Это пятая публикация нашего школьного цикла. Первые четыре были посвящены истории российской школы, упущенному шансу реформы среднего образования, новому ужесточению школьного режима и появлению школьных проектов в изгнании.
Легко ли выйти из пузыря
По мнению аналитика в области школьного образования Николая, ни одна релокационная школа с такой задачей пока справиться не сможет. Он предполагает, что необходим некий «образовательный транзит», система, которая поможет детям из России адаптироваться к новым школам. По его мнению, этим должны заниматься учителя, которые преподавали в России, но имеют широкий взгляд на мир и понимают, как устроено современное образование на Западе (он говорил конкретно о Европе) «Я не думаю, что это должна быть школа полного цикла, — подчеркивает он, — скорее, дополнительная активность, группа психологической поддержки.
Ему возражает Марико Монахова, директор школы «Адриатик Нови»: «Конечно, наша задача интегрироваться в ту среду, в которой мы находимся. Но было бы жестоко просто взять и бросить сейчас ребенка в черногорскую образовательную систему. Это значило бы наносить ему все большую и большую психологическую травму»
Наталья Сопрунова, основательница школы «Мастерская», напротив, полагает, что «крайне важно, чтобы ребенок адаптировался, внедрился в ту другую новую жизнь, язык. Конечно, если ты думаешь вернуться и рассчитываешь, что это произойдет через год — через два, наверное, тогда люди по инерции стараются сохранить российское образование Но я из тех, кто в это не верит»…
Избегать закрытых эмигрантских сообществ советует и основатель онлайн проекта «Блуждающая традиграда» Софья Велле. Она глубоко убеждена: «если человек переезжает насовсем, нужно интегрироваться в местное общество. Когда ты только переехал, в закрытых эмигрантских сообществах, вроде, комфортно, но дальше они резервируются в каком-то архаическом состоянии, перестают эволюционировать»
С ней согласен Константин, учитель биологии: «Долго вариться в эмигрантском пузыре не очень хорошо, это проигрышная стратегия, лучше выбирать формат с постепенным переходом к местной школе».
Подобный формат предлагает, в частности «Адриатик колледж». Это одна из немногих релоцированных школ, сумевших получить местную образовательную лицензию. «Школа старается создать максимально бережный переход от русской системы образования к черногорской» — подчеркивает учитель географии Вера.
Часть респондентов полагает, что нет смысла отдавать ребенка в местную школу, пока не найдена окончательная точка релокации. «Грузия — не страна, где бы я хотела остаться навсегда, — делится живущая в Батуми Екатерина. — Мне бы хотелось оказаться там, где бы мы смогли интегрироваться». Ей не нравится идея релоцированных эмигрантских школ: «Когда такие школы появляются, образуется пузырь. Но и само эмигрантское сообщество уже своего рода пузырь. Получается пузырь в пузыре». Ее дети учатся дистанционно.
С ней согласна основатель школы Le Sallay Диалог Екатерина Кадиева: «Если ребенку предстоит еще один переезд и еще одна адаптация, нужно экономить его адаптационный ресурс ребенка и делать то, что ему проще».
В открытый космос
Адаптационный ресурс экономят и сами родители. Часто решение отдать ребенка в местную школу связано с отсутствием сил, времени и денег для поиска более сложных вариантов.
Александр и Вера отдали своих детей в обычную городскую школу в приморском итальянском городке, где у них с довоенных и доковидных времен была маленькая «отпускная» квартира: «Сначала нам казалось, что мы посылаем детей в открытый космос, — вспоминает Вера, — что им будет нанесена непоправимая травма. Однако трудности нашей взрослой жизни на новом месте не оставляли нам ресурса на поиски каких-то иных вариантов. И внезапно оказалось, что детей все устраивает, они потихоньку осваивают язык, подружились со сверстниками, учителя ими довольны. Про академические успехи я пока что вообще не задумываюсь, пусть все идет как идет, лишь бы все были здоровы и не плакали».
Многим респондентам немаловажным кажется и то, что местные власти чаще всего активно помогают с устройством детей в школы и адаптацией. Переехавшие в Сербию Марина и Григорий радуются: «Устроить ребенка в школу очень просто. Достаточно просто указать своей адрес, и вам скажут, к какой школе вы приписаны. По-хорошему, нужно переведенное личное дело, но на практике могут принять даже и без него».
Алла, чьи дети живут в Люксембурге, рассказывает: «Все дети на территории Люксембурга находятся под протекцией Великого герцогства. Их сразу же устраивают в школы. Это дело министерства образования. Они так и говорят: зачем нужны мы, если вы сами будете устраивать детей в школы».
