Путин и его идеологи вроде Николая Патрушева, секретаря Совбезa, рассуждающего о том, что Запад хочет устранить Россию с политической карты мира, хотели бы выстроить большую великую империю, такую, какой она была в далеком прошлом. Они опоздали родиться.
Однако, формально расширяясь на географической карте, Россия, по сути, за год войны исчезла как раз с политической карты мира: на Западе оккупированную Путиным некогда демократизирующуюся страну, которую он теперь считает своей собственностью, считают провалившимся государством; в соседних странах СНГ побаиваются и предпочитают вежливо дистанцироваться; в Китае и Индии, риторически и экономически сохраняя добрососедские отношения, с изумлением наблюдают за тем, как Путин занимается иррациональным саморазрушением — экономики, рабочей силы, достоинства нации, ее мягкой силы.
Слова года — адаптация и тревожность
Строительство империи, от которой и из которой бегут люди, не слишком удается. Прежняя, советская, империя во многом держалась на пафосе строек коммунизма. Новый «император» свою империю начал «восстанавливать» с разрушения этих строек коммунизма, в том числе ракетными ударами (существенная часть инфраструктуры Украины, тем более, энергетической – это советское наследие). Путин запускает ракеты, несущие смерть, а прежняя империя запускала в космос спутник и человека по фамилии Гагарин – это разные способы утверждения своей эффективности, привлекательности и силы.
И тем не менее, год войны, год перманентного шока, не ослабил власть автократа, а укрепил ее: те, кто его боятся, либо бегут, либо помалкивают. Для инакомыслящих у него нашлось множество губительных инструментов – от жесточайшего подавления любого несогласия с использованием уголовной юстиции, дающей осужденным за антивоенную позицию сталинского размера сроки, до маркирования своего рода «желтыми звездами» тех, кого государство называет «иностранными агентами», от ликвидации и блокировки всех (то есть буквально всех) независимых медиа до готовности обызывать «национал-предателями» всех, кто не выражает восторга в связи с ужесточением репрессий, войной и укреплением персоналистского военно-полицейского режима.
И потому в течение этого года стало очевидно: вместо протеста большая часть населения предпочитает адаптацию (бегство из страны от военной мобилизации, например, это тоже не всегда протест, а чаще – попытка прагматическим образом решить проблему: как не быть убитым и не стать убийцей). Адаптация – слово года. Как и тревожность, которая достигла, согласно данным социологов, наивысших величин, однако вернулась к более или менее приемлемым значениям, когда главная угроза – военная мобилизация, временно отступила.
Жизнь за царя
Россия пережила самый страшный год в своей постсоветской истории, гораздо более страшный, чем даже в позднесоветское время, когда руководство СССР лишь дважды потревожило советских граждан вторжением в ЧССР в 1968-м, а затем в Афганистан в 1979-м. Если первое событие вообще прошло для обывателя почти не замеченным, только подморозились политические правила игры, второе оказалось более серьезной историей для национального самосознания. Поступавшие из далекой южной страны цинковые гробы на фоне девальвации марксизма-ленизма подорвали моральные основы советского проекта. А в 2022-м такого не случилось: да, нация раскололась, да, мнения поляризовались, а люди, даже сторонники «спецоперации», устали от войны. Но поддержка режима и автократа, даже на фоне человеческих и моральных потерь, динамика которых куда как более значительна, чем в годы войны в Афганистане, оказалась стабильной.
И это не просто психологическая защита в жанре «права или не права, но это моя страна» или «наверху виднее, что делать, я человек маленький». Это удвоенная психологическая защита, которая, с одной стороны, выливается в чувство мести по отношению к противнику, представителей которого уже не считают за людей, а с другой, — имеет своим следствием принципиальное непризнание того, что нормальная жизнь в стране, где социально поощряемыми нормами становятся насилие по отношению к «чужому» и героическая смерть на поле брани «за царя», закончилась. Именно использованием этой эмоциональной брони можно объяснить тот факт, что большинство россиян, согласно опросам, считают 2022-й год очень тяжелым, но менее трудным, чем год пандемии или период начала 1990-х. А также то обстоятельство, что к концу года, согласно данным «Левада-центра» пошли вниз показатели большинства политических страхов – опасений массовых репрессий, произвола властей и ужесточния политического режима. Именно это и происходило в 2022-м, но люди говорят социологам, что политические риски уменьшились. Это не просто эффект военного единства. Так иные родители, зная о проблемах со здоровьем своего ребенка, на людях, как ни в чем не бывало, говорят, что у него все нормально. Уговаривая в большей степени самих себя. Это – безответственность. В ситуации гибели людей и разрушения городов и инфраструктуры – безответветственность инфантильная и аморальная. Впрочем, единственный страх, который остался на прежнем высоком уровне — это опасения начала большой мировой войны. Хотя бы в этом средний россиянин себе не врет.
