Организация освобождения Палестины (ООП) была создана в 1964 году по решению Лиги арабских государств (ЛАГ) — для координации «вооруженной народной борьбы» с Израилем. В нее объединилось несколько десятков арабских террористических организаций леворадикальной и радикально-националистической ориентации, крупнейшей из которых был ФАТХ Ясира Арафата. ООП вынуждена была на рубеже 1980-1990-х гг. присоединиться к «лагерю мира», поскольку к этому времени произошла эрозия «палестинской идеи». Одним из существенных факторов этого процесса был кризис мирового красно-зеленого альянса. Для его сегментов, коммунистического (красного) лагеря во главе с СССР, «антиимпериалистического» (по заявке) Движения неприсоединения и задававших в нем тон стран арабо-исламского (зеленого, по цвету ислама) блока, тема «борьбы за права палестинского народа против израильской агрессии» была одним из важных объединяющих лозунгов, но в новых условиях резко снизила значение.
Расчеты и надежды
Для абсолютного большинства постсоветских и посткоммунистических стран, которые в 1989–1992 годах уже установили с Израилем полноценные дипломатические отношения, «палестинская проблема» виделась пережитком холодной войны и потому практически мгновенно ушла на периферию их внешнеполитической повестки дня. И сегодня эти страны иногда поддерживают, в силу дипломатической инерции или точечных политических интересов, тему прав палестинского народа на самоопределение, но делают это уже в качестве необязывающей фигуры речи, почти не влияющей на динамику их двухсторонних отношений с Израилем.
Особый случай — Россия, которая во вторую президентскую каденцию Владимира Путина вдруг потребовала себе, как наследница СССР, статуса одного из ведущих игроков на глобальной и ближневосточной политической арене и потому время от времени разыгрывает палестинскую карту.
В любом случае распад СССР и восточного блока сделал США единственной глобальной супердержавой. И подтолкнул к нормализации отношений с их стратегическим союзником — Израилем — таких гигантов, как Китай, Индия (многолетний лидер «Движения неприсоединения» и близкий партнер СССР) и иные ключевые державы Третьего мира. А параллельно и вслед за ними — и основную массу стран Азии, Африки и Латинской Америки, ранее воздерживавшихся от подобного шага из-за «исторических обязательств» перед арабскими странами и ООП.
Груз прошлого какое-то время тормозил эту тенденцию. Но реструктуризация системы международных отношений в конце прошлого века, превращение Израиля в региональную супердержаву и глобальный центр передовых технологий сделали сближение Израиля со странами, находящимися вне зоны арабо-израильского конфликта, практически необратимым.
Сами же арабские страны, для которых «права палестинского народа» были чуть ли не единственным вопросом, по которому у них имелся хоть какой-то консенсус, на первый взгляд, не были склонны следовать этой тенденции. Но и у них происходили некоторые подвижки. В конце прошлого века, на фоне вытеснения с политического рынка арабского национализма радикальным исламизмом, «умеренные» арабские режимы стали осознавать, что палестинско-арабская тема превращается из громоотвода внутренних конфликтов и стабилизации арабских монархий и авторитарных «президентских» режимов в фактор их подрыва изнутри. Что и привело часть из них к поиску путей снятия палестинской темы с повестки дня арабских стран и соответственно — точек их соприкосновения с Израилем.
Надо признать, команда Ясира Арафата быстро определила направление процессов, грозящих полностью дезавуировать палестинскую тему в международной повестке дня. И опасаясь не успеть на поезд, ООП уже в 1988 году заявила о готовности признать Израиль в обмен на создание палестинского государства на Западном берегу реки Иордан (в еврейской традиции — Иудея и Самария) и в секторе Газа. Со своей стороны, израильские лидеры выражали большое сомнение в искренности стремления вождей ООП к миру с Израилем, подозревая их в том, что, потерпев поражение в открытых войнах, они намерены перейти к поэтапному уничтожению Израиля под прикрытием «мирных соглашений».
