Год назад я начала исследовать, где, чему и как учатся увезенные дети. Уже тогда стало ясным — хотя, впрочем, это очевидно и безо всякого исследования, — что ключевой проблемой адаптации становится язык новой страны. Без него дети не могут ни нормально учиться, ни встроиться в детское сообщество. И если изначально существовал устойчивый миф, будто дети впитывают язык буквально из воздуха, и уж с этим сложностей точно быть не должно, то довольно быстро стало понятно, что все не так просто: многие дети новый язык учить не хотят, а если и соглашаются, то его катастрофически не хватает для учебы в школе — или хватает для учебы, но не хватает для дружбы…
В этом году я решила продолжить исследование и сосредоточиться конкретно на проблеме языковой адаптации и языковой интеграции детей, оказавшихся вне России. К моему удивлению, исследование вызвало огромный интерес. На просьбу об интервью, размещенную в соцсетях, отозвалось почти 100 респондентов, еще 194 респондента ответили на онлайн-опрос.
Менее трети респондентов (29,2%) уверено, что их дети в образовательном плане от переезда однозначно выиграли, около трети (32,1%) полагает, что скорее выиграли, чем проиграли, 18,9% убеждены в противоположном, 19,8% не смогли или не захотели оценить ситуацию.
В среднем интервью длилось 10-15 минут, но некоторые респонденты говорили значительно дольше. Я не прерывала: было видно, что тема оказалась актуальной и очень болезненной. «Мне давно хотелось поговорить об этом, — подчеркивает Вероника, — но, к сожалению, мало кто хочет это слушать: у свежих релокантов своих забот хватает, а те, кто уехал при других обстоятельствах, не очень понимают наши проблемы». В опросе приняли участие респонденты не только из России, но и из Украины, правда по понятным причинам их было совсем немного. И я искренне благодарю тех, кто согласился ответить на мои вопросы.
Было совсем не до языка
Как показал опрос, большинство респондентов, 64,5%, уехало в 2022 году. То есть у них уже есть некоторая временная перспектива и некоторый опыт жизни с детьми в иноязычной среде.
Значительная часть опрошенных уехала буквально сразу после начала войны, не имея ни конкретного плана, ни возможности подготовить детей к свалившимся на них переменам.
«Уезжали через неделю после начала войны, совершенно не готовыми к новому языку, — вспоминает Анастасия, — первый раз мы открыли хоть какие-то пособия в машине в сторону границы».
Даже те, кто уезжал чуть позже, были слишком подавлены, чтобы организовать детям какие-то занятия, да и не до того было: требовалось готовиться к отъезду, собирать вещи и документы. «Было совсем не до языка, — вздыхает Сергей, — к тому же мы и не знали толком, в какую страну поедем».
Но если у семьи и было время и ресурсы для занятий с репетитором, далеко не всегда это имело успех. «Когда виза стала назревать, — рассказывает Юля, — я нашла детям репетитора, но у них была жесткая стадия отрицания».
И даже те дети, которые давно изучали язык (в основном, конечно, речь об английском и немецком), далеко не всегда оказываются успешными «У сына к моменту отъезда английский был где-то на уровне B1, что не ужасно, но недостаточно для адаптации в чужой стране в его возрасте», — говорит Михаил. Конечно, многим предварительные занятия с репетитором в той или иной мере помогли. По мнению Лизы, «репетитор внушил дочке уверенность в своих силах, помог преодолеть страх перед языком», а Ксения рассказала, что уроки французского имели даже терапевтический эффект: «Дочка занималась французским со своей любимой вожатой из летнего лагеря, которой она очень доверяла. Хотя прошли они и не очень много, но говорили о всяких хороших и понятных им обеим вещах, поэтом французский ассоциировался с чем-то классным, это очень помогло в дальнейшем».
Тем не менее, по данным опроса, больше половины детей (57,9%) вообще не изучали новый язык до отъезда из страны, а еще у 16,8% имели самые минимальные знания.
Стена из звуков
Собственно, почти в такой же ситуации находятся и сами родители.
