Диаграммы отображают представления россиян о странах-друзьях и странах-врагах, данные из общенационального опроса, май 2024 г.
Посмотрим на страны, которые выбирали в 10% случаев и более, отвечая на вопрос о друзьях — и на другой список из ответов (также с частотой 10% ответов и более) на вопрос о врагах.
Восток на западе
Сравним верхушки списков и диаграмм, где помещаются страны, названные в 20% случаев и чаще. Увидим, что диаграмма, показывающая врагов, в своей верхней части в полтора раза массивнее диаграммы про друзей: врагов в памяти народной больше, чем друзей. Российские политики заявляют (а народ им вторит), что друзей при этом у нас больше. Ведь Китай и Индия, две самые населенные страны мира, они «за нас».
Если посмотреть на состав стран в этих двух списках, можно увидеть, что в одном — друзья России в эпоху после СССР и до Путина, а в другом — друзья, приобретенные в путинскую эпоху. География же двух списков свидетельствует: отворот от Запада и поворот на Восток состоялся.
Однако состав новых друзей, что называется, во многом вызывает вопросы. Ответы на них дают наши разговоры с россиянами в ходе групповых дискуссий, фокус-групп.
Среди десятка стран «Востока», куда россияне вроде бы повернули свои взоры, есть более западная, чем сама Россия, страна Беларусь или Белоруссия, как ее продолжают называть многие россияне. Вопрос об отношениях с ней сейчас перешел в плоскость военного союзничества причем такого, что российские мирные обыватели уверены, «белорусы все сделают так, как мы им скажем». Поэтому они и есть первый номер в списке друзей.
Из не очень-то восточных стран в списке фигурирует Сербия. Про нее обычно говорят: «сербы нас любят» и вспоминают, что когда-то Россия их освободила от турецкого владычества. Про стремление Сербии в ЕС россияне не думают, а кто думает — не верят, что их возьмут: «сербы слишком похожи на нас». Про Сербию и все другие страны этого списка, получавшие помощь или покровительство России/СССР, надо заметить: их россияне считают дружественными не потому, что «мы их любим», а потому что «они нас любят» (или должны любить). В самом деле, к узбекам или «азерам», да и к казахам, россияне особой симпатии в бытовой жизни не проявляли. Но в рамках народных геополитических представлений, навеянных, конечно, телевизором, они тоже «за нас».
Турция, Индия и изгои
Турцию, как, впрочем, и Китай, зачисляют в друзья с оговоркой: они, мол, хитрые, они себе на уме, «они дружат с нами потому, что им выгодно». И понимают, что это не Россия их, а они держат Россию в друзьях. И держат покуда, покуда им это надо.
Турция в самом деле весьма особый случай. Про то, что Россия с Турцией не раз воевала, помнят, но это, раз «мы их победили», повод для дружбы, а не наоборот. (В горбачевско-ельцинские годы память о победах над Японией и Германией в XX веке и даже над Францией в XIX веке была фактором более положительного отношения к этим странам, в отличие от, например, Великобритании, по поводу которой такой памяти не было).
По отдельным репликам в ходе групповых дискуссий понятно, что в России улавливают сходство в положении Турции и России на переломе от Азии к Европе. Обе страны в девяностые годы стремились быть принятыми в «европейский дом» формально или хотя бы неформально. Их не брали. Опросы в России и Турции тогда показывали один и тот же комплекс: жители обеих стран хотели «считать себя» (т. е. считаться) европейцами, но «чувствовать себя» таковыми не хотели. Мы, мол, сами по себе. Итог таких половинчатых стремлений в Европу в обоих случаях одинаков. Европа такими здоровенными полуевропейцами разбавлять свой состав не хотела, двери им не открыла. В ответ руководство в обеих странах провозгласило поворот к фундаментализму и антизападничеству, и публика в обеих странах этот курс приняла.
Индия — огромная и таинственная, по убеждениям россиян, очень бедная. Но в ней от бедности, что ли, много «айтишников», может и у нас их поэтому тоже будет много, говорят иногда. О наличии в Индии парламентарной демократии не думают, это мешало бы числить ее среди «своих».
О характере политического режима в Северной Корее россияне не имеют иллюзий. Но нынче дружба с «изгоями», такими, как Северная Корея и Иран, не смущает. Про Иран знают очень мало, но думают, что там над всеми парламентами и пр. стоит некий сверх-лидер, глава и политический, и духовный, что он старец, но он надолго. И это кажется многим россиянам образцом для таких стран с богатыми недрами и богатой историей, строгими нравами и строгим режимом. Это полюс антизападничества, все противоположно Западу. Вот бы России во всем стать такой. Иран давно под западными санкциями, но ничего, живет себе. И даже дроны умеет делать лучше нас!
