Было ли совершено очевидное преступление и на время расследования священник отстранен от служения? Нет. Был церковный суд и вина священника доказана? Нет.
Так в чем же дело? Почему патриарх Кирилл запрещает в служении известного, авторитетного священника, вымарывает его имя из списков духовенства Московской епархии? Ответа мы до сих пор не знаем. Документы не опубликованы.
Наиболее распространённая, но документально не подтвержденная (на момент написания колонки) версия заключается в том, что отец Алексий публично заявил: лучше ходить в храмы, «где больше молятся о мире, нежели о победе».
Что ж, неудивительно, что это слова вызвали визг «патриотов» и жесткую реакцию патриархии. Разномыслия в Церкви по политическим вопросам быть не может. Все члены РПЦ, по мнению патриарха Кирилла, должны полностью и, что особенно важно, искренне соглашаться с той позицией, которую сам патриарх единолично выбирает. А как же соборность? Как известная христианская максима «в главном — единство, во второстепенном — свобода, во всём — любовь»? В условиях, когда православная идеология важнее, чем Евангелие, об этой максиме можно забыть.
* * *
Но снова и снова следует говорить о протоиерее Алексии Уминском и его приходе, и даже шире — о современной христианской культуре и среде — реальной и виртуальной, — которая формировалась в том числе и вокруг отца Алексия на протяжении тридцати лет. Мне представляется, что говорить об этом гораздо важнее, чем сокрушаться о том, что патриарх Кирилл снял его с должности настоятеля храма и лишил права служения, говоря церковным языком, отправил под запрет. Не сомневаюсь, что нынешняя церковная власть считает свое решение окончательным и пересматривать его не будет.
Итак, до 5 января 2024 года отец Алексий служил настоятелем в храме Троицы в Хохлах. Это прямо у Покровских ворот, в Хохловском переулке. Небольшой храм XVII века в стиле московского барокко был очевидной церковной достопримечательностью Москвы и мне не раз приходилось быть свидетелем и участником разговоров о том, что «мы приехали издалека и ненадолго, но непременно хотели зайти в храм и познакомится с о. Алексием».
В чем люди видели смысл этой встречи? Что именно для них было важно? Здесь нужен дисклеймер: нет, я пишу не житие, но тем не менее не могу не произнести что-то похожее на агиографическую «похвалу»: в о. Алексии многие видели человека глубокой, искренней и, что особенно важно, осознанной веры. Это редкое качество по нынешним временам. Свидетельства о такой вере многим очень не хватало. Да, вроде бы было всё: монастыри, старцы, книги, фильмы — огромная православная субкультура, в которой «товары» и «впечатления» можно было выбирать и коллекционировать по своему желанию. Проблема в том, что в какой-то момент оказывалось, что всё это многообразие выглядит сухо и совершенно неубедительно. Без личного свидетельства, без встречи, как говорил митрополит Антоний Сурожский, вера не может стать совершенной.
Встреча с отцом Алексием уже после того, как прочитаны его книжки или хотя бы просмотрены его программы, была в некотором смысле ключевым этапом опыта встречи, который необходим для утверждения в вере, причем не имеет значения, когда это утверждение происходит — вскоре после крещения или после многих лет (формально) церковной жизни.
В отце Алексии привлекает многое, но прежде всего, стоит сказать о той легкости, с которой он становится другом. Многие священники с такой невероятной, порой угрюмой серьезностью несут свой сан, что им не хватает сил для того, чтобы назвать своих прихожан друзьями. У отца Алексия это получалось на удивление легко, непринужденно, но при этом он всегда оставался священником, очень деликатно держал дистанцию. Я бы сказал, что это удивительный и редкий дар — оставаясь священником, быть другом.
Именно в этом главная тайна прежней, уничтоженной несколько дней назад общины храма Троицы в Хохлах. Здесь собрались те, кто ценил эту дружбу. В этой общей дружбе на первом месте всегда была совместная молитва, литургия, совершаемая с полной отдачей, ответственно и красиво, сосредоточенно и динамично.
