Публикация подготовлена медиапроектом «Страна и мир — Sakharov Review» (телеграм проекта — «Страна и мир»).
В феврале–апреле 1989 года в Польше проходил Круглый стол — переговоры социалистического руководства Польши с представителями непримиримой оппозиции из движения «Солидарность». Результатом стал демократический и рыночный транзит Польши, а спустя короткое время — полный демонтаж авторитарного коммунистического режима.Важной посреднической силой в рамках транзита стало польское епископство, а также отдельные деятели католической партии и общественных организаций, которые на протяжении социалистического периода были встроены в систему.
Могут ли быть причины, чтобы подконтрольные путинскому режиму политические «оппозиционные» структуры пригодились бы в процессе демократического перехода? Да. У них есть шанс выдать своеобразную «лебединую песню», внеся важный вклад в поставторитарное будущее.
Инфильтрация духа
Польская спецслужба при помощи советских товарищей начала наполнять католическую церковь в Польше агентами коммунистического режима и польской госбезопасности сразу после восстановления польской государственности по окончании Второй мировой войны. Задача заключалась в том, чтобы завербовать порядка 10% польских священников — около 1000 человек. Они должны были стать сторонниками коммунистов.
Организационное подчинение католического духовенства и их паствы коммунистам разворачивалось по двум линиям. Во-первых, режим наполнял приходы недавними выпускниками духовных семинарий, создавая прослойку тех, кто обязан своей карьерой новой власти.
Во-вторых и в-главных: режим был нацелен на высший уровень католической иерархии. Коммунисты создали специальную группу священников – позже их стали неформально называть «патриотами», или «прогрессивными». Священники-патриоты должны были построить сеть региональных ячеек («Советы священников»), которая занималась бы продвижением идей о союзе католиков и коммунистов.
В отличие от Святого Престола, польские католики связаны с народом, говорила пропаганда. «Советы священников» в своих газетах рассказывали про рост благополучия рабочего класса в Польше, про планы правительства, битву за мир и за коллективизацию, уважение к коммунистической партии.
Существенным элементом кооптации католической общественности в политический порядок авторитарной Польши стала и католическая партия «Знак» (Znak). Она была создана в 1955 году как ассоциация мирян католической церкви, ориентированных на представительство в сейме. Эта партия, как и священники-патриоты, выполняла роль подконтрольного режиму канала обратной связи. Сейм становился формально многопартийным, католики получали в нем представительство, а коммунисты мониторили ситуацию на местах в интересах авторитарных элит. Одним из создателей этой партии был Тадеуш Мазовецкий, позже разорвавший с ней отношения. Он стал первым некоммунистическим премьером Польши.
Инфильтрация церкви агентами режима и деятельность подконтрольных площадок для связи католической общественности с государством стали весьма эффективными авторитарными практиками. В районах, где церковные приходы были организационно слабее, власти удалось лучше выстроить систему назначения подконтрольных священников, которые сообщали государству полезные сведения, что думает и что делает паства. Эта информация уходила по бюрократическому лифту наверх вплоть до Центрального комитета правящей Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) и министерства общественной безопасности.
Сюжетный твист подконтрольности
Однако в каком-то смысле система обманула сама себя. В конце 1980-х польский коммунистический режим подошел к моменту трансформации. Круглый стол и последовавшие за ним выборы за несколько лет поставили страну на путь рыночной экономики и демократии. Польский опыт мирного перехода от автократии к демократии (и от командного социализма к рынку) примечателен, в частности, тем, какую роль сыграли в этом переходе те, от кого демократы меньше всего ждали конструктивных действий.
Когда польские политические коммунисты и лидеры оппозиции начали обсуждать варианты реформирования страны, им были нужны медиаторы — люди, достаточно приемлемые для обеих сторон, но не принадлежащие к одной из этих сил. На самом Круглом столе эту роль сыграли авторитетные епископы. Они способствовали диалогу между сторонами и помогали находить приемлемые компромиссы. В более длинном и широком процессе режимного перехода посредническую функцию реализовала системная некогда оппозиция — священники-патриоты и деятели католической партии «Знак».
В отличие от непосредственных функционеров режима, они не были замазаны его преступлениями и проблемами. А в отличие от оппозиции, которая долгие годы была вне закона, они имели политический и частично управленческий опыт. Когда выборы в Польше стали свободными, а ПОРП перестала курировать назначения на должности, новая власть рекрутировала чиновников среднего звена из организаций бывшей подконтрольной оппозиции — из системных католических движений и партий. Именно они стали винтиками в механизме перехода Польши на демократические и рыночные рельсы.
