Девяностые годы в России были временем настоящего школьного ренессанса. Одна за одной возникали авторские школы, где в жизнь воплощались самые смелые педагогические идеи, Россия на равных обсуждала на международных форумах перспективы развития единого европейского образовательного пространства, а главное, потихоньку, пусть не так быстро, как мечталось утопистам-новаторам восьмидесятых, начинала меняться к лучшему и массовая школа.
Казалось, еще немного – и школа станет по-настоящему свободной, независимой и современной. Но то, что поначалу выглядело как не быстрый, но окончательный поворот, оказалось лишь недолгими каникулами. С началом нулевых государство, словно опомнившись, стало вновь брать школу под контроль, сначала – частичный, но с годами все более и более жесткий.
Баба ЕГЭ
Мало кто помнит, что изначально Единый государственный экзамен (ЕГЭ) был либеральным нововведением: по замыслу его авторов, прежде всего, тогдашнего министра образования Владимира Филиппова, ЕГЭ должен был уничтожить коррупцию в образовании и создать равные условия для поступления в престижные вузы детей из разных регионов. Кроме того, предполагалось, что это снизит нагрузку на детей: не придется специально готовиться к экзаменам, заучивать билеты. У детей не будет перегрузки в старших классах, никаких репетиторов, никакой зубрежки. Всего-навсего – пройти тестирование по уже знакомой школьной программе.
Болонский стандарт
Введение прозрачной универсальной системы оценки знаний выпускников было одним из требований необходимых для присоединения к Болонской системе. В июне 1999 года в Болонье был подписано соглашение о создании в Европе единой системы высшего образования с общими принципами и подходами. Россия вступила в клуб стран, поддерживающих Болонскую систему 19 сентября 2003 года.
Однако на практике все оказалось не так радужно.
Первые же попытки введения ЕГЭ встретили жесточайший отпор как со стороны педагогического сообщества, так и со стороны родителей. В те вегетарианские времена простесты особо не подавлялись – а дело временами доходило и до забастовок школьных учителей и преподавателей вузов – но и особого воздействия не имели. Власти вяло отмахивались от протестующих: понятное дело, косность, страх всего нового, нежелание расставаться с любимыми репетиторскими кормушками. Вот пойдут результаты – все оценят пользу нововведений!
Справедливости ради заметим, что во всех странах, где существуют аналоги единого экзамена, их введение тоже было очень болезненным и сопровождалось бурными протестами.
История вопроса
Вводя ЕГЭ, российские власти опирались на мировой опыт. Впервые экзамен, основанный на подсчете баллов за ответы на тестовые вопросы, SAT, был разработан в 1901 году по инициативе Джеймс Брайнт Конант, тогдашнего президента Гарвардского университета для более эффективного отбора талантливых студентов.
Аналоги ЕГЭ есть во многих странах: в США – уже упомянутый SAT и ACT, в Великобритании – A-Level exam, в Германии – Abitur, во Франции – BAC, в Италии – esame di maturita.
В большинстве случаев помимо теста предполагается также устное собеседование или эссе, где требуется продемонстрировать не столько энциклопедические знания, сколько умение нестандартно мыслить и работать с информацией.
Мечты победить коррупцию в очередной раз не сбылись. Чуть ли не ежегодно период сдачи ЕГЭ омрачался очередным коррупционным скандалом. Учителя, репетиторы, члены комиссий сливали варианты тестовых заданий, дети всеми правдами и неправдами протаскивали шпаргалки даже тогда, когда пункты приема экзамена стали похожи на неприступную крепость: с металлоискателями на входе, камерами на каждом шагу и беспристрастно-строгими организаторами. Но – не помогало!
Тайное становится явным
Например, в ночь на 29 мая 2007 года ученик одной из школ Ленинградской области разместил в интернете задания ЕГЭ по русскому языку – за 10 часов до экзамена.
4 июня 2009 года выпускники школ из Магадана сфотографировали на камеры мобильных телефонов бланки тестов ЕГЭ и выложили варианты ответов.