В тот момент подобной точки зрения придерживались руководители обеих ведущих партий израильского политического спектра — и правоцентристской партии Ликуд, и левоцентристской Партии труда (Авода), входивших до 1990 г. в правительство национального единства. С той лишь разницей, что лидеры Аводы — наследника некогда почти безраздельно правившей в организованной еврейской общине подмандатной Палестины и в Израиле первых трех десятилетий его истории умеренно-социалистической партии МАПАЙ — официально придерживались схемы разрешения арабо-израильского конфликта по модели «мир в обмен на территории». И по этой модели были готовы решить «палестинскую проблему» либо в форме территориального компромисса с Иорданией, на чем настаивал многолетний лидер этой партии Шимон Перес, либо, как полагал его главный партнер-соперник Ицхак Рабин, путем прямой договорённости с «умеренными» палестинскими лидерами, не состоящими в ООП, которые в 1991 году приняли участие в Мадридской конференции по урегулированию арабо-израильского конфликта.
С другой стороны, наследница правого консервативного (ревизионистского) движения в сионизме, партия Ликуд, официально придерживалась принципа арабо-израильского урегулирования по модели «мир в обмен на мир». Что все же не помешало возглавляемому ей правительству заключить десятилетием ранее соглашение с Египтом на основе той же модели «мир в обмен на территории»: оно передало Египту Синайский полуостров и эвакуировало оттуда еврейские населенные пункты. Тем не менее, и Ликуд, и иные правые израильские партии выступали против легализации арафатовской группировки в любом виде. А тогдашний глава Ликуда, премьер-министр Израиля Ицхак Шамир, согласился на участие в Мадридской конференции лишь при условии, что ни ООП, ни иные палестинские арабские группировки не будут самостоятельным субъектом этого процесса. Да и вообще он полагал, что Израилю некуда спешить в этом вопросе: был уверен, что время работает на еврейское государство.
Ситуация изменилась в 1992 году, когда после 15-летнего перерыва Авода вновь стала правящей, а ее лидеры — премьер-министр Ицхак Рабин и глава МИД Шимон Перес — попытались реализовать броский региональный проект. Главной идеей Рабина было заключение мирного соглашение с Сирией в обмен на территориальный компромисс на Голанских высотах — по той же модели, по какой их соперник Менахем Бегин нормализовал отношения с Египтом. Эта идея тогда развития не получила (как, впрочем, и позднее, когда ее последовательно пытались реализовать лидер «левой» Партии труда Эхуд Барак, «правого» Ликуда Биньямин Нетаньяху и «центристской» партии Кадима Эхуд Ольмерт).
Альтернативный вариант сложился среди видных фигур левого фланга Аводы, т. н. группы «Кфар ха-Ярок», которые, вопреки прежней линии «старого МАПАЙ», выдвинули идею признания ООП. А неформальный лидер этой группы Йоси Бейлин, личный помощник Переса, сумел увлечь этой идеей патрона, который, в свою очередь, убедил Рабина дать старт прямым официальным переговорам с палестинскими арабами. Результатом последовавших в Осло, Вашингтоне, Шарм-аль-Шейхе и Уай-Ривер «норвежских соглашений» стало создание Палестинской автономии — режима, обладающего некоторыми атрибутами независимого государства. К 1998 г. под контроль ООП перешли целиком сектор Газы и часть территорий Иудеи, Самарии, Иорданской долины (на Западном берегу реки Иордан), где в сумме проживает 98% всего палестинского арабского населения.
Таким образом, для прозябавшего в Тунисе и пожинавшего негативные плоды своей поддержки иракской агрессии против Кувейта руководства ООП «норвежский процесс» был способом достичь как минимум трех целей:
- во-первых, остановить инфляцию «палестинской темы» и получить легитимацию в качестве субъектов региональной и мировой политики;
- во-вторых, восстановить свою релевантность в глазах руководителей «умеренных» арабских монархических и авторитарных президентских режимов, для которых соглашения Осли было прекрасным поводом снять все более раздражающую их «палестинскую проблему» с повестки дня, целиком переложив цену (во всех смыслах этого слова) ее решения на Израиль;
- в-третьих, получить в свое распоряжение территориальную и материальную базу для возвращения к «силовой модели отношений» в момент, когда большего дипломатическими средствами от израильтян будет получить уже нельзя.
