Когда война только началась, я была в ужасе. Большая часть моей жизни всегда была связана с Украиной. В детстве мне всегда говорили: «мы братья», «мы соседи».
27 февраля 2022 года, вернувшись домой из запланированной еще до войны поездки, я ехала в такси на работу и рыдала, потому что не понимала, как моя семья могла поддержать этот ужас, который называют спецоперацией. Я рассказала об этом таксисту, и незнакомый мне мужчина заплакал вместе со мной. Я помню, как он сказал мне: «Не плачьте сейчас. Дальше будет только хуже». Тогда я даже не могла представить, насколько.
Бывшие соседи
Наверное, жители Белгорода всегда наиболее остро среди всех российских регионов чувствовали связь с Украиной, с Харьковом. У меня было удивительное по нынешним меркам детство — мы постоянно ездили с родителями в Харьков: гуляли по городу, ходили в аквапарк и зоопарк, закупались на рынке «Барабашово» и гостили у наших родственников. Наши города были так близко — можно было доехать на электричке, — а белгородцы бывали в Харькове чаще, чем в соседних российских городах.
Сейчас наши города, наверное, уже навсегда разделила война, а белгородские дети уже не знают, что такое мир. Многие из них вырастут в этой войне. Моя младшая сестра уже знает, что такое обстрелы, ПВО, вместе с играми на телефоне у нее установлено приложение, в котором ей приходят уведомления о ракетной опасности. Она спрашивает, почему никто не может остановить обстрелы, но никто не может ей ответить.
И потерянное детство целого поколения — это еще не самая большая цена, которую пришлось заплатить жителям Белгорода за войну России с Украиной. Самое страшное — это смерть десятков жителей города. Только по данным местных изданий, за март 2024 года в Белгороде погибло 28 человек. Белгородцы в марте гибли практически каждый день: дети, старики, совсем молодые люди.
Один мужчина, бежавший из Изюма в Белгород, в январе этого года рассказал мне, что за несколько месяцев, проведенных в подвале из-за массированных обстрелов города, он научился жить с постоянным страхом смерти, который преследовал его даже в Белгороде. Он сказал: «Если погибла моя знакомая, если соседке оторвало ногу по пути на рынок, почему следующим не могу быть я?»
Только сейчас я по-настоящему начала понимать, о чем он говорил. Действительно, если погибла моя знакомая, если снаряд прилетел в соседний дом, если мой район регулярно попадает под обстрелы, почему я не могу погибнуть сегодня или завтра? Это жутко, но в 21 год я научилась жить с постоянным страхом смерти. Когда под вой сирены и взрывы прячешься в коридоре в надежде, что сегодня не прилетит в твой дом — с тобой остается только постоянный животный страх смерти. Когда обстрел заканчивается, приходит не только облегчение, но и возвращаются мысли о том, что если обошлось в этот раз — это не значит, что снаряд не прилетит завтра в мой дом.
Сейчас ПТСР есть, наверное, у всех в Белгороде. Страх громких звуков, фантомная сирена, постоянно звучащая в голове, которая слышится в каждом похожем звуке, боязнь открытого пространства — это то, с чем пришлось столкнуться мне и многим моим близким и знакомым. Недавно я услышала о женщине, которая несколько раз переезжала в разные районы Белгорода, и каждый раз снаряды прилетали к ней во двор. В последний раз она уехала в другой приграничный город — Валуйки, но и там снаряд прилетел в дом, в котором она жила. Из-за этого у женщины случился нервный срыв, и теперь она лечится в психиатрической больнице, потому что у нее развилась паранойя и ей начало казаться, что ракета преследует ее и хочет убить. Когда я услышала эту историю я истерически смеялась. Не над болью этой женщины, а из-за того, что теперь это реалии белгородской жизни, которая раньше была мирной и счастливой.
Одиночество Белгорода
Обстрелы Белгорода, наверное, надолго, если не навсегда отделили белгородцев от жителей остальной России. Сложно чувствовать себя близким к людям, которые живут совсем другой жизнью. Белгородцы пишут в соцсетях посты с хэштегом «Белгород — это Россия», отчаянно пытаясь напомнить о своем существовании федеральным властям и жителям других регионов.
Когда в России идет неделя масленичных гуляний, когда в Москве празднуют годовщину аннексии Крыма, в это время в Белгороде каждый день гибнут люди, а некоторые россияне даже не знают, что Белгород — это часть страны, в которой они живут. Из-за этого становится все сложнее верить в то, что Белгород — это Россия.