Условный друг
В ходе групповых дискуссий иногда на место друга № 1 ставили не Беларусь, а Китай. Мол, с Беларусью все понятно и нет проблем. А Китай друг не простой. Где-то в памяти осталось, что он когда-то был «младшим братом» Советского Союза. Теперь он так вырос, что младшим считать уже невозможно, но признать, что теперь он старший, а мы — младший, для россиян немыслимо. Поэтому никто не говорит, что Китай — вторая по экономической мощи держава в мире. Вместо этого заводят разговоры про притязания Китая на «наш Дальний Восток», а то и на всю «нашу Сибирь». (Разговоры, впрочем, тем активнее, чем дальше на запад от Дальнего Востока и Сибири. А там, на местах их просто нет).
Китай, как отмечалось, относят к друзьям условно. И главное, что в этом отношении ценят — антиамериканскую позицию КНР. Об объеме американо-китайской торговли не знают и не думают, а о напряженной ситуации вокруг Тайваня, напротив много думают, считая, что «Китай с Тайванем, как мы с Украиной», и ждут, что он поступит так же.
В контексте отворота от Запада и поворота на Восток Китай, конечно, для россиян есть главная фигура. Что там с покупкой Китаем российского газа и российской нефти, в публике не очень интересуются. А вот про то, что «теперь у нас всё китайское», говорят много. По сути дела, активно провозглашавшееся импортозамещение состоялось, но в форме замещения западных товаров почти такими же, только с китайскими ярлыками и названиями. И прежние шутки про «китайское качество» ушли. Китайские товары теперь «нормальные», т. е., всякие, и надо учиться в них разбираться, теперь и «премиум класс» — увы, китайский.
Когда-то, в 1960-е годы, Советский Союз занял место между «третьим миром» — Востоком, и миром «первым» — Западом. СССР тогда пришел в бывшие колонии западных стран на место бывших западных метрополий, предложив идеологию, вооружение, дипломатическую поддержку, места в университетах, техническую помощь — все это в обмен на политическую лояльность. Но с развалом СССР и соцлагеря, развалилась и эта конструкция нашего лидерства среди «развивающихся стран».
Сейчас на этом месте Китай. Он правда, не посылает свои войска в Африку, оставив там место для разных российских ЧВК. Но ресурс Китая как игрока в «третьем мире», который теперь зовется «глобальным Югом» и «глобальным Востоком», куда больше российского, и россияне это чуют, хотя думать об этом им не хочется.
Не Европа, но и не Азия
«Поворот на Восток» как символический жест поддержан, как мы видим, российской общественностью. И россияне с готовностью соглашаются не считать Россию европейской страной. Но иностранные языки, которые знают и регулярным образом изучают в России — это европейские языки, прежде всего английский. Языки же приведенного десятка восточных стран — главных российских «друзей» — россиянам неизвестны. Никто не прочтет даже вывеску на хинди или урду. Китайский начинают учить в массовом порядке, но его знание еще несравнимо уже, чем знание английского.
Английский язык продолжает жить в современной российской городской культуре, ее языке. Категориальные системы, научные парадигмы, понятия и приемы мышления, выработанные европейской культурой, продолжают свое существование в российской науке и российских технологиях. Приход «китайцев» мало что изменил, их технологии и то, на чем они базируются, это те же западные технологии и лежащие в их основе научные начала. Современный Китай, как прежде Япония, Сингапур, Гонконг, Тайвань, выучился в европейской среде лучше, чем Россия, и возвращает (за деньги) глобальному Западу — а заодно и России — усвоенное у него.
Отвратившись от Запада и повернувшись на Восток, Россия встретилась с тем, что могла сама взять у Запада, но теперь берет из вторых рук. А собственно восточная культура — китайская ли, индийская, персидская, арабская — россиянам интересна в пределах национальной кухни и того, что показывают туристам. Фундаментализм восточный — мусульманский — нам не нужен, у нас свой, для одних православный, для других коммунистический, для третьих имперский с элементами первых двух.
Причину этого драматического поворота, как кажется, можно найти вот в чем. На протяжении почти всего путинского срока в российской общественной мысли блуждал тезис о необходимости «слезания с нефтяной иглы». Слезать способами, который избрали, например, Норвегия или Саудовская Аравия, у наших элит желания не было — в этих странах решали локальные национальные задачи, а у наших стратегов была глобальная сверхидея. Они считали главным сохранение за Россией роли гегемона в мире или хотя бы в своем полушарии.
Вероятно, поэтому была на доктринальном уровне провозглашена идея «поворота на Восток», туда же были перенаправлены нефть и газ, тогда как армейские корпуса были двинуты на Запад. Значительное расширение военным путем наших земель в Европе должно было стать основой для того, чтобы на Западе нас снова уважали, уже не за наши ископаемые, а за нашу силу и величину.
Поворот совершен.
Но какой будет новая жизнь и каким – новое место России в мире, наши соотечественники пока не знают.