Свои резоны имелись и у лидеров Аводы, которые к концу 1980-х гг. осознали, что их проигрыш на выборах 1977 года правому блоку во главе с Ликудом, ознаменовавший переход партийно-политической системы Израиля от полуконкурентной модели к двублоковой, не был случайностью. «Осло» для лидеров Аводы стало шансом представить устойчиво правеющему, особенно в период «первой интифады» (волны палестинского арабского террора) 1987–1991 гг., израильскому обществу обновленный идеологический имидж, который позволил бы им вернуть потерянную власть.
Инструментом должна была стать привлекательная схема: быстро, легко и навсегда покончить с многолетним арабо-израильским конфликтом, договорившись с ООП по модели «мир в обмен на территории», ранее считавшейся релевантной только в отношении устойчивых умеренных суннитских режимов. А это, в свою очередь, должно было стать триггером нормализации отношений Израиля с арабо-исламским миром.
Но ни один из этих расчетов не оправдался.
«Наследие Рабина» и планы Арафата
«Соглашения о принципах» 1993 года не предусматривали окончательного решения палестино-израильского конфликта и создания Палестинского государства. А четыре сакраментальных «коренных вопроса» палестино-израильского урегулирования — статус Иерусалима, границы, еврейские поселения в Иудее, Самарии и Газе и наиболее критическая тема, «палестинские беженцы», единственная группа в беженцев мире, в которой статус передается по наследству, — должны были быть отнесены на финальную стадию процесса.
Сакраментальная фраза «два государства для двух народов» как схема разрешения конфликта между Израилем и палестинскими арабскими организациями была провозглашена официальной целью лишь в 2002 году президентом США Джорджем Бушем-младшим и формально принята обеими сторонами конфликта. Но в общественном сознании эта идея сплелась с нарративом т. н. наследия Ицхака Рабина, убитого радикальным противником «соглашений Осло» Игалем Амиром в 1995 году.
Парадокс ситуации состоит в том, что сам Рабин, судя по всему, так и не определился со смыслом прилагаемого им для политической самоорганизации палестинских арабов «образования с более низким статусом, чем независимое государство, способного самостоятельно контролировать повседневную жизнь палестинцев на части территорий к востоку от зеленой черты (демаркационной линией между Израилем и арабами после войны 1948–1949 гг.)», а также с перспективами этого проекта. Как полагает часть израильских историков и политологов, Рабин просто следовал плохо контролируемой логике событий.
Есть сторонники и иной версии: несмотря ни на какие фигуры речи, тогдашний премьер-министр прекрасно отдавал себе отчет в направлении процесса и был привержен идее окончательного территориального и политического размежевания с Палестинской национальной автономией.
Есть даже третья версия: Ицхак Рабин, несмотря на его первоначальный скептицизм, был готов дать мирному процессу шанс, но предполагал свернуть проект, как только почувствовал бы, что Арафат и его приближенные неискренни в своих стремлениях к компромиссу с Израилем.
Последняя версия, впрочем, в аналитических кругах Израиля вызывает большой скепсис — там скорее предполагают, что, если бы Рабин не был убит еврейским террористом и выиграл выборы, он вряд ли смог бы дезавуировать соглашения Осло. (Этого, кстати, не смог сделать и лидер Ликуда Биньямин Нетаньяху, победивший на первых, в 1996 г., из всего трех проведенных в Израиле прямых выборах премьер-министра Израиля). По мнению сторонников другого варианта той же версии, Рабин не прекратил бы «мирный процесс», но и не довел бы его до конца, ибо не был способен на минимально необходимые в интерпретации безоговорочных адептов Норвежского процесса уступки палестинским вождям.