Все, что смог сказать об обстрелах города президент России Владимир Путин — это то, что Россия может «ответить Украине тем же». Как будто обстрелы Украины — это не первая причина того, почему обстреливается Белгород. Я не знаю, как можно «защищать» русских в Украине, когда город, который является частью страны, которой ты управляешь, молит о помощи. Это жуткое, ужасное безразличие.
Сейчас я чувствую себя белгородкой гораздо больше, чем россиянкой. Я не могу винить жителей других российских регионов за то, что их жизнь сейчас во многом не похожа на мою, что они не говорят и не думают о Белгороде. Если война не касается твоей жизни, от нее хочется откреститься, не думать о ней, а просто жить. Но часть меня ужасно злится на безразличие людей, на то, что жизнь в моем городе стала напоминать кошмар, а для всех остальных просто началась весна.
И я, как белгородка, гораздо острее чувствую одиночество не из-за того, что властям наплевать на мой город. И до обстрелов Белгорода я чувствовала, что российским властям, президенту нет дела не только до моего родного города, но и до всей страны в принципе. Мне становится гораздо больнее от того, что даже некоторые антивоенные россияне и часть российской оппозиции считают, что белгородцы сами виноваты в том, что их обстреливают. Что это происходит из-за того, что белгородцы голосовали за Путина или из-за того, что из Белгорода летят российские ракеты в сторону Харькова. Я привыкла к тому, что власти относятся ко мне и жителям моего города как к части статистических данных — сегодня есть, а завтра нет, но не привыкла к тому, что так думают люди, которых я после начала войны считала близкими мне по духу.
Мне жаль, что люди считают, что обстреливать мирных жителей Харькова — это военное преступление, а мирных жителей Белгорода — нет. Ни я, ни другие белгородцы не выбирали, чтобы российская армия обстреливала Украину. И ракеты, конечно, летят не из самого города. Когда 12 апреля я слышала, как российская армия выпускает баллистические ракеты по Харькову и остальной Украине, я была готова сделать все, чтобы это прекратилось, чтобы остановить ракеты, несущие смерть таким же людям, как и я. Но я не могла, как не могли и все остальные белгородцы.
Умирающий город
Все мои знакомые и друзья, живущие в других городах России, знают о том, что происходит в Белгороде, и переживают за меня и мой город. Но я знаю о случаях, когда белгородцам, эвакиуровавшимся из города, не хотят сдавать квартиру в российских городах или специально завышают аренду. Я знаю об этом не только из СМИ, но и по опыту своих знакомых.
Думаю, почти все белгородцы чувствуют обиду из-за этого. Более того, я знаю, что не единичны не только случаи, когда россияне не знают о том, что Белгород — это часть России, а не Украины, но и о существовании людей, которые искренне считают, что «Белгород напал на Харьков, а страдает вся Россия». Звучит абсурдно, и в это сложно поверить, но реалии 2024 года таковы, что для части России вся война сводится к какому-то междоусобному конфликту между двумя городами, а обстрелы Белгорода и сам город для них — это что-то далекое от них и незначительное.
Сейчас есть умирающий каждый день Белгород — и остальная Россия. Обстрелы перестали быть каждодневными, но белгородцы каждый день видят, как умирает их город. Из некогда перспективного города для жизни, в который ехали за спокойной жизнью, он превращается в еще один разрушенный войной населенный пункт. Нет, наверное, ни одного белгородца, который не задумывался бы о переезде — сейчас люди буквально бегут из Белгорода, потому что невозможно постоянно жить в страхе смерти. Многие бизнесы закрываются, люди уезжают, а многие из тех, кто остается в городе, боятся выходить из дома.
Многие из жителей города, с которыми я говорю о Белгороде, используют одно и то же сравнение. Они говорят: «Скоро Белгород станет вторым Донецком». Почему именно Донецком, а не другим украинским городом, чаще всего мои собеседники затрудняются объяснить, но один мужчина сказал мне, что именно Донецк ассоциируется для него с чувством покинутости и одиночества. И дальше, действительно будет только хуже, потому что обстрелы Белгорода не закончатся, пока не кончится война.
Но я боюсь, что Белгород не доживет до этого момента и уже никогда не станет прежним, даже, если он не будет разрушен физически.