От продажности к полезности
Никто другой не научился так приспосабливаться, как российская партия КПРФ. Коммунисты в путинской России стали важнейшим элементом политического процесса. Они умеют канализировать протесты, они выступают с более кровожадных позиций, чем сам режим, среди них есть фанатичные сталинисты, которыми легко пугать прогрессивную часть общества.
Ниша главной системной оппозиционной партии, которую занимает КПРФ, связана с канализацией протестных настроений в подконтрольное режиму русло. Коммунисты с этим прекрасно справляются, превращая протесты под красными флагами в ресурсы, посты, блага и должности партийных функционеров. А граждане спускают пар без особых рисков для режима.
Даже в условиях войны в Украине КПРФ заняла нишу, которая позволяет контролировать в интересах режима ту часть аудитории, которая не покрывается пропагандистским мейнстримом. Публичная риторика представителей КПРФ даже в сравнении с риторикой власти более воинственная, кровожадная и ненавистническая.
Главный актив КПРФ — это ее партийная структура, которая сочетает реальный низовой активизм и казенную машину принятия решений. Партия обладает связью с «землей», у нее есть разветвленная и устойчивая сеть отделений, рядовые активисты. Есть популярные депутаты и губернаторы, известные и авторитетные за пределами своих регионов и «типичного электората» КПРФ (Николай Бондаренко, Евгений Ступин, Вячеслав Мархаев, Екатерина Енгалычева, Вячеслав Коновалов). А лидеры КПРФ — плоть от плоти путинского режима. Они умеют выживать и знают правила элитных балансов, расторговки постов и мандатов, кожей чувствуют движения бюрократических ветров и расстановку «красных линий».
Партийная структура КПРФ широкая и очень неоднородная: в одних регионах отделения КПРФ полностью контролируются губернаторами и встроены в вертикаль лояльности, в других (Республика Хакасия, Коми, Иркутская и Саратовская области, еще недавно — Москва) это живые оппозиционные структуры. Но даже там, где отделения партии несамостоятельны, они имеют базовую структуру, которая пусть подконтрольно, но регулярно и рутинно взаимодействует с гражданами и участвует в выборах.
Представим теоретическую ситуацию: путинский режим по каким-то причинам вынужден пойти на демократизацию и мирную передачу власти оппозиции (кто бы это ни был). В этом случае обе стороны будут нуждаться в условной «третьей» силе. Польский опыт показывает, что эту роль могут взять на себя даже бывшие младшие партнеры «кровавого режима». В отечественном контексте функцию польских католических активистов способны выполнить российские коммунисты.
Несистемная оппозиция абсолютно обоснованно считает КПРФ частью путинский авторитарной системы. Но ее периферийность и наличие в ней хоть сколько-то договороспособных персоналий дает основания рассматривать активистов партии как приемлемых медиаторов, посредников и, возможно, даже переговорщиков с представителями ядра режима. Для последних КПРФ — знакомая структура, не кажущаяся столь опасной, как несистемная оппозиция.
В транзитном процессе представители КПРФ могут стать компромиссными фигурами, которые будут минимально приемлемыми для принципиальной оппозиции и не пугающими для старой элиты. А для самой режимной трансформации КПРФ может быть полезна за счет своей широкой структуры, которой не осталось у уничтоженной в стране оппозиции.
У старой элиты такая структура тоже есть, но она-то и будет нуждаться в замене. Структура КПРФ может стать каналом распространения легитимности транзитных процессов, получать и обрабатывать обратную связь от граждан.
Другие кандидаты
КПРФ — не единственный вариант «третьей силы». На медиаторскую роль претендовали так называемые «системные либералы», или «технократы» — представители правящей элиты, напрямую не связанные с репрессивным аппаратом режима. Во время протестов 2011–2012 годов именно эту роль пытался играть Алексей Кудрин, который тогда казался одним из доверенных людей Владимира Путина и не был «красной тряпкой» для протестного движения.
Тот опыт оказался негативным, показал, что «системные либералы» едва ли могут быть компромиссными фигурами и выполнять посредническую роль. Оппозиция воспринимает их как представителей ядра старой авторитарной элиты, а не периферийную силу. Поделиться своей структурой для транзитных процессов «сислибы» не смогут из-за отсутствия таковой. Пожалуй, в нашей умозрительной конструкции «технократы-либералы» могут сыграть лишь одну роль: от имени части старой элиты инициировать процесс мирного демократического транзита.