30 мая 2011 года в интернете вновь появляются варианты контрольных материалов, на этот раз — по русскому языку. В этом же году была поймана группа студентов МФТИ, которые пришли сдавать ЕГЭ по математике по подложным документам. К 2013 году дело ставится на поток. Во «В контакте» появляется специальная группа, из которой по предоплате можно получить на мобильный телефон ответы прямо во время экзамена. Группа пользовалась популярностью, в ней состояло больше 300 000 участников.
С массовыми сливами удалось справиться, но ученики по-прежнему продолжали виртуозно протаскивать на экзамены шпаргалки, а особо одаренные мастера научились встраивать в корпуса обычных с виду дешевых часов начинку от apple watch и с их помощью выходить из кабинок туалетов на связь с репетиторами.
Репетиторы, от которых так мечтали избавиться авторы ЕГЭ, кстати, тоже никуда не делись, они лишь переквалифицировались и стали готовить как к ЕГЭ, так и к ДВИ, так называемым дополнительным вступительным испытаниям, которые довольно быстро ввели у себя топовые вузы, чтобы продолжать отсеивать «нежелательных» абитуриентов.
Со снижением учебной нагрузки тоже ничего не получилось: сдать ЕГЭ без специальной подготовки оказалось практически невозможно, а для поступления в хорошие вузы требовались с каждым годом все более высокие баллы. Выпускники год от года все больше жаловались на усталость и выгорание, многие не находили сил радоваться даже успешному поступлению в желанные вузы.
Тесты или Маккиавелли?
«Два года я не успевал ни читать, ни заниматься спортом, ни встречаться с друзьями, — рассказывает Михаил, — каждый день только дополнительные уроки, репетиторы, пробники. Мне по ночам снилось, что я расставляю галочки в тестах. Мой друг, который решил вообще никуда не поступать, прочитал за это время кучу книг, Маккиавелли, например. А чему я за это время научился? Решать C6 по истории?»
Рабы ЕГЭ
Школьные учителя оказались заложниками системы ЕГЭ. И не только потому, что теперь эффективность и труда в значительной степени оценивается по результатам, полученным их учениками (об этом еще будет сказано ниже). Именно учителя обязаны выступать в роли организаторов на экзаменах: сидеть в аудиториях, раздавать и собирать бланки, сопровождать участников экзаменов в аудитории и туалеты.
Происходит это все не в своей школе, а в чужой, абсолютно неизвестной, которая меняется ежегодно, а иногда и по несколько раз за экзаменационную сессию. Причем узнать заранее, в какие дни и на каких экзаменах ты работаешь, невозможно: распределение приходит за два-три дня до экзамена. В течение учебного года и даже в каникулы учителей могут внезапно вызвать на пробные экзамены, на курсы переподготовки для организаторов.
«В очередной раз едем на курсы, — жалуется Марина, учитель начальных классов одной из московских школ, — два дня выброшены из жизни. И это чтобы в двадцатый раз прослушать инструкции, как раздавать бланки и выводить детей в туалет. И никому нет дела, сколько мне надо до завтра проверить домашних работ. Если так нужен этот инструктаж, не понимаю, почему его нельзя провести онлайн?»
(Все имена изменены.)
Почем нынче души?
Параллельно с ЕГЭ начинается еще одна реформа, на первый взгляд, либеральная и рыночная: подушевое финансирование школ. На обучение одного ребенка выделяется ежегодно определенная сумма денег. Сколько в школе детей — таков и бюджет. Исходя из имеющихся средств директор и управляющий совет школы решают, сколько денег потратить на ремонт школы, сколько — на закупку оборудования, сколько — на зарплаты и так называемые стимулирующие выплаты учителям.
Казалось бы — чем лучше школа, тем больше учеников ее выбирает, тем больше у школы денег? Но, как мы помним, новые передовые педагогические идеи зарождались и расцветали прежде всего в небольших экспериментальных школах-лабораториях, где могло учиться и триста, и даже сто человек. Такая роскошь становится невозможна.
