В суде представительница прокуратуры заявила: ее коллеги «в ходе мониторинга» обнаружили, что сотрудники «Совы» организуют мероприятия вне «своего» региона и участвуют в таковых. Поэтому прокуратура и потребовала провести проверку «Совы». А в требовании прокуратуры к Минюсту честно написано, что обнаружены эти сведения были прямо на сайте Центра «Сова».
Буква закона
И действительно, сотрудники «Совы» двадцать лет выступали за пределами Москвы и за пределами России и ничуть этого не скрывали. Более того, буквально на такую деятельность «Сова» неоднократно получала «президентские гранты», и это было прекрасно известно и прокуратуре, и Минюсту, как минимум, еще по проверке 2016 года, после которой «Сову» записали в «иностранные агенты». Но тогда никаких претензий к проведению таких мероприятий не предъявляли.
Закон «Об общественных объединениях» в этом смысле с 1995 года не менялся, но в 2016 году им не приходило в голову столь буквально толковать норму его статьи 14, что региональной считается организация, которая действует в своем регионе. И вот теперь Минюст по требованию прокуратуры провел еще одну проверку, насчитал 24 эпизода активности вне Москвы (один из них даже онлайн) за три года, счел все это незаконным и потребовал ликвидации организации.
Обвинение в нарушении территориальности деятельности организации – пока всего лишь третье в правозащитном секторе. Ранее те же претензии были предъявлены Московской Хельсинкской группе, а также организации «Человек и закон», у которой рассмотрение иска пока отложено. Претензии эти нелепые, что лишний раз подтвердилось и в нашем процессе, где представитель Минюста никак не мог ответить на наши вопросы, как же так вышло, что всем вокруг можно выезжать за пределы «своего» региона, и нам раньше было можно, а теперь вдруг именно нам стало нельзя. Но это не значит, что нелепую претензию нельзя начать предъявлять шире. И не обязательно только правозащитным организациям. Если такая практика устоится, у местных чиновников появится новый удобный инструмент давления на любых неприятных им общественников. Хотя есть надежда, что не устоится: до сих пор не любая дурная практика неограниченно продолжалась и расширялась, у системы все же есть внутренние тормоза, и хочется думать, они не вовсе отказали.
Способ давления
Само по себе предъявление нелепых претензий может быть понято как сбой в системе, но троекратный сбой уже заставляет искать какое-то другое объяснение. У многих складывается впечатление, что власти стремятся ликвидировать все работающие правозащитные организации.
Действительно, закрывали их и раньше, но с момента решения о ликвидации Правозащитного центра «Мемориал» дело это пошло явно живее. Сразу же на ум приходит Московская Хельсинкская группа, решение о ликвидации которой устояло в апелляции в тот же день, когда выносилось решение по «Сове».
Однако, думается, власти такую амбициозную цель перед собой не ставят. Конечно, ликвидировать юридические лица можно чаще и быстрее, но это не прекращает само по себе деятельность людей, которые в этих организациях работали. Например, сотрудники того же ПЦ «Мемориал» создали в прошлом году Центр защиты прав человека «Мемориал» и этот центр активно продолжает работу. И пример этот далеко не единственный. Чтобы эффективно пресечь деятельность такого большого количества людей, нужен совсем другой уровень репрессий.
Более реалистичной представляется задача постоянно увеличивать давление на этих людей, мешать им работать, запугивать действующих правозащитников и тех, кто подумывает к ним присоединиться. Ожидаемый результат тут более достижимый – снизить объем и качество критики с правозащитных позиций. И для наращивания давления годятся самые разные методы – отъем помещений у всех «иноагентов», пользовавшихся льготной арендой, начиная с Сахаровского центра, обыски по самым разным поводам, как в том же «Мемориале» или только что у «Команды против пыток», или еще что-нибудь, что удастся придумать.
Для небольшого Центра «Сова» сравнивать себя именно с «Мемориалом», Московской Хельсинкской группой или Комитетом против пыток, конечно, нескромно. Но меры давления ведь и не должны фокусироваться только на самых заметных объектах. Они должны применяться и ко второму ряду, и к третьему. Конечно, ко всем можно не успеть применить, так что всегда остаются те, до кого очередь еще не дошла, а может, и не дойдет. Но так и устроена у нас вся репрессивная практика – она призвана выглядеть непредсказуемой для каждого конкретного потенциального объекта.
Причина раздражения
Наконец, можно в каждом конкретном случае, в том числе в нашем, задаться вопросом, «а этих-то за что». На это в первую очередь стоит заметить, что тут мог быть и просто почти случайный выбор для отработки нового метода. Но и именно к «Сове» тоже вполне могли накопиться претензии. Ожидаемее всего неприязнь за критику антиэкстремистского правоприменения и многих правовых новаций в этой сфере. Причем за последний год и критики нашей стало больше, как и поводов для нее, и терпимость к критике у властей в целом явно понизилась.
А может быть, теперь стали больше раздражать выступления в защиту тех, кто не вписывается в представления о «традиционности», например, религиозной: «традиционность» в пропагандистском комплексе становится все важнее. А может быть, дело в чем-то совсем другом: нам часто трудно понять мотивации людей, чье представление о реальности долго формируется почти исключительно служебными записками, исходящими преимущественно от правоохранительных органов.
Легко прогнозировать, что количество проблем для правозащитных организаций, как и для любых других групп и людей, стремящихся сохранить независимость, будет только нарастать. Но не следует увлекаться экстраполяцией: она хороша только в краткосрочной перспективе. А чуть дальше никто из нас заглянуть пока не умеет.
