Возможно, абраксан заменят каким-нибудь аналогом или дженериком. Возможно, поменяют протокол лечения и скажут, что так и было.
Современная медицина слишком сложная наука, чтобы широкая публика могла понять, что нас убивают. Потому что убивают нас — как бы это сказать? — частично и постепенно. То одно лекарство исчезает, то другое. А бывает так, что исчезает, а потом возвращается, а потом снова исчезает.
С начала полномасштабного вторжения России в Украину исчезли многие лекарства от рака и многие лекарства от СПИДа. Людям с диабетом не выдают системы постоянного мониторинга глюкозы. Не поставляются производимые компанией Miltenyi Biotec машинки для очистки донорского костного мозга перед трансплантацией пациентам с раком крови. А слабовидящие дети не получают видеоувеличителей, чтобы учиться.
И ничто из этого не смертельно.
Лекарства от рака можно заменить другими. Лекарства от СПИДа тоже можно заменить. Люди с диабетом, не имея систем постоянного мониторинга, не впадут немедленно в кому, а просто будут колоть себе пальцы по пятнадцать раз в день, мониторить уровень глюкозы вручную и не очень точно. Трансплантацию костного мозга можно делать и без машинок Miltenyi, на иммуносупрессии. А слабовидящие дети — ну что, ну будут учиться по Брайлю.
Пройдет много лет — десять, а то и двадцать, — прежде чем накопится достаточная медицинская статистика, чтобы сказать, что без абраксана рак лечится на 10% хуже, чем с абраксаном.
Пройдет десять лет, чтобы можно было утверждать, что довоенная схема антиретровирусной терапии против СПИДа была на 7% эффективнее послевоенной.
Тысячу трансплантаций костного мозга нужно провести, чтобы понять насколько с машинками Miltenyi лучше, чем на иммуносупрессии.
Десять тысяч диабетиков нужно обследовать, чтобы вычислить, насколько у пациента без системы мониторинга повышается вероятность комы или ампутации нижних конечностей. И как минимум одно поколение должно пройти, чтобы можно было оценить, насколько дети, учившиеся с видеоувеличителями, успешнее детей, учившихся по Брайлю.
Исчезновение ни одного лекарства на рынке не меняет картину принципиально. И даже перебои со всей номенклатурой импортных лекарств не меняют картину быстро. Только лет через двадцать мы поймем, что, начав войну, убили десятки тысяч своих граждан. Только сейчас по медицинской статистике стало видно, что, например, в Иране ампутации нижних конечностей диабетикам делают в два раза чаще, чем в Европе, — вот цена изоляции.
Советская медицина мало-помалу отставала от мировой семьдесят лет. В конце 1980-х годов теперешний академик, а тогда молодой доктор Алексей Масчан в числе первых стажеров-онкогематологов поехал учиться во Францию. Он и его коллеги думали, что получили хорошее медицинское образование в Москве. А разъехавшись по стажировкам в только-только открывшемся мире, молодые врачи увидели вдруг, что мир давно не применяет тех протоколов лечения, которым учили советских врачей, а применяет совсем другие протоколы.
Эти молодые доктора вернулись в Россию с новыми протоколами лечения. Стали применять эти протоколы, и всего за пару лет смертность детей от рака крови снизилась с 95% до 15%.
Такова была цена за железный занавес, мы каждый год убивали три тысячи детей.
Но это трагическое отставание накапливалось 70 лет, а наше теперешнее отставание накапливается всего два года — подождите, еще отстанем как Иран.