Больше трети опрошенных не знало языка, а 15,3% начало его учить незадолго до переезда. И лишь 12,2% опрошенных указали, что знают язык свободно. Это опять-таки касается главным образом английского и реже — немецкого и французского. В целом же родителям, как и детям, приходилось начинать с нуля.
«Когда мы переехали в Финляндию, — признается Катя, — первые полгода это была просто стена из звуков, и лишь потом я начала узнавать в ней отдельные слова. То же самое было и у детей». Вероятно, это одна из причин, по которой многие родители не в состоянии оказать детям адекватную поддержку в новой стране.
На втором месте — подавленность, депрессивное состояние в связи с эмиграцией и войной. «Весь прошлый год мы были сильно нехороши, — рассказывают Ирина и Георгий, — и она [дочь] тоже была нехороша, все мы очень хотели домой и понимали, что это невозможно».
Сказывается и отсутствие ресурса, который полностью расходуется на то, чтобы начать жизнь на новом месте с нуля. «Я постоянно думаю о том, что надо бы больше уделять внимания детям: играть в какие-то настолки на языке, читать вместе книжки или хотя бы уроки с ними делать. Но пока что сил, да и то с трудом, хватает на обустройство нашей жизни, поиск постоянной работы. А потом я просто падаю абсолютно опустошенная и туплю весь вечер в телефон», — сетует Вероника.
Алина, преподаватель иврита, подчеркивает, как важна вовлеченность родителей в процесс погружения в новый язык: «Если мама довольна переездом, большая часть детей воспринимает его с энтузиазмом и быстро интенсивно учит язык. Если от родителей идет месседж „нам тут плохо, мы не знаем, будем ли мы тут оставаться“, у детей нет мотивации. Можно разбиться в лепешку, но нет никакого прироста».
Часто сами дети отказываются от помощи родителей. «Я всегда их учила английскому, — жалуется Елена, — как преподаватель я с ними прекрасно лажу, я знаю, как их учить. Но они отказалась учить иврит со мной».
Часто даже попытка просто поговорить дома на новом языке вызывает категорический протест. «Если я пытаюсь говорить с ним по-испански, он просто молча разворачивается и уходит в свою комнату», — сетует Вера.
Впрочем, далеко не все поддерживают эту идею. По словам Людмилы, «во французской школе сказали, что наша главная задача — сохранить детям родной язык. Учителя не рекомендовали контролировать изучение французского и тем более говорить по-французски дома».
Язык любой ценой
По результатам опроса, значительная часть детей более или менее удачно адаптируются к новым обстоятельствам. Но ответы буквально на все вопросы анкеты показывают: примерно четверть, а то и треть детей, уехавших из России, переживают тяжелейший стресс, связанный с переездом. «Первые два месяца дети практически не выходили из комнат, они вообще замкнулись и не поддерживали никакого контакта», — делится Вера.
Похожие истории рассказывают и другие респонденты: «Были три месяца нечеловеческой, непередаваемой депрессии со слезами с криками, ребенок уходил в школе в туалет запирался там и плакал» — «Ребенок неуклонно полз в сторону депрессии, причем ребенок абсолютно не депрессивный» — «Он просто сделал вид, что ничего не происходит, нет никакой новой страны, новой школы, нового языка Вот просто схлопнулся — и все».
Травматический, не запланированный переезд, потеря привычной среды, любимых друзей и учителей часто приводит к отказу от изучения нового языка. Подростки в состоянии сформулировать это достаточно четко. «Он так нам и сказал, — вспоминает Надя — это не мой выбор, а ваш. Я всего этого не хотел и не хочу».
Маленькие дети, не понимая, что произошло, просто впадают в панику. Маргарита рассказала, что ее двухлетняя дочь, которая как раз начала бойко болтать, попав и иноязычную среду, пришла в полный ужас от того, что перестала понимать обращенную к ней речь: «Услышав на улице французский, она буквально впадала в истерику и кричала: «Мама, скажи им, чтобы они больше так не говорили!».