Но на роль посредника могут претендовать другие системные партии. Даже ЛДПР: у нее есть и структура, и реальные активисты на местах, и управленческий опыт (партийные губернаторы). Правда, «антирейтинг» ЛДПР (доверие, готовность взаимодействовать) в глазах несистемной оппозиции несравнимо выше, чем у КПРФ.
То же касается «Справедливой России» и «Новых людей», у которых есть не только «антирейтинг» в глазах независимой оппозиции, но и дефицит структуры и ярких активистов (за редкими исключениями вроде эсера Олега Шеина или Сарданы Авксентьевой из «Новых людей).
Более серьезный кандидат — «Яблоко». Несмотря на всю свою слабость, партия имеет широкую структуру, в которой выделяются своей активностью некоторые местные отделения (Псков, Великий Новгород, Карелия, Санкт-Петербург, Екатеринбург, Томск). В «Яблоке» все еще есть независимые депутаты. Несмотря на все конфликты между несистемной оппозицией и «Яблоком», ценностно оно ближе к оппозиции, чем КПРФ. Но у «Яблока» ощутимо меньше политического веса. А идеологическая близость «Яблока» с несистемной оппозицией может помешать уходящей элите вручить ему мандат на переговоры с ней.
Выкрасить да выбросить
Все это не значит, что КПРФ — спасение русской демократии. Но когда все подчистую сломано, и от кривого щербатого забора может быть польза. Совсем недавно мы могли наблюдать, как партия «Гражданская инициатива», по уши подконтрольная режиму и не имеющая даже части структурного веса, какой есть у КПРФ, стала шлюзом для выражения несистемного протеста. Борис Надеждин стал инструментом демонстрации запроса на мир и смену власти со стороны и россиян, и антирежимной оппозиции за рубежом. Косая, полумертвая партийная структура в регионах стала полезным и своевременным костылем для быстрого сбора подписей.
Эффективная «третья сторона» транзитного процесса, как показывает польский опыт, должна обладать набором характеристик:
- быть частью старой системы, но не в ее ядре;
- иметь контакты с принципиальной оппозицией;
- иметь минимальный политический вес и восприниматься в качестве силы какой-то частью общества;
- иметь широкую структуру и представительство «на местах»;
- иметь реальный активистский, политический и управленческий опыт;
- не быть прямым конкурентом и не претендовать на доминирование ни по мнению старой элиты, ни по мнению реальной оппозиции.
Разные политические организации в современной России в разной степени обладают набором этих характеристик. Наилучшую комбинацию, кажется, собрала КПРФ.
Если когда-нибудь КПРФ выпадет судьба стать полезной транзитной структурой, это не должно освобождать ее от ответственности за совершенный вред. Но стимул стать важным элементом режимного перехода должен способствовать ориентации партийных деятелей не на статус-кво, а на перемены. Польская католическая партия «Знак» не пережила транзит, потеряла политический вес, и сейчас это небольшая благотворительная организация.
Мировая политика знает и другие, менее успешные примеры такого рода.
Движение «Братья-мусульмане» в авторитарном Египте при Хосни Мубараке долго играло роль подконтрольной партии. Через ее поддержку канализировались голоса происламски настроенных граждан. Но во время Арабской весны движение действовало против режима. После смещения Мубарака кандидат от «Братьев» завоевал президентский пост на новых выборах. Правда, через год Мухаммед Мурси был смещен в ходе военного переворота, и новая власть объявила движение вне закона.
В Иордании авторитарный режим тоже использовал «Братьев-мусульман» как подконтрольный канал абсорбирования радикально-религиозных избирателей. В отличие от Египта, в Иордании во время Арабской весны режим при помощи «Братьев» удержался, пойдя на небольшие уступки протестующим.
По умолчанию, подконтрольная оппозиция, зашкваренная по уши, не может быть ни инструментом демократизации, ни препятствием для нее. До начала транзита такая структура не будет ни способствовать, ни мешать ему. Но она может стать третьей силой, важным посредником, обеспечивающим плавность и необратимость демократического транзита.
Разумеется, наличие кандидатов в «третьи силы» не дает гарантий ни начала транзита, ни тем более его успеха.