С чем согласно большинство обозревателей: у «архитекторов Осло» не было по большому счету ни предвидения, ни особых планов — только лозунги и надежды, которыми на короткий период им удалось увлечь часть израильского общества, с годами все уменьшающуюся. Не случайно инициатива прямых переговоров с ранее нерукопожатными лидерами ООП исходила не от умеренно левой фракции второго поколения лидеров Аводы — МАПАЙ, традиционной полагавших, что Израиль может отказаться от части «контролируемых территорий» лишь взамен на нечто материальное, например, безопасность и дипломатические дивиденды, а от фракции т. н. «новых левых», представленных на левом фланге Аводы и в леворадикальных партиях, прежде всего партии Мерец: они настаивали на безусловном уходе со всех территорий, занятых ЦАХАЛом во время Шестидневной войны, по сугубо морально-этическим причинам — даже если это приведёт к военным, материальным и дипломатическим издержкам.
В любом случае надежды на то, что, вне зависимости от их прежних намерений, радикальных палестинских арабских националистов будет вести за собой логика «мирного процесса», рухнули в тот момент, когда Арафату и его соратникам летом 2000 года стало ясно: максимум израильских уступок уже пройден. И они месяц спустя инициировали т. н. «интифаду Аль-Акса» — невиданную ранее четырехлетнюю волну террора, которая, по признанию наследника Арафата, Махмуда Аббаса (Абу-Мазена), стала «прологом к катастрофе палестинских арабов».
События, ставшие итогом инициирования и провала соглашений Осло, показали ошибочность самой попытки использования для примирения с ООП принципа «мир в обмен на территории», ранее бывшего инструментом дипломатического диалога с устойчивыми умеренными арабскими режимами. К радикальному националистическому движению, широко использовавшему методы терроризма, такой ход оказался неприменим по определению.
Более 65% респондентов еврейского происхождения (и, кстати, более 57% израильских арабов), принявших участие в опросе общественного мнения, проведенном Израильским институтом демократии в сентябре 2018 г., были уверены, что большая часть палестинцев не готова примириться с существованием Израиля и уничтожили бы его, если б смогли. И еще 18% евреев не исключали такой вариант. Эта картина остается стабильной с некоторыми колебаниями на протяжении всех исследований для проекта «Индекс мира», впервые опубликованного в июне 1994 года.
Похоже, что очень многие из евреев-израильтян сегодня убеждены: палестинцы и их лидеры заинтересованы не столько в создании своего государства, сколько в уничтожении чужого. И это не только радикальные исламисты в Газе, не готовые признать право Израиля на существование в каких бы то ни было границах, но и наследники Арафата в руководстве ПНА — ООП в Рамалле, по крайней мере на словах поддерживающие идею двухгосударственного решения конфликта. Но отказавшиеся от максимально щедрых и, возможно, даже вступающих в противоречие с интересами безопасности и сохранения национальной идентичности еврейского государства мирных предложений Эхуда Барака в 2001 и Эхуда Ольмерта в 2008 годах. И постоянно выдвигающие такие предварительные условия для возвращения к столу переговоров, которые обессмысливают сам переговорный процесс.
В итоге сегодня доля тех в Израиле, кто продолжает публично утверждать, будто мир с палестинцами находился в 1993–2000 гг. на расстоянии вытянутой руки и не состоялся либо из-за серии сбоев и случайностей, либо из-за упрямого противодействия «врагов мира» как на арабской, так и на израильской стороне, крайне невелика. Намного больше тех, кто возлагает ответственность на лидеров ООП, полностью дискредитировавших себя в качестве партнеров для такого проекта.
Исследование, проведенное в июне 2022 г. накануне визита в Израиль президента США Джо Байдена, показало, что подавляющее большинство израильтян (и евреев, и арабов) крайне низко оценивали перспективы достижения мирного соглашения с Рамаллой в течение следующих 5 лет. Эта картина неизменна с 2019 г., когда такое негативное мнение разделяли 88% респондентов. И лишь 32% израильских евреев (по сравнению с 72% израильских арабов) заявляли, что они готовы поддержать решение по модели «двух государств», если оно станет частью прочного и надежного мирного соглашения.
