Чему удивляться, когда разгорается «война с радугой», по выражению Льва Рубинштейна, и откровенное «мракобесие», говоря его же словами, ведет наступление по всем фронтам: идут сражение со страшными феминитивами, отстаивается учение о плоской земле, обнаруживаются рептилоиды — враги космического масштаба. В общем, есть чем заняться.
Ну, а Владимир Сорокин был давно под прицелом. Достаточно вспомнить, как в далеком 2002 году участники движения «Идущие вместе», возмущенные тем, что Большой театр заключил договор с писателем на написание либретто оперы («Дети Розенталя», музыка Леонида Десятникова, благополучно, кстати, поставленная спустя три года) устроили акцию на Театральной площади. Установив у фонтана огромный унитаз, они бросали в него цветы и изрезанные книги Сорокина, а затем отправились возлагать цветы к памятнику Чехова.
Забавно, что сегодня это новостное сообщение 22-летней давности читается как цитата из сорокинского романа. Как будто описанное действие (да и само название «Идущие вместе») вынуто из художественного мира «ненавистного постмодерниста».
Вселенная Сорокина, выведенная в трилогии о докторе Гарине, заключительная часть которой — роман «Наследие» — и привлекла внимание бдительных граждан и еще более бдительных запретительных органов, возникла не сегодня, а полтора десятка лет назад, с выходом «Дня опричника» и «Метели». «Новое Средневековье» эпохи цифровых технологий, сотворенное Сорокиным, не просто изображает некоторое условное фантастическое будущее, но стало моделью, образцом, по которому выстраивается не литературная, а жизненная действительность. Тексты Сорокина, забегая вперед, тянут за собой реальность, так что уже наш общественный, политический, культурный и пр. порядок превращается в сорокинский текст. В силу самой логики движения и развития, текст этот следовало запретить.
И любопытно здесь, почему и за что именно наложен запрет.
В «Наследии» есть много, что могло бы шокировать — война, насилие, пытки, что конечно же, связывается с нынешним контекстом. Но Сорокина уличают в пропаганде ЛГБТ и «смены пола». То есть все остальное как бы возмущения не вызывает.
Сегодняшняя пропаганда строится на внедрении в массовое сознание абсурдных мифов, вовлечении в бред (еще одно точное наблюдение Рубинштейна). Она порождает у одних ожидаемую усталую брезгливость, а других отвлекает от настоящих проблем (прорывы на теплотрассах, замерзающие дома в городах, например). Ну и страх, страх конечно.
Рука об руку с пропагандой идет законопроизводство, то есть тотальное запретительство. По сути, особый вид террора. Ни одного действия нельзя теперь совершить без оглядки. Употребишь, скажем, феминитив — попадешь под статью. Поле разрешенного исчезает на глазах и превращается в минное поле. Пусть абсурдные законы применяются избирательно, но эта избирательность сопровождается настоящими тюремными сроками, не выдуманным, а действительным наказанием. Это раньше можно было посмеяться.
И за всем этим стоит одно желание: скрыть реальность, не называть вещи своими именами, увести в сторону, отвлечь внимание.
Если бы Сорокина обвинили не в пропаганде ЛГБТ, а в «фейках», экстремизме (пусть даже «Наследие» художественное произведение — кого это теперь заботит), пришлось бы признать, что изображенное или точнее сквозь изображенное им проглядывает наша действительность, и лицо ее пострашнее феминитивов и радуги.
А так — ну, понятно почему книги изымают. Давно пора.
К чему приведет этот морок, настойчивое и расширяющееся зомбирование населения представлять не хочется. Впрочем, и возврат к реальности, если он произойдет, не будет легким. И чем дольше длится «сон разума», чем больше чудовищ рождается из тьмы, тем болезненнее будет пробуждение.