Похожий опыт и у Саши, мамы четырехлетнего Егора: «Когда к нему обращались на испанском, он думал, что его специально дразнят, страшно, до слез обижался».
Оля полагает, что не стоит форсировать новый язык. Столкнувшись с протестом дочери против иврита, она перевела ее в международную школу: «И так этот дичайший стресс от переезда, когда ребенок оказывается отрезан от всей своей прошлой жизни, поэтому мне не кажется, что это задача номер один — язык любой ценой. Он все равно придет, никуда от этого не денешься. Но можно не спешить. Подавляющее большинство этих детей просто не знает, как все сложится. Они не могут оценить, хотят ли они этого. Поэтому иногда имеет смысл поставить язык на паузу».
Даже при относительно успешном вхождении в новый язык дети больше всего страдают именно из-за того, что не в состоянии передать свои мысли и чувства, быть понятыми. По словам Марины, для ее сына лингвистическая адаптация стала самым травмирующим переживанием в жизни: «Ты ни с кем не можешь говорить, не можешь никому объяснить, что ты чувствуешь, выстроить свои границы».
«Многие это недооценивают, — делится опытом детский психолог Алина, — но я вижу, что часто для детей и особенно подростков невозможность выразить себя, как они привыкли — это огромная проблема».
Приходится довольствоваться тем, на что хватает знания языка
Если язык приходится учить с нуля, даже у очень успешных детей процесс идет небыстро. Во всяком случае не так быстро, чтобы можно было бы с легкостью вписаться в учебный процесс в новой школе в новой стране.
«Даже если он будет заниматься языком 24 часа, его уровень еще долго будет как у трехлетнего ребенка, а это не соответствует тому, что требует от него школа, — беспокоится Лида. — А это значит, что ни на что, кроме ближайшей к дому районной школы, ему рассчитывать не приходится».
То же волнует и Наталью: «Дочке вскоре предстоят экзамены, они здесь (в Великобритании) скорее языковые, чем математические. И если раньше математика всегда была ее козырем, то теперь его нет».
«Если раньше эти дети были отличниками, и мы только выбирали, в какой из топовых столичных школ лучше будут учить олимпиадные задачки решать, где латынь и поэтика, а где естествознание, то теперь они ходят в районную школу, учатся с трудом на тройки — из-за катастрофического отставания в языке», — сетует Соня.
«Родители тщательно подбирали школы, заботились, чтобы дети были в комфортной, ресурсной среде — делится наблюдениями психолог Владимир, — а сейчас эти дети оказались просто в обычной школьной системе, к которой они не привыкли, и это только углубляет травму внезапной эмиграции и болезненной языковой и культурной адаптации».
По наблюдениям Александры, даже неплохого по меркам петербургской спецшколы знания английского «явно недостаточно для того, чтобы полноценно учиться в Великобритании и поступить в более или менее приличные школы, в том числе и в дорогие частные». Вынужденная неуспешность демотивирует детей «В Киеве дочка поступила в сильнейший лицей, — рассказывает Оксана, — была в топе. Теперь у нее опускаются руки. Ей кажется, что если она не может учиться на прежнем уровне, то лучше и не учиться вовсе».
Вызов, которого никто не ждал
Итак, если судить по результатам опроса, не меньше четверти детей испытывают серьезные сложности с языковой адаптацией – вплоть до полного отрицания нового языка, а родители испытывают тревогу за их будущем и полагают, что в настоящем из-за недостаточного знания языка дети утратили те образовательные возможности, которые были у них до эмиграции.
Что с этим делать? Для начала хотя бы признать, что эта проблема существует, что дети, увезенные из своих любимых школ и от своих любимых друзей, и их родители находятся в тяжелейшем стрессе и им, помимо занятий языком, необходима особая поддержка и особое бережное сопровождение. А затем начать разрабатывать пути решения непростых проблем.
Одна из них — сложности интеграции вновь приехавших детей в социум сверстников. Поговорим о ней в следующей части нашего исследования.