Вне всякого сомнения, идея подушевого распределения бюджета выглядело бы вполне справедливой справедливой мерой, если бы существовали особые надбавки и гранты для небольших школ и лицеев, ведущих серьезную экспериментальную и методическую работу. Поначалу так и было, но в 2014 году гимназии и лицеи были упразднены и, соответственно, были отменены все дополнительные выплаты
Маленьким школам сначала предлагают, а потом и настоятельно рекомендуют вливаться в большие: так и денег больше будет, и передовыми идеями своими поделитесь с коллегами. И школы сливаются в гигантские холдинги по несколько тысяч учеников, расползающиеся по всему району. Часто бывает так, что в одном здании учатся только начальные классы, в другом — средние, в третьем — старшие. Да еще вокруг штук пять детских садов, приписанных к тому же «холдингу». О какой субъектности, о каком индивидуальном, личностно-ориентированном подходе может идти речь, если нет преемственности между начальной, средней и старшей школой, если в каждой параллели — чуть не все буквы алфавита?
«Я теперь даже коллег в лицо далеко не всех знаю, не то что учеников, — жалуется Светлана, учитель математики».
Некоторым из экспериментальных школ удается договориться с «сюзереном», головной школой, об относительной автономности на правах особых подразделений, особо упорные — их совсем немного — отстаивают идентичность, но дорогой ценой. Как мы помним, чем меньше школа, тем меньше денег, а ведь у любой авторской школы масса внеурочных активностей (спецкурсов, творческих студий, экспедиций и т. д.).
Школам предлагается самостоятельно добывать финансирование, оказывая платные образовательные услуги. То есть те же самые кружки и лаборатории, но за деньги. Кому-то это дается легко, но там, где всегда ценились горизонтальные связи и доверительные теплые отношения, возникают сложности.
«Руководство решило, что наша музыкальная студия теперь должна стать „дополнительной услугой“ — рассказывает Николай — но как я буду смотреть в глаза своим студийцам, если скажу им, что теперь они должны платить за занятия, пусть и небольшие деньги? Кажется, классные руководители как-то решили этот вопрос сами, но я входных билетов не спрашиваю, кто ходит, тот и ходит».
Школа – это не услуга!
Впервые термин «Образовательная услуга» появился в 1996 году в Законе о некоммерческих организациях, но вошел в обиход в нулевых и первой половине десятых, когда стала активно продвигаться идея подушевого финансирования. В 2017 году тогдашний министр образования Ольга Васильева впервые подняла вопрос о некорректности этого термина, не отвечающего педагогическим традициям российского образования. На волне ресентимента во власти заговорили о воспитательной роли школ и, соответственно, о том, что образование — не услуга, а миссия. 8 июля 2022 года по личному решению Путина из федерального закона об образовании было изъято понятие «образовательная услуга».
Чей рейтинг круче?
Нельзя сказать, чтобы государство не поощряло хорошие школы. С 2010 года ежегодно в конце августа появляется рейтинг школ, которого с замиранием ждет педагогическая общественность и результаты которого детально разбираются на августовских педсоветах. Еще бы: за топовые места в рейтинге полагаются ощутимые гранты, которые помогут школам-победителям выжить в предстоящем учебном году. Казалось бы, прекрасное дело: лучшим школам положено материальное поощрение. Но рейтинг устроен таким образом, что в выигрыше вновь оказываются школы-гиганты с тысячами учеников: учитываются высокие баллы, полученные на ЕГЭ, победители всероссийских олимпиад, участие учителей в разнообразных профессиональных конкурсах, спортивные достижения и многие другие критерии… – но все это не в процентном, а в количественном измерении! у маленькой школы почти нет шансов обойти школу-гиганта, даже если все ее ученики демонстрируют заоблачные результаты по всем показателям.
