Ошибка полагать, что хорошим журналистам достаточно хорошо делать свою работу (правдиво описывать «наступление фашизма»), а другим хорошим людям — развивать пространство хороших дел вокруг себя, продолжает эта журналистка, из-за этой ошибки «мы про…ли свою страну».
У нее получился манифест, что нет никакой журналистики, что имеет смысл только пропаганда, главное, чтобы это была хорошая пропаганда, так сказать, «пропаганда добра». По сути, предложена калька российской государственной пропаганды: правды нет, есть только мнения, в борьбе средства не выбирают, журналист — всегда пропагандист.
Скажу сразу: пересказанная филиппика — чистая демагогия, для красного словца, никаким «чистым журналистом», далеким от политики, эта журналистка никогда не была. Просто захотелось пафоса побольше: какая же российская журналистика, тем более оппозиционная, без пафоса?
Профессиональная девальвация
А как уважаемая автор данного, но на самом деле типичного утверждения, сделала такой вывод? Она проводила какие-то исследования, измерения, в чем-то когда сомневалась? Или это все для красного словца, «а мне так кажется»? По моим ощущениям, сама автор никогда переживаниями насчет независимой журналистики не страдала, вся ее история в журналистике абсолютно точно и жестко связана с вполне четкой политической позицией и идеологией, а СМИ, где она работала и работает, всегда было одним из самых политически ангажированных. В каком году и когда это было иначе? Возможно, я просто долго живу и у меня память хорошая, но называть ложный пафос и пропагандистскую манипуляцию надо именно тем, чем они являются.
Одна из фундаментальных проблем российской журналистики ровно противоположная: в ней всегда было очень мало независимой журналистики, а очень много собственно политики и пропаганды. Почти все топовые российские журналисты всегда мыслили себе идеологами и лидерами мнений, многие затем откровенно сами себя стали именовать «политологами», не проведя в жизни ни одного политологического исследования, не написав ни одной профессиональной книги или работы: одна сплошная публицистика и пропаганда.
Результат: девальвация публичного статуса многих профессий, когда качественную профессиональную литературу по истории, политологии, социологии и прочим сферам заменила публицистика. Именно от этого такое зашкаливающее число журналистов в российских партиях, среди кандидатов на выборах и депутатов, не сопоставимое почти ни с какими цивилизованными странами.
В ответ общественные деятели и политики также предпочитают вести себя как журналисты, считая, что лучше вести свой канал (блог), чем зависеть от контента и политики чужих информационных площадок. Что ни политик или партия в России, при ней будет как минимум свой youtube-канал, а то и целый медиахолдинг, от КПРФ до ЛДПР, от Навального и Каца до Ходорковского и Надеждина. Границы стремительно размываются: политики ведут пропаганду через собственные СМИ, журналисты считают себя самостоятельными лидерами мнений и инфлюэнсерами.
Устраивать публичные судилища, сетевые парткомы, кампании травли на счет того, кто с кем дружит, кто куда ходил, где выступал, стало нормой. На чужую площадку идти категорически нельзя, тебя сразу подвергнут остракизму, проклянут, и это в лучшем случае. Никаких полутонов, никаких попыток дискуссий — все черно-белое, только либо свои, либо чужие. Почти нет ничего среднего или нейтрального, причем уже давно.
Откуда это идет, сказать сложно. Или это романтизированный мессианский комплекс российской журналистики, сформированный еще в советские годы, или следствие деградации политической и общественной жизни последних десятилетий, где в условиях всеобщей серости и зарегулированности журналисты и публичные эксперты вынуждены играть роль политиков, а некоторые СМИ роль политических партий, когда реальные партии молчат или просто боятся говорить то, что думают.
Возможно, все вместе. Вспомним акции протеста 2011–2012 годов. Был ли их организатором кто-либо из партий? Очевидно, такой партии не было. Те же навальнисты в те годы на московских митингах — это небольшие периферийные группки и не более того. Фактическим публичным координатором протестов того времени был телеканал «Дождь», который и собирал, и раскручивал всех спикеров протестующих.