Несложно заключить, что подобный расклад как минимум в среднесрочной, а возможно, и в долгосрочной перспективе лишает шанса на возврат к власти блок умеренно-левых и радикально-левых партий, статус которых в сознании большинства израильтян остается связан с негативными последствиями «Осло».
Цена нормализации
Еще одним разочарованием «процесса Осло» стал провал идеи, будто арабские лидеры ухватятся за готовность Израиля к диалогу с ООП как за желанный повод выбраться из капкана многолетней антиизраильской риторики. И объявят об отмене принятой в августе 1967 года на конференции в Хартуме, после разгрома ЦХАХАЛом арабских армий в Шестидневной войне, лидерами стран ЛАГ доктрины «трех нет» (миру с Израилем, признанию Израиля и переговорам с Израилем). Единственным исключением стал подписанный в 1994 году мирный договор с Иорданией, который тогда подавался как первый дипломатический итог «соглашений о принципах» и пример оправданности ожиданий, что та же динамика захватит и другие страны ближневосточного региона.
На практике установление дипломатических отношений с Амманом, еще в 1988 году объявившем о прекращении юридической связи с «Западным берегом реки Иордан», стало итогом длительных контактов и согласования интересов и, судя по всему, в какой-то момент состоялось бы и без соглашения Израиля с ООП. Иные умеренные прозападные суннитские режимы, которые, не исключено, не будь «Осло», также исходя из своих региональных интересов все равно рано или поздно пошли бы на сближение с Израилем, восприняли «норвежские соглашения» как согласие Израиля на выдвижение ему предварительных условий и не проявили тогда никакой готовности заплатить свою часть цены нормализации.
Аналогичную проекцию тогдашняя история получила и на страны Третьего мира: немало наблюдателей полагают, что «парадигма Осло» в лучшем случае не способствовала, а в худшем — вообще затормозила столь динамично развивавшийся в начале того десятилетия процесс нормализации отношений Израиля с ними. Особенно в свете того, что инициаторы «ословского» процесса, в ожидании дивидендов от него, фактически забросили столь удачно стартовавший на рубеже 1980-х и 1990-х годов второй виток выстраивания союзов Израиля со странами, находящимися вне зоны арабо-израильского конфликта. И израильское руководство вернулось к этой теме лишь в конце первого десятилетия нового века.
Примерно в тот же период к мысли о необходимости существенного пересмотра позиции в отношении палестино-израильского конфликта пришли и лидеры стран саудовского блока. Пережив потрясения «Арабской весны», разделяя общие с Иерусалимом вызовы и угрозы от иранского гегемонизма и радикальных исламистских суннитских движений, лидеры стран саудовского блока увидели в Израиле не столько проблему для себя, сколько ее решение. Что и реализовалось вначале в неформальном оборонном и экономическом партнерстве, а затем — и в официально заключенных под эгидой США исторических «соглашениях Авраама» Израиля с ОАЭ и Бахрейном. В отличие от «холодного» мира с Египтом и Иорданией, речь на это раз шла об установлении отношений не только с режимами, но и с народами этих стран.
К процессу затем присоединились — каждый по своим соображениям — Марокко и Судан. Во всех этих случаях палестинская тема — к раздражению и разочарованию лидеров ООП в Рамалле — имела весьма маргинальное звучание.
Исключением, на первый взгляд, выглядит идущий сейчас, также под эгидой Белого дома, переговорный процесс с Саудовской Аравией. Формальный мирный договор Иерусалима с лидером арабского суннитского мира Эр-Риядом был бы, разумеется, «вишенкой на торте» авраамических соглашений, после чего арабо-израильский конфликт в его традиционных формах можно будет считать завершенным. Проблема в том, что в ультимативной форме саудиты выдвигают два требования: согласие Израиля на развитие Эр-Риядом собственной «гражданской» ядерной программы; далеко идущие уступки на палестинском треке в духе уже, казалось бы, практически «похороненной» в эпоху Дональда Трампа Саудовской мирной инициативы 2002 г.