Эта поразительная, да еще и внешне выражаемая, адаптивность населения во многом и позволяет Путину продолжать то, что он начал. И даже требовать себе еще больше пушечного мяса, чье земное существование оправдывается только жертвой собственным телом ради Путина и его команды под обещания православной церкви, что гибель пойдет в зачет — все грехи за борьбу с сатаной будут смыты. И чем более дикими оказываются оправдания бойни, не имеющей цели и смысла, тем лучше они воспринимаются. Чем страшнее ложь, тем легче большинство соглашается в нее верить. Даже несмотря на то, что в течение года войны Путин нарушил тот самый социальный демобилизационный контракт, который сам и навязывал: ни на что не обращайте внимание, работают военные профессионалы, только поддерживайте нас, больше ничего от вас не требуется, дорогие наши патриоты, минимальный корм мы вам зададим. Теперь контракт, деликатно говоря, обновился: Путин потребовал от нации разделения ответственности за то, что он затеял, ему оказались нужны жертвы телами россиян.
Пока это все происходит в условиях сравнительно спокойной социально-экономической ситуации. Однако после года войны резко упадут доходы бюджета в силу изолированности страны, проблем на рынке труда с численностью и качеством рабочей силы и отказа от продаж нефти и газа Западу, и Путину будет сложнее покупать политическую лояльность населения. А население в той системе, которую он построил, в высочайшей степени зависит от государства. По данным официальной статистики, доля социальных пособий в реальных доходах населения превышает показатели советского времени. Несмотря на то, что в стране вырос большой класс самостоятельных людей, построивший рыночную экономику, Путин за два десятилетия своего правления делал все, чтобы экономическая система была максимально огосударствлена и воспитал на нефтедоллары нацию-иждивенца.
А зависящий от государства человек послушен, в том числе и прежде всего в политическом смысле. По данным переписи населения 2021 года, которые только сейчас начали постепенно раскрывать, 33% граждан страны живут на социальные пособия, это 42,7 миллиона человек. 45% живут на зарплату, а это, во-первых, не всегда частные предприятия и, во-вторых, это не частное предпринимательство. Собственно предпринимательские доходы упомянули 2% участвовавших в переписи. Кроме того, каждый четвертый россиян живет на обеспечении других лиц. Даже если учесть тот факт, что, по мнению экономистов, это худшая по качеству перепись населения в постсоветские годы, показатели – шокирующие.
От «врага народа» к «иностранному агенту»
Цифры преследований показывают масштабы сопротивления режиму. Точнее, обнаруживают то, что находится на поверхности, потому что недовольство Путиным и войной гораздо шире «регистрируемых» властью актов неповиновения и борьбы: многие, оставаясь в стране, боятся высказываться, многие уехали из России, проглосовав ногами против Путина, немало людей перешли в хорошо известный по позднему СССР режим «кухонной демократии», обсуждая и осуждая путинскую войну на кухнях и в кафе. Люди стараются не столько развлечься, сколько отвлечься — концерты, выставки, новые книги, многие из которых несут в себе множество легко считываемых умными людьми антивоенных намеков, чрезвычайно популярны. Самый читаемый текст начала года — «1984» Оруэлла. Хорошо продаются книги о повседневной жизни в нацистской Германии — люди узнают самих себя и свои страхи. Интеллектуальные издательства публикуют антивоенные книги, к которым властям трудно придраться — например, лекции Карла Ясперса 1945 года о коллективной вине и ответственности немцев или пламенные статьи Льва Толстого, направленные против войны. Эмоции и выводы — тоже узнаваемы.
Так вот — цифры. По данным сайта ОВД-инфо, фиксирующего факты преследований граждан со стороны властей, с 1 января по 14 декабря 2022 года было отмечено 20467 задержаний по политическим мотивам (в основном за публично выраженную, например, на улице, антивоенную позицию). По состоянию на 19 декабря 2022 года 378 человек в 69 регионах подвергались уголовному преследованию за дискредитацию или фейки об армии — то есть просто за антивоенную позицию. В отношении 51 человек уже вынесены приговоры. Самые громкие дела — в отношении муниципального депутата Алексея Горинова (6 лет 11 месяцев лишения свободы) и Ильи Яшина, известного либерального политика, соратника убитого Бориса Немцова, тоже муниципального депутата одного из районов Москвы, причем весьма успешного в прагматическом смысле (8 лет и 6 месяцев лишения свободы). За аналогичные проступки предусмотрено и более мягкое — административное — преследование. К 19 декабря было возбуждено 5518 дел за антивоенную позицию. 176 физических лиц, организаций и объединений были признаны «иноагентами» в 2022 году. За год принято 22 явно репрессивных закона, в том числе за пропаганду ЛГБТ, резко ужесточились положения законодательства об «иностранных агентах». За 2022 год, по данным проекта «Роскомсвобода», 9208 сайтов подверглись «военной цензуре», а всего было заблокировано более 210 тысяч ресурсов. По сути, путинская машина попыталась уничтожить все сколько-нибудь независимые медиа в стране. Притом, что многие из них весьма эффективно ведут свою работу из-за пределов России. Те, кто хотят видеть, слышать и читать альтернативную информацию и мнения, используют VPN. Расцвет переживают многочисленные трансляции в ютьюбе, который власти не решились заблокировать, опасаясь недовольства огромного числа деполитизированных пользователей.
