Накануне войны российские власти рассчитывали на быстрый успех. Российская армия, модернизированная за последнее десятилетие и воодушевленная кампаниями в Украине и в Сирии, уверенно шла в бой. Когда в начале прошлого года Россия перебросила к границе почти 200 000 военнослужащих, ракетные установки и боевую авиационную технику, многие ждали худшего.
Но победа к России так и не пришла. Вместо этого российские военные понесли ошеломляющие потери: высокопоставленные официальные лица США оценивают их в более чем 100 000 человек. Армия потеряла тысячи единиц бронетехники и несколько эскадрилий истребителей и вертолетов, а также израсходовала большую часть своих высокоточных боеприпасов и артиллерийских снарядов. Ловкость и стратегия уступали место грубой силе и множественным атакам.
Но это не останавливает Путина. Теперь российские лидеры готовятся к затяжному конфликту. Чтобы заменить потерянных солдат, в сентябре прошлого года Россия мобилизовала 300 000 человек, также военные выводят старую технику из стратегических резервов. Кремль увеличил оборонные бюджеты и приказал ускорить производство военной техники. Солдаты могут быть разбиты и разгромлены, но власти по-прежнему полны решимости сражаться.
Чуть раньше, после отступления из Херсонской и Харьковской областей Россия заняла оборонительную позицию на земле, одновременно запуская ракеты по критически важной украинской инфраструктуре и пытаясь вывести из строя украинскую систему ПВО на расстоянии. Такая стратегия должна была дать время для перегруппировки и восстановления сил, а также усложнить контрнаступление украинских войск.
Но Владимир Путин не был этим удовлетворен. Поэтому в прошлом месяце Кремль понизил в должности генерала Сергея Суровикина, командующего, который выбрал стратегию обороны. Его сменил генерал Валерий Герасимов, многолетний начальник Генштаба ВС России, который год назад руководил вторжением. Делая этот шаг, Кремль решил, что наступательный подход — даже истощенными силами — лучше оборонительного.
Российские силы не оснащены для наступления, и им нужно больше времени для обучения. Но не по мнению генерала Герасимова. Уже через несколько недель после своего назначения он приказал провести локальные штурмы в Донецке и Луганске.
Эта тактика сомнительна. Россияне проводят повторяющиеся бронетанковые атаки в одних районах и живые волны «штурмовых» войск в других. Другими словами, они применяют пехоту для привлечения огня обороняющихся украинских сил, обнажая украинские позиции, которые затем могут быть обстреляны российской артиллерией. В результате уровень потерь россиян невероятно высок. Недавно мобилизованные, зная, что их используют в качестве пушечного мяса, даже публично призвали чиновников пощадить их.
Несмотря на рудиментарность, метод принес некоторый успех. Некоторые украинские позиции, такие как Бахмут, находятся под серьезным и растущим давлением. В Луганске тоже ситуация описывается украинскими официальными лицами как сложная. На юге россияне создают оборонительные позиции вдоль линии фронта, особенно в Запорожье, возможно, опасаясь контрнаступления украинцев. Тем временем российские ракетные удары продолжаются.
Несмотря на такую сниженную боеспособность, российское командование проявляет терпимость к потерям и продолжает продвигать свои войска, готовы они на это или нет. После того, как нынешнее наступление завершится, российскому руководству может стать очевидным, что вооруженные силы не справляются с нехваткой офицеров, тыловиков и других специалистов, которые гибли с первых дней войны.
В двигателе российской армии сломалась трансмиссия. Давление на педаль газа с едва обученными людьми и старыми танками не поможет переключиться на более высокую передачу.
Однако пока Путин не проявляет никаких признаков желания завершить войну. Кажется, он готов жертвовать жизнями русских людей и будущим России, чтобы добиться желаемого. Для Украины, нуждающейся в срочной и постоянной поддержке, это смертельно опасная тенденция.
Материал впервые был опубликован в The New York Times.