Многим родителям, всерьез обеспокоенным образованием детей, не нравится отсутствие возможности выбирать школу. Многие даже специально ищут квартиру рядом с хорошими школами. «Нам сказали, что чем дороже район, тем лучше будет школа, — рассказывает переехавшая в Израиль Катя, — и мы искали максимально дорогую квартиру, какую только могли позволить себе, чтобы иметь доступ к хорошей школе». Однако отсутствие привычного сарафанного радио создает сложности: выяснить, какие именно школы лучше, довольно сложно: «Есть общеизраильская база мадлан, там информация по всем школам есть информация, где какие оценки дети получили».
Психолог Юлия отмечает, что отличительной чертой нынешней волны эмигрантов является стремление срочно определить ребенка в хорошую школу: «Они здесь смотрят на школы в том же контексте, в котором они смотрели на российскую систему образования. Среди израильских родителей такой гонки за лучшими по рейтингу школами нет».
Марина и Григорий смеются: «Все, кого мы спрашивали, говорили, что их школа самая лучшая в городе. Ни про одну школу нам нигде не сказали: вот туда не ходите, там затравят. По отзывам каждая школа оставляла приятное впечатление».
Поверх языковых барьеров
Языковой барьер, безусловно, — самая главная проблема для тех, кто выбирает местные школы. Детский психолог Арина полагает: «Есть мифологизация, будто дети берут язык из воздуха. Из-за этого мифа, который создан из-за некоторого количества удачливых детей, остальные остаются за бортом». На практике же часть детей не в состоянии выучить язык настолько, чтобы вписаться в школу и в социум.
Чаще всего проблемы возникают в Израиле, где преодолеть языковой барьер непросто, хотя, казалось бы, израильская система образования заточена под то, чтобы быстро интегрировать в образовательный процесс свежих репатриантов. «Директор видит не первого ребенка, который не говорит на иврите, — подчеркивает Анна. — И он знает, как успокаивать родителей. Он говорит: «Не волнуйся, мы знаем как это решать. Если через год будут проблемы, мы к этому вернемся и будем думать, что с этим делать, потому что я точно знаю, что через год все будет в порядке».
Но система срабатывает не всегда. Дети Сони за год так и не освоили иврит: «Учительница сразу подключила каких-то русскоязычных детей чтобы они помогали. Но отношения с ними как-то не сложились. Ульпан в школе довольно слабый, он мало что дает. В итоге, они просто сидят тихонько на уроке и читают книжки. Если честно, я не понимаю, сколько должно было бы потребоваться лет, чтобы они как-то могли в это влиться. За год ничего не произошло».
По мнению Анны Зиндер, «отторжение нового языка происходит во многом из-за того, что дети вообще не были готовы к переезду, не принимали это решение, их внезапно вырвали из доступной среды. Многие забывают про подростковый возраст, детские кризисы, протест. Да они из принципа не будут учить, назло родителям».
Сложности вызывают и грузинский с армянским. В частных русских школах есть уроки этих языков, однако, как рассказывает учитель начальных классов Анастасия, дальше грузинского алфавита пока что не очень удалось продвинуться, преподавательница делает упор на культуру и страноведение.
Многие стараются отдать детей в местные грузинские школы — это открывает большие перспективы для семьи: право на получение ПМЖ, сначала для ребенка, а потом и для родителей. Однако программ языковой адаптации в грузинских школах нет, поэтому учиться детям невероятно сложно.
С европейскими языками легче. Часто родители выбирают страну, язык которой в той или иной степени известен ребенку. Яна рассказывает, что они целенаправленно искали место, где говорят по-английски, и в итоге выбрали Ирландию. Дети Ирины, оказавшись в Испании, стали учить язык с нуля, но языковая адаптация идет вполне успешно. Им положено бесплатно несколько часов языка в неделю, а через полгода они уже общались со сверстниками и понемногу начинали понимать, что на уроке.
Сложнее приходится детям, оказавшимся в мультиязычных странах. Алла рассказывает, что в люксембургских школах преподавание ведется сразу на четырех языках: немецком, французском, люксембургском и английском. К примеру, один год математика на немецком, на след она на французском, а история — на люксембургском, а на следующий год — наоборот. В международной школе, где учатся ее дети, английский язык — основной рабочий, а они им уже неплохо владеют.
Ожидаемо легче всего проходит адаптация в славянский странах. Людмила рассказала, что уже через несколько месяцев обучения в болгарской школе ее дочь Алиса не просто стала успешно программу местной школы, но и стала одной из лучших в классе. «Когда она лучше всех написала тест по болгарскому языку, я даже напряглась, — вспоминает Людмила, — а точно ли это хорошая школа, если Алиса может набрать чуть ли не больше всех баллов. Тест был и правда совсем не сложным».
Марина и Евгений, переехав в Сербию, сначала задумывались, как создать ребенку на знакомом языке. «Стрессов и так хватает, — подчеркивает Евгений, — я сам учитель и всегда пропагандирую, что в начальной школе психологический комфорт важнее получаемых знаний. Но к концу лета Ксюша настолько классно продвинулась в языке, что мысль пойти в местную школу уже особо не пугала». Сама девятилетняя Ксения (она тоже участвовала в интервью) утверждает, что в сербском языке нет ничего сложного: «С самого начала ты не очень все понимаешь, а потом вливаешься и становится очень приятно, потому что знаешь все. Я за три недели стала все понимать».
