Если бы Владимир Путин когда-либо удосужился прочитать репортаж Эвана Гершковича — а можно с уверенностью сказать, что он этого не сделал, я объясню, почему, — то он мог бы задуматься, прежде чем отправить Эвана в тюрьму по явно фиктивным обвинениям в шпионаже.
В декабре Гершкович, репортер The Wall Street Journal, вместе со своими коллегами Томасом Гроувом, Дрю Хиншоу и Джо Паркинсоном представили полный и убедительный материал о том, почему война Путина в Украине пошла не по плану нападавшей стороны.
Если кратко, речь в их материале о том, что у Путина нет независимых источников достоверной информации. Он отказывается читать новости в Интернете, опасаясь, что за ним могут шпионить. Информация о поле боя фильтруется — и видоизменяется, — пройдя слои военной бюрократии, и до него доходит через несколько дней.
Прошлые военные успехи в Грузии и Крыму сделали Путина самоуверенным, а пандемия превратила в параноидального отшельника.
Накануне вторжения ни его министр иностранных дел, ни глава внутренней политики не знали о предстоящей войне.
И, как все деспоты на протяжении веков, он слушает только тех, кто говорит ему то, что он хочет слышать. Один из таких людей, олигарх Виктор Медведчук, как сообщает WSJ, «уверил Путина, что украинцы считают себя русскими и будут встречать вторгшихся солдат цветами». Путин является крестным отцом одной из дочерей Медведчука.
Иностранные репортеры играют жизненно важную, но деликатную роль в информационной экономике репрессивных государств. Большинство таких режимов жестко контролируют собственную прессу, обеспечивая своим гражданам политически удобную и тщательно срежиссированную версию событий. Путин пошел еще дальше, манипулируя не только тем, как россияне понимают новости, но и тем, как их воспринимают за границей, с помощью кампаний по дезинформации в соцсетях и телеканала Russia Today.
Но репрессивным государствам также нужны иностранные журналисты, — как минимум по двум, по существу, противоречащим друг другу причинам.
С одной стороны, их присутствие в стране создает иллюзию открытости, нечего скрывать. Это форма пропаганды.
В худшем случае это может привести к вводящим в заблуждение репортажам, поскольку иностранные корреспонденты вольно или невольно становятся инструментами режимов, которые они должны освещать. Уолтер Дюранти, печально известный корреспондент Times в Москве в 1930-е годы, является архетипичным примером: в разгар сталинской кампании коллективизации против украинских фермеров, в ходе которой до пяти миллионов человек умерли от голода, Дюранти писал: «Условия плохие, но голода нет». (Таймс давно опровергла его постыдые заявляения, хотя его Пулитцеровская премия так и не была отозвана).
С другой стороны, хорошие иностранные репортеры также могут без прикрас рассказать о том, что на самом деле происходит внутри страны, — то, что сам Путин не может легко узнать больше ниоткуда. Государственная статистика подтасовывается, чтобы скрыть плохие новости. У каждой бюрократии, включая внутренние разведывательные службы, есть свои призмы, искажающие реальность.
Если бы российский президент читал репортажи Гершковича за последний год, он мог узнать, например, о том, что уже в первые дни война «пошла не по плану». Он мог бы узнать о том, насколько некомпетентна его военная машина, — благодаря рассказу российского десантника, который участвовал во вторжении, а затем бежал во Францию. Он бы узнал, что, несмотря на непредвиденные доходы от энергоносителей в прошлом году, российская экономика разваливается из-за западных санкций, и что его старый приятель Олег Дерипаска предупредил: «В следующем году денег не будет. Нам нужны иностранные инвесторы».
Эти рассказы были написаны в основном для читателей на Западе. Но более мудрый автократ, чем Путин, интуитивно понял бы, что он мог бы избежать некоторых дорогостоящих просчетов, если бы только иностранным СМИ было позволено свободно и без страха работать в России.
Путин, вероятно, хочет обменять Гершковича (вместе с Полом Уиланом и Марком Фогелем, другими известными американскими заложниками в России) на некоторых ценных русских шпионов на Западе, никакой обмен пленными на самом деле не будет для него полезнее, чем достоверная, непредвзятая информация о реальных условиях в России.
Путин живет внутри сфабрикованной реальности, которая может только навредить ему в долгосрочной перспективе, поскольку правда обычно находит выход, но в краткосрочной перспективе она создает серьезные риски для всех остальных. Дипломатические возражения не смогут проткнуть его воображаемый пузырь, но еще одна партия танков «Абрамс» — может.
Что касается Гершковича, то лучший знак уважения к нему — это продолжать сообщать правду о России, несмотря на риски. Путин десятилетиями стремился вести кампанию по дезинформации на Западе. Западные новостные агентства могут отплатить за его злоупотребления информационной кампанией о России на русском языке для россиян. Они тоже заслуживают возможности знать факты, которые Путин скрывает даже от самого себя.
Перевод публикации The New York Times.