И дальше уже шли приходские беседы, трапезы, концерты, выставки, ярмарки, благотворительные проекты. Всё это получалось цельным, ярким, веселым. Кто только ни появлялся в приходском доме у о. Алексия — поэт Тимур Кибиров, режиссер Дмитрий Крымов, композитор Александр Маноцков, поэты КуФеГи, и очень многие другие. Впрочем, домом место наших встреч можно было назвать довольно условно. Квартиры в когда-то приходском доме были давно распроданы и приходу достался только полуподвал.
Отец Алексий — человек щедрого сердца, редкое качество среди православных сегодня. Оно каким-то таинственным образом связано со свободой. По-настоящему свободный человека всегда щедрый. И наоборот, щедрый человек не может не быть свободным. Это не отменяет строгости, порой даже резкости в общении, но ставит любому общению — и литургическому, и дружескому — очень высокую планку.
Словом, у нас был замечательный приход, настоящая жемчужина.
5 января патриарх Кирилл своим указом всё это уничтожил. До основания. Из патриархии приехала комиссия, показала указ, что отец Алексий снят с должности настоятеля, запрещен в служении.
Вместо него приехал другой священник, который прославился мизогинией, хамством, ненавистью к украинцам, искренней пропагандой насилия и прочей дрянью. Даже имя его называть не хочется. Кому интересно, погуглите.
* * *
Увы, это далеко не первый виток репрессий против приходского духовенства. Официальной Церкви, которая стала не менее авторитарной, чем нынешнее российское государство, такие священники не нужны. И прихожане, которые тянутся к таким священникам, тоже не нужны. Складывается впечатление, что ненависть патриарха Кирилла ко всему, что выросло, сформировалось, получило жизнь в то время, которое мы по инерции называем церковным возрождением, не имеет границ. Патриарх Кирилл планомерно, всеми доступными средствами уничтожает ту довольно свободную и живую Церковь, в которую многие из нас пришли в 80-е, 90-е и нулевые годы. Вместо той, настоящей жизни официальная Церковь лепит что-то свое — страшное, мрачное, темное.
И если план у патриарха действительно такой, что уничтожению подлежит всё, что умеет радоваться, улыбаться, петь, дышать, то очевидно, что отца Алексия непременно следует убрать, удалить, стереть.
Официальная Церковь претендует на монополию, хочет получить Русское Православие в полную собственность. Путь к этому обозначен предельно четко: несогласных и просто каких-то других следует закатать в асфальт. Их следует не просто уничтожить, а обнулить, лишить всякого смысла.
Запрет в служении о. Алексия Уминского — еще один шаг на этом пути. Боль людей, которые любят о. Алексия, доверяют ему, собрались вокруг него для патриарха Кирилла ровным счетом ничего не значит.
Нашу любовь и нашу боль за друга и пастыря патриарх Кирилл, который не раз заявлял, что у него «не может быть друзей», просто не понимает. И это самая настоящая духовная катастрофа. Апостол Иоанн говорит о том, что Сам Спаситель в своей последней беседе с учениками назвал их именно друзьями: «Вы — друзья мои, если исполняете то, что Я заповедую вам» (Ин. 15, 14).
Видимо, патриарх Кирилл плохо или, по крайней мере, довольно избирательно читал Евангелие, поэтому и подстраивал Церковь под образа другого бога — сильного, властного, нетерпимого к инакомыслию, карающего и злого. Тем, кто дружит и радуется, в ней нет места. Тем, кто ценит дружбу, похоже, придется искать какое-то другое место.
Или, существует еще один вариант — признать, что кривославие патриарха Кирилла не имеет к Церкви никакого отношения. Это очень здоровый вариант. Но почему-то сегодня он всё еще выглядит фантастическим.
