Черно-белый мир
Этот текст – часть тематического цикла, посвященного поляризации, нетерпимости и ненависти в современном мире. Почему мы стали больше ненавидеть друг друга? что с этим можно сделать? Объясняют психологи, историки, культурологи, социологи, политологи, экономисты, правозащитники.
Случай Донбасса еще предстоит изучить как образец искусственно созданного конфликта — при помощи языка ненависти и извращенного использования локального патриотизма.
Региональный контекст
В 1991 году большинство жителей Донбасса поддержали провозглашение украинской независимости (83,9% в Донецкой и 83,8% в Луганской областях), но первоначальная поддержка быстро сменилась недовольством. Причин тому было несколько: во-первых, Донбасс сильнее других регионов пострадал от распада советской экономики — многие его предприятия были ориентированы на общесоюзный сбыт и оказались неэффективными (хотя кризис в Донбассе начался много раньше, с 1975 года там, например, не было открыто ни одной новой шахты); во-вторых, в силу промышленного характера развития региона, здесь большую роль играла советская идеология, и ностальгия по СССР быстро охватила обедневшее население (до 2004-го лидером симпатий на Донбассе была Компартия Украины); в-третьих, к этому «базису» добавлялись и культурно-языковые особенности региона, где преобладало русскоязычное население с размытой идентичностью, связанной чаще с локальной или профессиональной самоидентификацией, чем с общеукраинской (и российской, к слову, тоже): «мы из Донбасса», «мы — шахтеры».
Историк Донбасса Хироаки Куромия называл этот край «трудным ребенком Киева и Москвы».
Уже на рубеже 1980-1990-х на Донбассе стали возникать организации, ставившие целью автономизацию или даже отделение региона от Украины — «Интернациональное движение Донбасса» в Донецке, «Народное движение Луганщины» в Луганске. За спиной этих активистов, как правило, стояли местные компартийные круги, пытавшиеся создать противовес украинскому национально-демократическому движению. Однако первые «донбасские сепаратисты» были достаточно маргинальной силой, которая быстро сошла на нет после создания независимой Украины. Использовали народное недовольство и местные элиты: во время шахтерских забастовок 1993–1994 годов одним из требований было создание автономии на востоке Украины и введение государственного статуса для русского языка. Был даже проведен региональный референдум по этим вопросам, но его результаты не были официально признаны. По мере стабилизации социально-экономической ситуации в стране этот региональный сепаратизм пошел на спад, хотя и не исчез полностью.
Но самым главным фактором, обусловившим неудачу первых попыток обособления Донбасса, стало отсутствие внешней поддержки со стороны России, что впоследствии признавали и сами донбасские активисты. Камнем преткновения в отношениях Киева и Москвы в 1990-е был Крым, Донбасс же как некий оплот «русского мира» тогда всерьез никто не воспринимал (эпизодические контакты «сепаратистов» с политиками из национал-коммунистической оппозиции Ельцину погоды не делали). Однако ситуация кардинально изменилась в 2004-м, когда стало очевидно, что очередные президентские выборы пойдут не по плану, приемлемому для Москвы.
Выборы-2004: страх и ненависть на Донбассе
На президентских выборах 2004 года столкнулись провластный кандидат Виктор Янукович, бывший губернатор Донецкой области, и оппозиционер Виктор Ющенко. Остроте противостояния способствовало то, что кандидаты олицетворяли два разных вектора развития Украины — Ющенко выступал за путь евроинтеграции, Янукович ориентировался на Россию. Кремль усиленно подыгрывал Януковичу, из Москвы в Киев приехал десант политтехнологов во главе с Глебом Павловским, который прославился организацией победы нового российского президента Владимира Путина. С учетом того, что Ющенко пользовался большей поддержкой в западных областях Украины, штаб Януковича беззастенчиво играл на раскол страны, противопоставляя русскоязычный юго-восток националистическому западу.
Хитом избирательной агитации стал ролик, созданный якобы от имени штаба Ющенко, в котором демонстрировалась карта Украины, разделенная на три «сорта»: первым были западные области, третьим — юго-восточные (бытует мнение, что эту агитацию придумали россияне, однако киевские коллеги рассказывали, что «креатив» изготовлен украинской командой во главе с «черным пиарщиком» Владимиром Грановским). Другим вбросом стала фейковая цитата другой оппозиционерки Юлии Тимошенко о том, что Донбасс необходимо огородить колючей проволокой — фейк через провластные медиа быстро ушел в народ. Все последующие попытки Тимошенко опровергнуть эту клевету так и не смогли поколебать веру в подлинность цитаты; лично наблюдал ситуации, как даже много лет спустя у луганчан первой ассоциацией с Тимошенко всплывала пресловутая «колючая проволока».
