В больших супермаркетах мелкое воровство особенно касается развесных конфет, тех, что лежат россыпью в больших ящиках. Если один из тысяч покупателей подойдет, возьмет конфету, развернет и сунет в рот — что ты с этим поделаешь? Не станешь же приставлять охранника к каждой конфете.
В обычное время в больших российских супермаркетах вот так понемножку покупатели съедают или выносят в карманах около килограмма развесных конфет каждый день. Администрация больших магазинов закрывает на это глаза — легче списать килограмм конфет, чем заводить новую должность конфетного охранника: зарплата, налоги — дороже получится, чем посчитать потерю килограмма конфет в день неизбежным злом.
Но с начала войны ретейлеры (особенно почему-то в Санкт-Петербурге) стали отмечать в супермаркетах стремительный рост мелкого воровства. Теперь петербургские покупатели воруют уже не килограмм, а шесть килограммов развесных конфет ежедневно. Ставка конфетного охранника стала иметь смысл, должен дежурить кто-то вежливый в кондитерском отделе, якобы консультировать покупателей, а на самом деле — следить, чтобы не тырили «Мишек на Севере», «Белочек» и «Грильяж».
Новые меры безопасности предпринимают ретейлеры и в других отделах. Дешевый сыр стали запаковывать в плотную сетку с магнитной меткой.
На дешевый алкоголь стали навешивать метки, какие прежде навешивали только на алкоголь элитный.
Коробочки с зубной пастой открывают на кассе, дабы убедиться, что покупатель не засунул в эту коробочку что-нибудь дорогое, например банку анчоусов или копченый фуэт.
Воровать стали больше с начала войны, причем не просто больше, а — как видно на примере конфет — больше в шесть раз. Воровать больше стали не профессиональные воры, а обычные люди, которые прежде вели себя прилично и которые, если спросить их, так непременно возмутятся воровством государственных чиновников, строителей или врачей.
А все же «Мишку на Севере» потырят.
Это мелкое воровство можно объяснять инфляцией, падением уровня жизни, растущей (вопреки отчетам социологов) бедностью. Но не вшестеро же упал уровень жизни. А воровство выросло вшестеро.
Надо полагать, этот рост бытового воровства объясняется не экономическими причинами, а моральными. С 24-го февраля 2022-го года люди каждый день видят по телевизору, что можно брать чужое. Если Российской Федерации можно забрать себе — хотя бы частично — Донецкую, Луганскую, Херсонскую и Запорожскую области Украины, то почему же мне нельзя забрать себе пару конфет «Белочка»? Если Владимиру Путину можно рассовать по российским интернатам тысячи украинских детей, то почему же мне нельзя рассовать по карманам пару кусков сыра?
Масштаб вора примерно соотносится с масштабом воровства.
Постепенно люди привыкают к тому, что чужая собственность перестает быть неприкосновенной. Научаются, с легкой руки телевизионных пропагандистов, придумывать благородные оправдания не воровству даже, а прямому грабежу. И вот уже в петербургский супермаркет украсть бутылку виски приходит человек с электрошокером, бьет электричеством охранника, ибо отнимать чужое силой — это теперь норма.
У нас теперь из тюрьмы освобождают, если человек готов отнимать чужое силой. У нас за грабеж дают правительственные награды. Это разврат. Надо признать, что не только военных, но и всех людей в стране война развращает.
Постепенный рост бытового воровства превращает в ад жизнь не только где-то там на линии фронта, но и в, казалось бы, мирных городах. Помните, как в 1990-е годы, приезжая вечером домой на машине, вы делали что? В благополучных районах снимали на ночь дворники, потому что украдут ведь. В неблагополучных районах снимали дворники и аккумулятор, а на колеса ставили сложные секретки, чтоб не открутили. Вот и теперь не только воюющие люди, но и вся страна подвергается медленному бытовому развращению.
Это отравление общества войной. Война где-то там, за тысячи километров, а яд ее — здесь.
