«Сижу в лодке. Лодка плывет в районе пляжа Аркадия. Цветное рядно подо мной. Рядом отец и дядя Яша…» — так Евгений Григорьевич описывал свое первое детское воспоминание. Воспоминание о рае, куда этот человек сейчас точно вернулся.
Жизнь в Одессе, эвакуация в войну в Акмолинск, где соседи по коммуналке интересовались, есть ли у членов прибывшей еврейской семьи рожки. «Рожек не обнаружилось. После чего жили мирно», — рассказывал Евгений Григорьевич. Хотел поступать на географический, но квота на евреев была вычерпана. Поступил в одесский Инженерно-строительный. Там квот не было.
Жизнь складывалась так, как Бабель и описывал: «Они читают колониальные романы по вечерам, а днем они служат в самом скучном из губстатбюро». Вместо губстатбюро была работа мостостроителем. Молодой мастер мостопоезда изучил экономику изнутри — учили прорабы, со всеми хитростями завышения объемов, приписок и прочего.
Отсюда проснулся интерес к экономике, и уже зрелый молодой человек оказался студентом экономического факультета МГУ. Он с едва ли не с религиозным пылом читал «Капитал» Маркса, но в 1963-м, уже почти под свои тридцать лет, прочитал работу Леонида Канторовича «Экономический расчет наилучшего использования ресурсов». Это была эстетически красивая математика, которая позволяла искать оптимум во всем. Но там же и утверждалось: «Невозможно иметь точные данные обо всех видах ресурсов».
После Канторовича Маркс для Ясина умер и в нем зародился рыночный экономист. Пока будущий.
Бывший мостостроитель в НИИ Центрального статистического управления (предок Росстата) принялся изучать эмпирические данные — именно на них была построена кандидатская диссертация о потоках экономической информации. Затем Ясин — политически «дитя XX съезда» — оказался в легендарном в те годы Центральном экономико-математическом институте, искавшем секрет священного Грааля, оптимального планирования, и всякий раз упиравшемся в ограничения социалистической экономики. Параллельно стал преподавать на экономфаке МГУ экономическую статистику — так появилось первое поколение восторженных учеников Ясина.
1968-й стал для Евгения Ясина катастрофой: «Я переживал ужасно. Для меня это было… Как тебе сказать? Я вырос в уважении к коммунистическим идеям. Это был их конец, потому что если вы не в состоянии убедить людей иначе, как введением войск, — все, это приговор».
Звездный час, точнее, звездные часы для Ясина начались ближе к концу советской системы, когда он был привлечен к работе над так называемой Комплексной программой научно-технического прогресса. Вся эта работа под началом Александра Анчишкина шла в никуда, зато был накоплен богатый опыт анализа реального состояния экономики и «программирования» реформ, который понадобится примерно начиная с 1987 года, с пленума ЦК, объявившего о реформах.
Тогда Ясин прочно засел на правительственных рабочих дачах, готовя экономические преобразования уже на рыночной основе. Первую программу экономических реформ под эгидой Леонида Абалкина и Комиссии по экономической реформе Совмина СССР два завотделом этой комиссии, Евгений Ясин и Григорий Явлинский, писали в 1989 году. Началась гонка программ, появились романтические «500 дней», союзные органы делали шаг вперед, потом два шага назад. После событий в Вильнюсе в 1991 году Ясин подал в отставку и перешел в Союз промышленников и предпринимателей к Аркадию Вольскому, возглавив Экспертный институт.
Как Евгений Григорьевич работал с невероятно обаятельным Аркадием Ивановичем, который был ну совсем не рыночник? На это Ясин отвечал по-одесски: «Что ты хочешь — шашечки или ехать?» Надо было делать дело. Именно эта логика увела Ясина, когда начинались реформы Егора Гайдара, в его команду, что стоило Евгению Григорьевичу отношений со старыми друзьями — от Николая Петракова до Григория Явлинского: «Я же выбираю не команду друзей, а некий план жизни!» Как писал Бабель: «Пароходы, приходящие к нам в порт, разжигают одесские наши сердца жаждой прекрасных и новых земель».
Ясин царствовал в «Волынском», на рабочих дачах правительства. Кто только не пробегал там мимо — громыхал басом и сыпал трубочным табаком Евгений Сабуров, проходили по коридорам бывшие питерские молодые гении — Андрей Илларионов, Сергей Васильев, досадливо следили по телевизору за речью своего нового босса Черномырдина спичрайтеры премьера… Тогда он, еще не достигший своего шестидесятилетия, уже воспринимался как мудрец, как «Дед» — собственно, так его все и называли. А к шестидесятилетию в том же «Волынском» хор учеников споет песенку: «Я спросил у Ясина — что-то мне не ясненько, мы с реформой выживем или не дано…» Только он мог найти ответ на этот вопрос.
А уже в это время с Ярославом Кузьминовым Ясин основал небольшую экономическую школу нового типа — Высшую школу экономики, которой предстояло вырасти в огромный и престижный университет. Это тоже стало делом его жизни, одним из дел. До последних дней Евгения Григорьевича многим гостям вменялось в обязанность нарисовать на стене его дачи Ворону — символ Вышки. Есть там и ворона, нарисованная моей дочерью… А каждого приезжающего уже очень пожилой и нездоровый «Дед» встречал фразой: «Чем я могу вам помочь?» От этой фразы слезы наворачивались, потому что чем же нам всем можно было помочь, если под бомбежки попадала его родная Одесса?!
Как там у Бабеля: «Дать бы им паспорт и три английских фунта — и они укатили бы в недосягаемые страны, названия которых звонки и меланхоличны, как речь негра, ступившего на чужой берег». На чужой берег Ясин никогда не стремился. Он был здесь, на Родине, и сделал все что мог. Одесской иронии «Деду» хватало всегда: как-то на моих глазах он отправлялся получать орден от тогда еще Путина-модернизатора, но с хитрым прищуром надел ярко-оранжевый галстук, деталь цвета украинской революции.
Как говорила его дочь Ира, «папа счастливый человек, он пережил два периода надежд — оттепель и реформы». Меня он хлопал по плечу и успокаивал: «Ну, ты-то увидишь…» Понятно, что я должен увидеть — но увижу ли?
Знаю только, что Евгений Григорьевич сейчас снова в той самой лодке у пляжа Аркадия со своими папой и дядей. И видит под лодкой цветное рядно.
Прощайте, дорогой Евгений Григорьевич, будьте там счастливы! Пусть исполнится мечта каждого одесского юноши — стать юнгой на океанском корабле.
P. S. В день смерти великого одессита на его Одессу снова падали ракеты. Погиб еще один человек.