Пропаганда лепила из Виктора Ющенко — умеренного либерала-банкира, увлеченного украинской историей, — радикального националиста. Когда Ющенко приехал в Донецк на встречу со своими сторонниками, на улицах его ждали билборды, где оппозиционер был изображен в нацистской форме (ответственность за эту акцию взяли на себя местные пророссийские маргиналы, но на самом деле билборды оплатил деловой партнер олигарха Рината Ахметова и глава Донецкого облсовета Борис Колесников).
Шквал черного пиара многократно усилился после начала протестов на Майдане, известных как «оранжевая революция» (оранжевый был цветом кампании Ющенко). Поскольку центральные медиа стали постепенно переходить на сторону революции, то основными поставщиками пропаганды ненависти стали региональные телекомпании юго-восточных областей, контролируемые сторонниками Януковича. Например, в Луганске формально государственная областная телекомпания, контролируемая губернатором Александром Ефремовым, пускала в эфир оруэлловские «двухминутки» ненависти, в которых протестующих на Майдане украинцев сравнивали с дикими животными, нацистами, монтировали кадры с Майдана в зловещий видеоряд, действующий на подсознание. «В кадре воет волк, маршируют военные соединения, принимает боевую стойку богомол, скачут обезьяны, гниют в скоростном воспроизведении фрукты», — описывал эту продукцию луганский журналист. Многие тогда сомневались, что подобные изощренные образцы психологической войны действительно были изготовлены умельцами с провинциального телеканала.
Параллельно на местных оппозиционеров оказывалось силовое давление — луганский штаб Ющенко подвергся нападению, позже группа нанятых бандитов с битами атаковала митинг сторонников Майдана в центре Луганска. Практически в 2004-м на Донбассе была реализована та стратегия по организации хаоса и поляризации, которая затем была применена в масштабах всей страны в 2014-м.
После того как стало ясно, что дело Януковича проиграно, местные элиты не остановились и перед угрозой раскола страны. 28 ноября 2004 года в Северодонецке Луганской области собрался съезд местных депутатов юго-восточных областей, на котором была выдвинута идея создания отдельной Юго-Восточной республики (ее границы совпадали с выдвинутым Кремлем в 2014-м концептом «Новороссии»). Поддержать съезд прибыл тогдашний мэр Москвы Юрий Лужков, на российских каналах, традиционно популярных в русскоязычной части страны, проведение этого съезда подавалось как волеизъявление народа. Тогда дальше шантажа дело не пошло, юго-восточные элиты пошли на компромисс с победителями, но семена ненависти были посеяны.
От Майдана до Майдана: эскалация
Победа первого Майдана в Кремле была воспринята как экзистенциальная угроза. Потерпевший поражение в Украине Глеб Павловский сокрушался, что революции вовремя не дали в морду. Американский политолог Пол д’Аньери писал, что «в то время как многие россияне предполагали, что Украина рано или поздно вернется „домой“, „оранжевая революция“ указала на возможность ее утраты навсегда». Теперь все пророссийские или сепаратистские движения на Донбассе могли рассчитывать на всемерную поддержку со стороны Москвы. А сам Донбасс стал рассматриваться как форпост российского влияния, наряду с Крымом.
Как грибы стали появляться соответствующие организации — «Донецкая республика» в Донецке, «Молодая гвардия» в Луганске. Несмотря на то, что их риторика противоречила конституционному строю, местные власти смотрели на их деятельность сквозь пальцы и тайно поддерживали эти движения. Все эти организации получали поддержку от подконтрольных Кремлю ультраправых движений, прежде всего Евразийского союза Александра Дугина. А Павел Губарев, один из будущих создателей ДНР, проходил подготовку в лагерях «Русского национального единства».
Регион захлестнула волна пропагандистского креатива, делавшего акцент на противопоставлении локального, донбасского патриотизма общеукраинскому, всячески подчеркивались особые связи края с Россией. Например, в Луганске был установлен «памятник жертвам УПА» — учитывая, что подполье ОУН-УПА (исключая эпизодические вояжи эмиссаров этой организации в годы Второй мировой войны) практически не действовало на Донбассе, это был сугубо пропагандистский жест, направленный на стравливание жителей запада и востока страны, по-разному воспринимающих сложные страницы истории. На открытии этого памятника присутствовал депутат Госдумы Константин Затулин, в своей речи он отметил невозможность объединения запада и востока Украины из-за их разной исторической памяти.
