В Петербурге возле Вагнер-центра, в Москве на улице Варварка, в Ростове-на-Дону, в Новосибирске — в трех десятках городов по всей России возникают посвященные Евгению Пригожину стихийные мемориалы. К ним собираются люди.
Надписи на мемориалах смахивают на магические заклинания — от «спасибо, Батя» до «Груз 200 — мы вместе». И даже в сирийском Идлибе есть граффити на стене, которое представляет Пригожина этаким имбридингом Че Гевары, Короля Ночи из «Игры престолов» и смерти с косой цветов российского флага.
По Пригожину тоскуют. Это кажется странным — как можно тосковать по человеку, чьи наемники убивали в Африке журналистов, а в Украине разбивали своим же головы кувалдой? Но тоскуют. Пригожин был страшным, но именно страшным и должен быть архетипический для русской культуры персонаж — Лжедимитрий.
Он должен быть вор — так звали Лжедимитрия четыреста лет назад представители официальной власти. И Евгений Пригожин был вором, это даже не пропагандистская инвектива, это исторический факт.
Вор должен (сидеть в тюрьме) пойти на Москву и то ли взять ее штурмом, то ли остановиться, не дойдя до нее, — Евгений Пригожин так и сделал.
Он должен явиться из-за границы — Григорий Отрепьев явился из Польши, Евгений Пригожин – из Африки, а может, Сирии.
А главное — он должен воскреснуть, причем трижды, как воскресал Лжедимитрий, сначала объявив себя царевичем, чудом избежавшим смерти; потом избежавшим смерти недавним царем; потом царем, избежавшим смерти вдругорядь.
Не знаю, можно ли считать воскресением чудесное возвышение Пригожина из бывших зэков в одного из самых влиятельных людей страны, но так или иначе, еще пара запасных жизней у Пригожина осталась.
Даже если воскресший Пригожин нисколько не будет похож на умершего Пригожина внешне, это никого не смутит — всегда можно рассказать о череде пластических операций, проделанных с целью скрыться от преследования ненавистных царских бояр. Люди поверят не потому, что получат исчерпывающие доказательства воскресения Бати, а потому что очень хотят этого воскресения и ради того городят мемориалы.
Если не сказать капища.
Пригожин во всей брутальности своей и жестокости воплощает несколько народных мечтаний.
Во-первых, мечту о скором наказании предателей. Россиянам причины всех их бед видятся ведь не в собственной глупости, темноте и дикости, а в мифических предателях, которые отобрали у народа все его заслуженные победы. Никакими законными методами с предателями не справишься, потому что это они придумывают закон. А тут хрясь кувалдой и вся недолга.
Во-вторых, мечту об освобождении, или вернее сказать — об амнистии. Для тех, кто в тюрьме, для тех, кто был в тюрьме и попадет снова, для тех, чьи дети попадут в тюрьму неминуемо, для тех, кому и на воле-то не вольнее живется, чем в темнице — великая мечта, что темницы вдруг рухнут, оковы падут и узники выйдут, пусть даже и в смерть. Смерти в России никто не боится, «груз 200 — мы вместе».
Наконец, третья мечта — о хлебе. Он ведь повар, он ведь накормит, он распорядитель еды и при нем пища никогда не будет кончаться, а достанется каждому по чину — от творожного сырка для школьников до белужьей икры для государя.
Пригожин воскреснет — физически или метафорически, это уж Бог весть — потому что он и есть воплощение народной мечты. Не закон, не демократия, не сбалансированные государственные и общественные институты, а вот этот Кощей с кувалдой.
Растворит нам тюрьмы, накормит нас всех и размозжит всем головы.
Зачем нам голова?