Отныне главная обязанность учеников и учителей, в особенности учителей, – приносить школе баллы и, соответственно, гранты. За подготовку к ЕГЭ и олимпиадам, за участие в бесконечных конкурсах, за работу с электронным журналом…
У учителя не остается времени на медленную учительскую работу. На то, чтобы пожить здесь и сейчас – со своим предметом, своими учениками. Нет времени радоваться их победам, думать о причинах их поражений. На слабых, «неперспективных» учеников, тех самых, которые, в свое время были предметом пристального внимания учителей-новаторов, внимания не хватает: надо вложиться в везунчиков, которым все дается влет. Их можно отправить и на три олимпиады, и на конкурс проектов, и к ЕГЭ подготовить так, чтобы по сто баллов по всем предметам!
Выгодное правонарушение
Митя в тот год дважды помог школе с рейтингом. Первый раз – когда стал призером всероссийской олимпиады по истории. Второй раз – когда его сначала поставили на учет в детской комнате милиции за мелкое правонарушение, а потом сняли, поскольку человеком он был тихим и не злонамеренным, а просто решил прокатить симпатичную дачную подружку на соседском квадроцикле. В тот год департамент особое внимание уделял работе с малолетними правонарушителями, и Митя, уверенно вставший на путь исправления, принес школе баллы, недостающие для топовой позиции
Наступление на школу
Чем дальше, чем больше усиливался контроль за работой учителей, все неподъемнее становилась отчетность: сложнее и массивнее планирование уроков и домашних заданий, появлялись все новые и новые требования к электронным журналам, все больше и больше тестирований и мониторингов, по которым оценивают не только и не столько учеников, сколько самих учителей. В последние годы «вэпээры» – всероссйские проверочные работы, аналог единого экзамена для всех классов, начиная с первого, стали настоящим бичом и детей, и родителей, и учителей. Ведь от баллов, полученных первоклашкой, зависит не много не мало судьба всей школы!
Директор в заложниках
Но почему учителя не жалуются на нарушения их прав, не протестуют против бесконечного повышения нагрузки, не отказываются от участия в мероприятиях, в которых участвовать, в общем-то, совершенно не обязаны. Ответ прост: за каждым из них стоит директор, у которого будут серьезные неприятности из-за любого проявления недовольства или вольнодумства его сотрудников. Если сотрудники будут чересчур строптивыми, директора могут и уволить.
Своего директора учителя, как правило, любят и берегут. Но даже если это не так, то взамен уволенного пришлют эффективного менеджера из департамента, который по определению будет хуже привычного, пусть и слегка вздорного Иван Иваныча или Марьи Петровны. Поэтому и молчат.
Но, вопреки всему, хорошие учителя продолжали хорошо учить детей, а хорошие школы создавать для них атмосферу братства, тепла и защищенности.
Трагедия разразилась после 24 февраля 2022 года. Помимо нашей всеобщей трагедии это была и трагедия российской школы. Две волны отъезда учеников и учителей: первая — сразу после начала войны, вторая — после объявления мобилизации.
И, конечно же, стремительная и тотальная идеологизация школы в сентябре 2022 года: исполнение гимна с поднятием флага, еженедельные пропагандистские уроки и реальная перспектива уроков военной подготовки, демонстративный выход из Болонской системы, изъятие из школьной программы «неправильных» книг и возвращение «правильных» эталонных образцов соцреализма. И, конечно же, волна доносов: учителей — на учеников, учеников — на учителей, коллективов — на директоров, директоров — на сотрудников, — все это говорит о том, что российскую школу ждут впереди тяжелые годы тотального контроля и идеологического давления. Последует ли за этим новый ренессанс? Хочется надеяться. Не случайно те, кто уезжает из России, — на время или навсегда, увозят с собой свои школы, как самое ценное и дорогое.
«С февраля я колебалась, уезжать или оставаться, — рассказывает Катя, молодой учитель, недавняя выпускница биофака Нижегородского университета, — но мне очень нравилось работать в школе, я не хотела бросать коллег и учеников. Но после августовского педсовета, когда я узнала, как будет строиться в этом году идеологическая работа и что от меня потребуется в ней участвовать, я сразу же пошла и написала заявление об уходе. Через неделю я уехала из страны и сейчас работаю в одной из частных русских школ в Черногории».
О судьбе русской школы в изгнании мы поговорим в следующем выпуске.
