Интервью ректора Европейского университета в Санкт-Петербурге Вадима Волкова — подлинно исторический документ эпохи. По содержанию, по форме подачи и по контексту его появления. В нем последний подлинно независимый университет в России устами своего ректора официально раскаивается во всех своих протестах против архаизации общества вообще и войны в Украине в частности, сообщает о согласии отказаться от «прозападной ориентации» и «недооценки вклада российских мыслителей», и сообщает об «установке обновлений» и согласии с «новыми правилами игры.
Частный не значит независимый
В России сегодня работает около 700 вузов, из них около 200 — негосударственные. Традиционно их автоматически считают «независимыми», но это не так. Типичный негосударственный вуз в России зависим от прихотей власти даже больше, чем государственный. Один из руководителей огромного частного университета (входит в пятерку частных вузов по количеству студентов в России) рассказывал мне, как его ректор, уважаемый и немолодой человек, подрывается и летит в «министерство образования» по первому же звонку, чтобы не дай бог не продемонстрировать им свое неуважение. А еще — развивает параллельно девелоперский бизнес, чтобы не встретить старость у разбитого корыта в случае лишения вуза лицензии или аккредитации.
Чиновники могут сделать это по любому абсурдному поводу — например, в связи с отсутствием специального дозатора для жидкого мыла для инвалидов или ошибки в приказе о назначении ответственного секретаря приемной комиссии (реальные случаи, кстати).
Поэтому частные вузы — не меньше, а даже большие коллаборационисты, чем их государственные коллеги. Не закроет же правительство, в конце концов, какой-нибудь Хакасский или Забайкальский государственный университет, будь они хоть трижды некачественные. Потому что это — социально ориентированные богадельни, а частный вуз — бизнес. Значит, его можно доить, им можно манипулировать, а его ректора дергать за любые ниточки.
Один процент стал нулем
После начала войны негосударственные вузы разделились примерно в следующей пропорции: 99% предпочли бизнес каким-то там моральным принципам (если они у них когда-то и были), а 1% продемонстрировал хоть какую-то позицию. Этим одним процентом, как нетрудно подсчитать, было два частных университета — Московская высшая школа социальных и экономических наук (Шанинка) и Европейский университет в Санкт-Петербурге. Последний и вовсе с самого начала войны занялся подлинным фрондерством — например, сменил яркую палитру своего официального сайта на показательно серую. Между прочим, отличный пример, когда безо всяких слов нормальные люди демонстрировали, что они нормальные.
Первой пала Шанинка. Если не брать в расчет, что ее ректор Сергей Зуев еще до начала войны был отправлен в сизо в связи с разборками Марины Раковой и Ольги Васильевой, Шанинка была символически уничтожена в марте 2023 года. Тогда учредители объявили, что университет переходит под контроль петербургского Международного банковского института, а ректором становится Мария Сигова — депутат от «Единой России», с диссертацией, раскрашенной «Диссернетом» во все цвета радуги (то есть, сворованной).
В Европейском университете все эти годы шли скрупулезные проверки. И, надо полагать, попытки конфиденциально договориться. Их итогом и стало историческое интервью Вадима Волкова для РБК. Вот ключевой его кусок с некоторыми сокращениями:
— Вы еще упомянули учебные программы и выпускные квалификационные работы. Это магистерские диссертации? А кто их проверял и каков итог?
— Проверили 98 программ и 12 из 326 переданных в прокуратуру магистерских диссертаций. Прокуратура привлекла преподавателей одного из крупных вузов города в качестве экспертов. Они трудились несколько месяцев, итогом было заключение, подписанное проректором этого вуза, с этим документом нас ознакомили. Там были замечания к нескольким программам и работам. Большинство замечаний — недооценка вклада российских мыслителей, прозападная ориентация, проявление буржуазной ментальности и подобные недостатки. А в нескольких выпускных работах — признаки негативного воспитательного воздействия или критическое отношение к современной российской политике.
— И какова была реакция университета?
— Конструктивная. Преподаватели учли замечания, исправили программы и внесли изменения в процесс научного руководства. <…>
— Проверка полностью закончена?
— Да. Можно сказать, что мы подвели черту, университет будет продолжать работу, реализовывать свои планы развития.
— И в чем ее главный итог?
— С нашей стороны это похоже на установку обновлений. Провели много внутренней работы, обновили представления о правилах игры.
Надо признать, что никогда еще ректор российского университета с такой откровенностью не рассказывал журналисту, как государство работает с несогласными. Любой, кто умеет мало-мальски читать между строк, способен увидеть в этом интервью предельно откровенные мемуары ректора развитого путинизма.
Цвет войны
Итак, вначале государство начинает против тебя проверку по какому-то абсурдному поводу и жалобе «возмущенной общественности». Как настоящий бандит, оно привлекает к этому твоих коллег — чтобы запачкать всех в преступном деянии и рассеять вину. Коллеги (мир им и пожелания будущих публичных трибуналов) пишут заключения ровно так, как от них требуют чиновники. Тебе предлагают выбор: либо принимаешь этот абсурд как «экспертизу» и «нарушения», либо прекращаешь работать.
Но на этом интересное не заканчивается. Как только между бизнесом и совестью выбирается бизнес, начинает действовать принцип «коготок увяз — всей птичке пропасть». Тебе говорят: а теперь нужно еще публично покаяться и отказаться от своих убеждений. Более того — опубликовать это раскаяние на собственном (кстати, уже снова цветном) официальном сайте.
Именно это и сделал Европейский университет, еще раз продемонстрировав всем нам справедливость избитой истины господина Черчилля: тот, кто между войной и позором выбирает позор, получает и войну, и позор.
Вадим Волков говорит, что университет «подвел черту» под проверками. На самом деле, черта подведена под существованием публично несогласного с фашиствующим режимом высшего образования в России. И это, без сомнения, исторический рубеж и «точка невозврата» — не замаранных институций больше нет, следовательно, больше совершенно неясно, откуда придется брать точку опору в будущем восстановлении «нормальности».
Если такое восстановление, конечно же, состоится в хоть какой-то обозримой перспективе.