При таком масштабе репрессий странно было бы ожидать «восстания масс» против Путина. Тем более, что среди не рефлексирующего большинства множество людей предпочитают оставаться в мейнстриме, находить в логике Путина и аргументах пропаганды странные рациональность и правду. Люди не хотят быть на стороне зла, и потому они объявляют зло — добром, заставляя поверить себя в то, что Путин несет миру, как выразился один кремлевский политтехнолог, «ракеты добра». А иначе... Иначе НАТО бы нас раздавила, а страну — расчленила. Хотя, казалось бы, никаких признаков этого до февраля 2022-го не было. Но — Путину виднее.
В марте 2022 года войну «определенно» или «скорее» поддерживали 80% респондентов «Левада-центра». Точнее, поддерживали они «действия российских вооруженных сил в Украине» — войной тогда общественное мнение не готово было это считать. В декабре, то что учинил Путин с помощью вооруженных сил (уже ни у кого не было сомнений, что это не «операция», а война, тем более, что и пропаганда, оправдывая неудачи, стала навязывать тезис о том, что происходящее — «война с НАТО», а не с братской Украиной, которую Запад использует, чтобы уничтожить Россию), было поддержано 71% респондентов. Показатель тоже внушительный, но уменьшилось число тех, кто «определенно» поддерживает войну — с 52% в марте до 41% в декабре. Социологический стандарт: в наименьшей степени поддерживают путинскую бойню самые молодые, те, кто считает, что страна неправильно развивается, те, кто предпочитают интернет телевизору. В декабре 50% респондентов выступали за мирные переговоры, 40% — за продолжение боевых действий. Общество раскололось. Наибольшее желание мирных переговоров наблюдалось, естественно, в период частчной военной мобилизации — 57% в октябре.
Приблизительно с мая 2022-го, когда стало понятно, что война затягивается, но еще сами россияне не были вовлечены Путиным в качестве биомассы непосредственно в бойню, показатели ощущения ответственности за гибель людей в Украине пошли вверх. Но после этого стабилизировались: лишь около 10% считают себя «определенно» ответственными, еще примерно 25% — в какой-то мере. Уже неплохо. Но около 60% респондентов снимают с себя всякую ответственность за гибель представителей «братского народа». Осмысление коллективной вины еще предстоит. Если, конечно, ему суждено состоятся: жесткий авторитарный режим, навязывающий людям определенные нормы поведения, а значит, становящийся тоталитарным, совершенно не собирается исчезать, разгибать пружину репрессий и пропаганды и останавливать войну. Хотя из рук автократа послушное, но и подуставшее население с благодарностью примет все, что угодно. Даже... мир.
Иногда кажется, что Россия действительно исчезла. Или украдена, незаконно присвоена. Во всяком случае Путин со своей командой умудрился за неполный год дискредитировать все русское, включая русскую культуру, которая все-таки никакого отношения к этой войне не имеет. И пожалуй, такой удар по имиджу Россия не получала со сталинских времен — во всяком случае репутация позднего СССР, несмотря на склероз режима, была гораздо лучше. Главное Советский Союз был предсказуемее путинской России — никогда бы не подумал, что придется ностальгировать по репутации и договороспособности брежневского СССР...
Лично для меня смысл произошедшего за военный год заключен в очень внятном примере порочного круга политической истории страны: мой дед был арестован по политической статье в 1938-м, в год «большого террора», соответственно, моя мама в девятилетнем возрасте стала дочерью «врага народа»; больше 20 лет назад она умерла, будучи уверенной в том, что ее страна встала на путь нормального демократического развития, и по счастью, уже не узнала, что ее сын стал «иностранным агентом» — именно этим статусом наградило меня родное государство в декабрьский рождественский сочельник 2022 года. Из трех поколений моей семьи два оказались врагами автократических режимов: между дедом-«врагом народа» и внуком-«иностранным агентом» пролегло более восьми десятилетий сложной советской и российской истории, включавших себя три либерализации — при Хрущеве, Горбачеве и Ельцине. И тем более актуальным кажется теперь известное в России высказывание: за год в стране меняется все, за сто лет — ничего.
Материал впервые был опубликован в издании Foreign affairs.
