Я был главой московского бюро US News & World Report, когда 30 августа 1986 года КГБ арестовал меня и ложно обвинил в шпионаже. Я знаю, через что сейчас проходит репортер Wall Street Journal Эван Гершкович и его семья.
Всего несколько дней оставалось до поездки в США, до этого пять лет я пробыл в России. Я встретил друга (по крайней мере, я так думал), чтобы попрощаться в парке возле моей квартиры. Мы обменялись прощальными подарками. Рядом со мной остановился белый фургон. Дверь резко распахнулась, и из нее вышли полдюжины мужчин. Крупный мужчина бросил меня вперед, завел руки за спину и защелкнул наручники на запястьях.
Эван Гершкович был арестован в Екатеринбурге, где он готовил материал об отношении россиян к войне в Украине. Его обвинили в шпионаже и заключили в Лефортовскую тюрьму. Меня тоже увезли в Лефортово, которое использовалось для размещения «знаковых» заключенных, в том числе диссидентов Натана Щаранского и Александра Солженицына.
Меня сфотографировали возле тюрьмы с пластиковым пакетом, в котором был подарок, который подарил мне мой так называемый друг. Затем меня провели в камеру, где я встретился со следователем КГБ, а также с переводчиком, который плохо говорил по-английски. Так как я свободно говорю по-русски, я отказался от переводчика. Искушение состоит в том, чтобы общаться правдиво, быстро и так, чтобы проще объяснить свои действия. Оглядываясь назад, я вижу: это была тактическая ошибка. Если бы я отказался говорить по-русски, я мог бы замедлить и, возможно, сорвать расследование.
У меня было две поездки по России с разницей в 20 лет. Я работал в United Press International в 1960-х и в US News в 80-х. В 1960-е годы было трудно разговаривать со средними россиянами, потому что их приучили не говорить с иностранцами. Во время моего второго тура люди были более расслаблены, репортерам было легче. Но журналисты, работающие в России, и тогда, и сейчас, должны были получать аккредитацию в МИД. Нам выдавали пресс-карту, обтянутую синей кожей, которую мы должны были показать, когда попросят. В России часто просят предъявить документы.
Когда корреспондент приезжал в Россию, КГБ сразу заводил досье и постоянно следил за вами. Я полагаю, что эта практика продолжается и сегодня. Они собирают информацию о том, куда вы ходили, кого вы видели, являетесь ли вы геем, или любую другую информацию, которая может быть использована против вас, если им это понадобится. Мы шутили, что в России могут арестовать даже за отрыжку. Были «закрытые» зоны, куда нельзя было ездить. Квартира прослушивалась. Мы вели все острые беседы на улице, даже когда температура была ниже нуля.
Будучи американским сыном еврейских эмигрантов советского происхождения, Гершкович имеет семейные связи с Россией. Я американский внук русского генерала, бежавшего после русской революции. Репортер, говорящий по-русски, может работать так, как невозможно работать через переводчика, который обычно отчитывается перед властями. Арест журналиста, говорящего по-русски и имеющего родственные связи с этой страной, призван послать другим запугивающий сигнал. «Держись подальше от России, — говорил мне отец. — Большевикам плевать на твой американский паспорт. Если поедешь в Москву, тебя арестуют и отправят в соляные копи». Но меня всегда привлекала страна — ее люди, ее культура, ее роль на геополитической арене.
Мое дело было разрешено после напряженных переговоров между госсекретарем Джорджем Шульцем и министром иностранных дел СССР Эдуардом Шеварднадзе. Меня освободили через месяц вместе с двумя диссидентами-правозащитниками. Нас обменяли на физика из советской миссии ООН, пойманного с поличным в нью-йоркском метро при получении секретной информации. Спустя годы на публичном выступлении в Гарварде мне довелось расспросить о моем деле Михаила Горбачева, генерального секретаря Коммунистической партии на момент моего заключения. По сути, он признал, что именно так две страны действовали во время холодной войны.
Правила взаимодействия между Россией и США резко изменились со времен холодной войны и на фоне вторжения России в Украину. В ответ на вторжение в Украину Вашингтон и его союзники ввели широкий набор санкций. Международный уголовный суд выдал ордер на арест Владимира Путина за нарушения прав человека, включая нападения на гражданских лиц. Как решится дело Гершковича, пока неясно.
Журналистика в России всегда была рискованным делом. Российские власти никогда не давали открытый доступ к информации, а недавно ввели новые ограничения на публичные протесты. Несколько западных новостных агентств отозвали своих корреспондентов в знак протеста против недавно принятых законов, которые фактически запрещают независимое освещение вторжения в Украину. Многие российские независимые СМИ были вынуждены закрыться или уехать из страны.
Нам нужно защищать и чтить храбрость иностранных корреспондентов, фотографов и стрингеров всего мира, работающих в трудных и опасных обстоятельствах. И моему коллеге, российскому корреспонденту Эвану Гершковичу, могу сказать одно: мужайтесь.
Перевод публикации WSJ.