Основным проводником этих идей стала Партия регионов, обладавшая практически монопольной властью на Донбассе. Важным инструментом поляризации из ее арсенала становится противопоставление локального, регионального патриотизма Донбасса общегражданскому и украинскому. Луганский областной совет, например, принимает региональную программу «Патриот Луганщины», где набор культурных символов из советских времен («Молодая гвардия», ударник Алексей Стаханов и т. д.) рассматривается как альтернатива национальному украинскому проекту. Эти местные наработки опираются на поддержку из РФ: на Донбассе регулярно проводятся круглые столы на тему «федерализации страны», защиты русского наследия и т. д., в которых участвуют гости из Москвы — упомянутый выше Константин Затулин, политологи Сергей Марков и Вячеслав Никонов, в Луганске открывается филиал фонда «Русский мир».
Политтехнологические упражнения хорошо легли на сложившуюся за предыдущие годы отчужденность Донбасса и высокий уровень региональной самоидентификации, в 2014 году 35,8% жителей Донецкой и Луганской областей определяли себя как жителей региона, в то время как гражданами Украины в первую очередь себя считали 28,1%. Еще одним популярным маркером идентичности был «советский человек» — 14,4% ответов.
Для усугубления этого раскола по принципу «разделяй и властвуй» спикеры Партии регионов упражнялись в красноречии, которое было проникнуто языком вражды. Донецкий регионал Николай Левченко говорил: «Украинский язык — язык фольклора. С предоставлением статуса государственного русскому языку необходимость говорить по-украински просто исчезнет. Это не язык науки. А русский язык — язык науки, язык цивилизации… Давайте будем реалистами. Второй государственный язык не более чем формальность. На Украине государственный язык должен быть один — русский». Его коллега Юрий Болдырев высказывался еще более радикально: «Я за то, чтобы Украина избавилась от Галиции. Если убрать Галицию из моей страны и оставить настоящую Украину с Донбассом и Крымом, то это и будет первая [настоящая] Россия… Галиция — нарост на теле Украины».
Эта риторика вызвала ответную негативную волну среди патриотической интеллигенции и представителей запада страны, особенно этой отторжение усилилось после реванша Януковича на президентских выборах 2010 года, во многом состоявшегося благодаря голосам юго-восточных избирателей. Популярный украинский писатель Юрий Андрухович, уроженец Ивано-Франковска, заявил, что Украине необходимо избавиться от Донбасса и Крыма, население которого «чужое Украине. Украина ему чужда и неинтересна, по меньшей мере безразлична». «Если еще когда-то произойдет такое чудо, что в Украине опять победят, условно говоря, „оранжевые“, то нужно будет дать возможность Крыму и Донбассу отделиться», — предлагал литератор в 2010-м. Его коллега по литературному цеху Василь Шкляр, лауреат Шевченковской премии, высказывался еще более жестко в отношении Донбасса и Крыма: «Если нация больна и не может переварить, освоить эту территорию, то от неё лучше избавиться. Это все равно, когда у человека гангрена ноги, и чтобы все тело не заболело, — её просто отрезают». Историк Хироаки Куромия считает, что своя доля вины за украинский раскол лежит и на украинских интеллектуалах. «Их недоверие, пренебрежение и презрение к населению и культуре Донбасса как к неким нецивилизованным задворкам Украины облегчило успех российского нападения», — говорит он.
Все эти высказывания широко тиражировались медиа, подконтрольными Партии регионов, как образец ненависти «западенцев» к русскоязычным регионам. Оба этих встречных потока подпитывали друг друга. Накануне Евромайдана усилия России по углублению поляризации принимают практически отрытую форму — в сентябре 2013 года советник Путина Сергей Глазьев приезжает в Луганск на своеобразный смотр пророссийских сил: конференцию по перспективам вступления Украины в Таможенный союз, организованную движением «Украинский выбор» Виктора Медведчука. Многие из ее делегатов через полгода станут активом ЛНР и ДНР.
В течение десяти лет Донбасс усиленно накачивался ненавистью, язык вражды и политическая поляризация использовались для провокации внутреннего конфликта — и тут сошлось много факторов: амбиции политиков и интеллектуалов, делавших политический капитал на розни, застарелые травмы и комплексы, сложности в развитии украинского государства. Но главным дестабилизирующим фактором выступила внешняя сила в лице путинской России, без этого вмешательства даже самые острые противоречия по линии Киев — Донбасс, восток — запад были бы разрешены в ходе внутренней эволюции разнородного украинского социума.