Но увы: политизация журналистики, игра в пропаганду не решает никаких проблем и ничего не создает, а лишь девальвирует и обесценивает любую позицию. Выходит, что никакой объективной истины нет и быть не может, как и борьбы за нее, есть лишь стороны, одна обязательно черная, другая обязательно белая. Получается в чистом виде реализация идей Ленина: «Газета — не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор» (В. И. Ленин, статья «С чего начать?», 1901).
Глубокая колея, не выскочить
После 24 февраля 2022 и вынужденной миграции основной части оппозиционной журналистики ситуация еще обострилась, так как сами внешние условия делали дальнейшую радикализацию протестующих неизбежной, о чем я уже подробно писал. (Пришлось сделать ставку на мигрантскую аудиторию, которая изначально была более радикальна — умеренным не было смысла эмигрировать; смена моделей финансирования и рост зависимости от более политически окрашенных внешних спонсоров; правовое давление в новых странах пребывания и вынужденное встраивание в их информационный дискурс.)
Как и в любой кампании, в борьбе за поддержку аудитории, что у СМИ, что политиков, есть развилка: или мобилизовать «своих», чтобы те более заинтересованно поддерживали и донатили (а это неизбежная радикализация контента, игра на обострение и потребность в постоянном размежевании с «чужими» и жесткая внутривидовая борьба); или сделать ставку на более широкую, но более умеренную аудиторию (то есть брать массовостью). Обычно при раскрутке и формировании ядра сторонников всегда работает первая стратегия, а затем, в борьбе за расширение базы поддержки, идет смягчение тонов и начинает работать стратегия номер два.
Однако после миграции и невозможности работы на широкую внутрироссийскую аудиторию вторая стратегия для мигрировавших собственно СМИ и политиков со своими медиаструктурами, которые на выходе практически перестали друг от друга отличаться, стала невозможной.
Чтобы сохранить аудиторию, которая из-за блокировок очень сильно сместилась в сторону политической миграции и русскоязычных пользователей зарубежных стран, смешавшие друг с другом мигрантские СМИ и медиаресурсы эмигрировавших политиков и общественников вынуждены постоянно играть на обострение. Отсюда постоянные нападки друг на друга, фильмы-расследования, направленные в первую очередь на конкурирующую часть политической миграции, а не на российскую власть, с оппонирования которой вроде бы изначально все и начиналось. Все это красиво запаковывается в «необходимость сделать моральный выбор», «найти правду об ошибках прошлого ради будущего», «невозможности просто нейтрально делать свою работу и обязательного превращения в одного из участников» и т. д. В этом надо искать и причины различных взаимных статей-нападок, и новых фильмов друг про друга, и выступлений, подобных посту журналистки, с которого начинается эта колонка.
Очевидно, что пока не изменится политическая ситуация в самой России, конца у этой стратегии борьбы за выживание через постоянные размежевания и «поиски правды» не будет: поле политической миграции будет дробиться и дробиться, все более уменьшаясь и осыпаясь по краям. С точки зрения будущего внутри России это, конечно, дорога не туда.
Кого вы будете объединять, если даже сами с ближайшими бывшими союзниками уже перебили все горшки, а прочих многократно прокляли как трусов и коллаборационистов? Впрочем, невелика вероятность, что участники этой свары вообще политически доживет до новой ситуации в России. А те, кто доживет и вернется, будут заявлять что-то из серии: «Ну мы всегда говорили, что вся иная, кроме нас, уехавшая оппозиция и были реальные предатели».
Но едва ли к тому времени для них останется свободное место в российской политике. Но то будет завтра, до него еще надо дожить. Сейчас для выживания им нужно продолжать высокоморально грызть друг друга.
Есть ли у них выбор вести себя иначе? Похоже, нет. Политическое прошлое и нынешние обстоятельства загнали их в глубокую политическую колею: выскочить будет очень тяжело.
