиями скрывается резкое нарастание напряжённости между Россией и союзниками — в той же Армении выразили крайнее недовольство и недавними комментариями министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова о ситуации в Закавказье. И партнёров можно понять: когда в первой половине 2010-х Москва выстраивала «евразийские союзы», подкупая их потенциальных членов кредитами и перспективами участия в большом и едином экономическом пространстве, ситуация выглядела очень отличной от нынешней. Тогда считавшаяся европейской Россия собрала вокруг себя не имевшихвыхода к морям союзников (подробнее см.: Иноземцев, Владислав. «Утраченные ориентиры» в: СНОБ, 2014, № 11, сс. 104–109), позиционируя себя не только в качестве мощной экономики, но даже и «моста в Европу», не говоря уже о качествах военного защитника.
Сегодня, десять лет спустя, все привлекательные черты России утрачены.
Во-первых, Москва ввязалась в большую европейскую войну, в последнее время перекинувшуюся на её территорию. Хотя она и не именуется войной официально, Устав ОДКБ содержит отсылку к возможности «коллективной защиты в […] случаях возникновения угрозы безопасности, стабильности, и территориальной целостности» стран-членов. Россия, конечно, не собирается обращаться к Кыргызстану или Таджикистану за защитой, но новая ситуация выглядит как минимум источником напряжённости. Я не говорю о том, что если НАТО сомневается в возможности принятия в свои ряды Украины из-за неурегулированности её территориальных границ, то и пребывание России, способной потерять часть «субъектов федерации», в интеграционных военно-политических объединениях становится риском для остальных их членов. Да и сомнения в том, является ли Москва, закупающаяся дронами и ракетами в Иране, а снарядами в КНДР, адекватным партнёром по военно-техническому сотрудничеству, тоже маячат на горизонте.
Во-вторых, с экономической точки зрения проблем ещё больше. Россия, конечно, очень поспособствовала хозяйственному росту стран СНГ бегством огромного количества собственных граждан, в результате чего темп прироста ВВП в ряде постсоветских стран удвоился в 2023 г. — но в то же время членство в евразийских объединениях сейчас стало крайне подозрительным. Западные партнеры небезосновательно полагают, что любая поставка товаров в данные страны — это скрытый экспорт в Россию (та же Армения стала отгружать нам в десятки раз больше продукции, которую никогда не производила). Поэтому простое выполнение условий Евразийского Союза с его единым таможенным пространством если не сейчас, то в будущем станет достаточной причиной для санкционного давления со стороны Запада. Стоит добавить, что главное преимущество России — её статус важнейшей транзитной страны — обнуляется на глазах по мере того как Китай строит пути в обход её территории, Москва блокирует трубопроводные поставки под надуманными предлогами, а Запад отказывается оформлять транзит через территорию России.
В-третьих, за последнее время существенно изменилась и роль России в сотрудничестве со партнерами по миграционному «треку». В годы «запуска» евразийской интеграции Россия была важнейшим направлением трудовой миграции из Центральной Азии (переводы гастарбайтеров превышали 40% ВВП того же Таджикистана). С началом войны Москва стала рассматривать переселенцев как вероятный мобилизационный ресурс, пытаясь вербовать их в армию. Кроме того, рост угрозы исламского терроризма вызывает всплеск преследований выходцев из южных республик: после теракта в «Крокусе» из России уехало не менее ста тысяч таджиков и граждан других стран региона. Трудовая миграция из Центральной Азии, когда-то выступавшая важнейшим стержнем постсоветской интеграции, сегодня разворачивается в направлении Турции и стран Ближнего Востока, и этому тренду Москве противопоставить совершенно нечего.
Все эти обстоятельства (не говоря уже о резком усилении роли Китая в Центральной Азии и Турции в Закавказье) и вызывают в Москве и вокруг неё приступы истерии, подобные тем, которые мы видели на прошлой неделе. Россия за последние годы стала наиболее подверженной санкциям страной в мире и главным глобальным изгоем — а подобные державы не могут быть центрами интеграционных объединений. Поэтому структуры, созданные Москвой на постсоветском пространстве с начала 2000-х годов, в самое ближайшее время начнут попросту разваливаться. Армения de facto уже вышла из ОДКБ и наращивает сотрудничество с ЕС, условием которого рано или поздно станет выход из Евразийского Союза.
Казахстан, хотя часто повторяет свою мантру, что не собирается неизбирательно следовать санкционной политике, тем не менее работает с Россией всё более осторожно и относится к действиям Москвы с растущей подозрительностью. Кыргызстан с каждым днем ужесточает требования к экспортно-импортным операциям — а ни для кого не секрет, что он был главным посредником в полулегальном экспорте китайских товаров в Россию долгие годы.
Западу стоит максимально внимательно отнестись ко всем этим процессам. Кремль вложил много сил в постсоветскую интеграцию — и развал этого изначально безнадежного проекта может оказать на него никак не меньшее влияние, чем поражение в Украине. Война, начатая в 2022 г., во многом стала возможной из-за того, что Владимир Путин считал надежным свой тыл, полагая, что для восстановления империи ему нужен только Киев.
И поэтому подрыв евразийского проекта должен стать важнейшей задачей свободного мира — задачей, решение которой может принести ему максимум выгод при минимуме затрат.