Надежда, чей сын учится в четвертом классе «Адриатик колледжа», не исключает, что позже, когда он будет лучше знать черногорский язык, его можно будет перевести в местную школу, тогда он сможет лучше подготовиться к экзаменам. Дочь Тамары Валя сразу же пошла в черногорскую школу. Тамара говорит, что девочке сложно, но они учатся вместе: «Я сажусь делать с ней уроки, она видит, что мне так же сложно, как и ей, и это ее мотивирует, она гордится, когда ей удается в что-то разобраться быстрее, чем мне».
Люба тоже учится вместе с пятнадцатилетней дочерью Олей, у них курсы иврита. Дочь, по ее словам, явно опережает в успехах маму. «Она и меня заставляет: пришли в магазин, она мне говорит: мам, скажи „мясо“, скажи „молоко“, иди спроси сколько это стоит».
Экзамен на выживание в языковой среде
Родители старшеклассников обеспокоены языковой адаптацией гораздо серьезнее тех, кто учится в начальной школе. Ведь детям предстоит сдавать серьезные экзамены, чтобы поступить в старшую школу или вузы.
Ариадна с семьей живет в Вильнюсе, ее дочь учится в местной русской школе. Мама всерьез волнуется: «Через два года Маше придется сдавать экзамены на литовском, а я пока что особого прогресса не вижу, несмотря на дополнительные занятия: того, что в школе дают, маловато. Думаю, придется заниматься дополнительно.
Нину, чья дочь учится в «Адриатик колледже», также беспокоят предстоящие экзамены. Школа аккредитована в черногорской системе образования. А значит, по окончании 9 классов придется сдавать те же экзамены, что и черногорцы — на общих основаниях. «Требуется очень высокий уровень языка, — беспокоится Нина, — дочка ярко выраженный гуманитарий, интересуется литературой, историей, для нее важно умение правильно излагать мысли.
Точности формулировок требует и математика, считает основатель онлайн проекта Creative Thinking Светлана Водолазская: нужно хорошо понимать, что именно тебя спросили. Поэтому в период языковой адаптации дети, особенно не очень взрослые, часто попадают в сложные ситуации.
Елена Зелинская, преподаватель черногорского языка в «Адриатик колледже», пытается решить эту проблему: «Когда в марте прошлого года начался наплыв релокантов, все были в растерянности: ведь все школьные учебники рассчитаны на детей, которые владеют сербским или черногорским как родным. Особенно тяжело девятиклассникам: им надо заучивать наизусть огромные куски, чтобы что-то сказать на экзаменах. Когда начался учебный год, все встали перед этой проблемой и решили этдду лакуну заполнить репетиторскими часами. Я создала адаптационный курс, который помогает встроиться, насколько это возможно, в местную программу. Это приходится делать и это непростая задача. Но мы ее решаем и, надеюсь, решим».
Русский язык как отдушина
Опыт прошлых волн эмиграции показывает, что в долгосрочной перспективе сохранить детям русский значительно сложнее, чем выучить язык новой страны, особенно, если дети маленькие.
«Поддерживать русский нужно обязательно, — считает Светлана Водолазская — Сначала есть ощущение, что новый язык никогда не прорастет, а русский никуда не денется, а потом года через полтора ты начинаешь понимать как русский быстро уходит у детей, а через три обнаруживаешь, что они делают в русском какие-то невероятные ошибки. Поэтому если хочешь, чтобы дети говорили читали и писали по-русски, надо им заниматься. Язык живет, если ты на нем занимаешься чем-то интересным. Русский язык должен быть каким-то стимулом для общения».
Это замечает и Вера: «Мы стараемся обязательно каждый вечер читать вслух русские книги, смотрим русские мультики, но я вижу, что с тех пор, как дети стали адаптироваться в школе, они пытаются и с друг другом дома начать говорить на „школьном“ языке. Мне бы радоваться, что они осваивают язык, но меня это уже начинает волновать».
Для пятнадцатилетнего Антона, сына Вероники, русский оказался отдушиной: «У нас в городке собралась небольшая компания русскоязычных подростков, получился своего рода клуб. Ребята сами собираются, обсуждают русские книги и фильмы».
Такой же отдушиной стал для многих и онлайн проект «Блуждающая традинрада»: как отмечает Анна Зиндер, «детям нужно место, где будет звучать их родной язык, им будет комфортно, где они могут задавать вопросы, где смогут подтянуть предметы, которые им непонятны в местной школе»
Но дистанционные проекты требуют особого большого разговора, и его мы продолжим в следующей части нашего исследования.