Похоже, что по первому пункту — при наличии удовлетворяющих Иерусалим американских гарантий недопущения милитаризации саудовского «мирного атома» — Израиль может пойти навстречу. Но способность нынешнего праворелигиозного — как, впрочем, и любого другого – правительства Израиля принять не раз предъявленные требования воспрявшего духом Абу-Мазена, вероятно, решившего, что ключ от окончательной нормализации отношений Израиля с арабским миром вновь, как во времена президента США Барака Обамы, находится у него в кармане, под большим вопросом.
И пока непонятно, существует ли решение, более или менее устраивающее одновременно Иерусалим, Эр-Рияд и Вашингтон.
Промежуточные итоги
Так или иначе, но нахлынувшая осенью 2000 года волна палестинского арабского террора стала началом конца «доктрины Осло». Разгром ЦАХАЛом и израильскими спецслужбами весной 2002 года базовой инфраструктуры террористических организаций в Иудее и Самарии; частично выполненный (в отношении Газы и Северной Самарии) бывшим «ястребом» Ариэлем Шароном план одностороннего отделения от палестинских арабов израильских «левых» и фактический распад Палестинской автономии на «Хамасстан» радикальных исламистов в Газе и «княжество» Махмуда Аббаса в арабских анклавах Иудеи и Самарии превратили эту доктрину в фигуру речи.
Под нее подстраиваются те или иные планы разрешения арабо-израильского конфликта, в то время как изначальная повестка Норвежского процесса и связанные с ней идеи разрешения конфликта по модели «два государства для двух народов» в основном исчерпана. Принцип территориальных уступок в обмен на признание и нормализацию отношений, который сработал в применении к «умеренным» арабским режимам (Египет и Иордания), оказался явно непродуктивен для «умиротворения» террористических структур и режимов – спонсоров террора.
В отличие от других радикальных политических движений, таких, как Шинн Фейн, баски или цейлонские «Тигры Тамил-Илама», которые все-таки прошли «путь нормализации», перед ООП, сконструированной не для борьбы за создание своего государства, а за уничтожение чужого, такая задача не стояла в принципе. Потому поле для компромисса с Израилем здесь изначально было крайне узким — если вообще присутствовало. А эксперимент с созданием «палестинской» арабской нации на базе арабских и арабизированных общин как основы «палестинского государства в пути», несмотря на вложенные в него огромные ресурсы, оказался даже менее успешным, чем схемы национального строительства в других арабских странах.
Этот факт сегодня признают даже немногие сохранившиеся искренние сторонники идеи «два государства для двух народов». Один из них — руководитель израильской делегации на переговорах с ООП в Кемп-Дэвиде в 2000 году и в Табе в 2001 году, бывший министр иностранных дел Израиля профессор Шломо Бен-Ами. В развернутом интервью к 30-летию соглашений Осло Бен-Ами откровенно заявил, что договор на основе принципа двух государств не кажется ему реальным: «Даже если Палестинское государство будет создано, оно не сможет быть функционирующей и здоровой системой и будет напоминать большинство (провальных) арабских стран региона».
Если все это так, то нынешняя ситуация вялотекущего, иногда обостряющегося конфликта Израиля и ПНА и сохранения геостратегического статус-кво между рекой Иордан и Средиземным морем есть более-менее объективный итог логики процессов, инициированных «соглашениями Осло». И, вероятно, эта ситуация не может быть изменена без полного отказа от парадигмы этих соглашений, успевших за тридцать лет стать устоявшимся элементом международного дипломатического и политического дискурса.
Порождение норвежского процесса соглашений — управляемая ФАТХом (ООП) Палестинская автономия — все еще существует. Для кого-то (явного меньшинства) по-прежнему будучи символом надежд на возобновление уже 15 лет буксующего «дипломатического процесса» и единственным приемлемым адресом для обращений на палестинской арабской улице. А для очевидного большинства — символом циничных интересов или романтических заблуждений прошлого и препятствием на пути к окончательному завершению уже более чем столетнего (если считать с арабских реакций на оформление организованного еврейского сионистского сообщества в Эрец-Исраэль — Палестине) арабо-израильского конфликта.
