Мы особо благодарны Нобелевскому комитету за то, что разделяем эту высокую честь с украинским Центром гражданских свобод и с мужественным белорусским правозащитником Алесем Беляцким. Такое решение комитета имеет важное символическое значение: оно подчеркивает, что государственные границы не могут и не должны разделять гражданское общество. Для нас это соседство — дополнительная награда.
Общество «Мемориал» существует уже 35 лет. Сегодня его организации работают во многих регионах России, в Украине, в нескольких странах Западной Европы. Присужденная нам Нобелевская премия — заслуга каждой из этих организаций, каждого из тысяч людей, принимающих участие в их деятельности — их членов, сотрудников, волонтеров, участников публичных акций. Это заслуга и тех, кого уже нет с нами. В особенности тех, кто создавал наше общество и сделал его тем, чем оно сегодня стало: Андрея Сахарова, Арсения Рогинского, Сергея Ковалева, многих других. Это их премия, так же как и наша.
В нашей работе на равных сосуществуют два основных направления.
Первое — восстановление исторической памяти о государственном терроре. Мы ведем архивные исследования, ищем места расстрелов и захоронений, собираем собственные архивы, библиотеки, музейные коллекции, издаем книги, организуем публичные акции памяти. Мы проводим выставки, научные конференции и семинары, работаем с молодежью. Мы создаем базы данных о жертвах террора и о тех, кто этот террор осуществлял. Мы рассказываем о преследованиях инакомыслящих, об интеллектуальном, гражданском и политическом сопротивлении тоталитаризму.
Второе — борьба за права человека в новую, постсоветскую эпоху. Это сбор, анализ и публикация информации о нарушениях прав человека в горячих точках: в Нагорном Карабахе, Приднестровье, Таджикистане, зоне осетино-ингушского конфликта, Чечне, Донбассе. Это поиск пропавших без вести, расследование бессудных расправ и так называемых исчезновений. Это помощь беженцам и вынужденным переселенцам. Это мониторинг политических преследований и правовая помощь политзаключенным, которых сегодня в России уже не меньше, чем было в СССР к началу перестройки. В известном смысле это продолжение борьбы за свободу, которая не прекращалась и в годы советской власти, — здесь соединяются прошлое и настоящее.
В своем выступлении мне хотелось бы коснуться нескольких общих вопросов.
Первый вопрос — это соотношение между правозащитой и работой с исторической памятью в деятельности «Мемориала».
Двести лет назад Пушкин видел основу «самостоянья человека», его достоинства и личной свободы в его чувстве сопричастности к прошлому, в любви «к родному пепелищу» и к «отеческим гробам». На неразрывной связи между памятью и свободой основана и работа «Мемориала».
Специфика этой работы — в том, что мы занимаемся исследованием и документированием не просто трагедий прошлого и острых общественных коллизий настоящего. Мы исследуем и документируем преступления. Преступления против человека и против человечности, совершенные или совершаемые государственной властью. И первопричину этих преступлений мы видим в сакрализации государственной власти как высшей ценности, в провозглашении абсолютного приоритета того, что этой власти угодно считать «государственными интересами», над личностью, ее свободой, достоинством и правами. Эта перевернутая система ценностей, в которой люди — лишь расходный материал для решения государственных задач, господствовала в нашей стране 70 лет.
Одно из очевидных следствий сакрализации государства — возрождение имперских амбиций. Проявлением этого в начале Второй мировой войны стали нападения на Польшу и Финляндию, захват стран Балтии, аннексия Бессарабии и Северной Буковины. Послевоенный диктат в отношении стран Восточной Европы, вторжения в Венгрию в 1956-м и Чехословакию в 1968-м, война в Афганистане — проявление тех же амбиций, которые живы и сегодня.
Другое следствие — безнаказанность не только тех, кто принимает преступные политические решения, но и тех, кто совершает преступления при их исполнении. Безнаказанными и даже нерасследованными остаются бессудные казни, убийства мирных жителей, пытки и мародерство. Мы видели это в военных действиях в Чечне, мы видим это и сегодня на захваченной территории Украины. После бомбежек Грозного уничтожение Мариуполя не стало чем-то принципиально новым.
Цепь безнаказанных преступлений продолжается, она не прервется сама собой. И у этой проблемы нет никакого компромиссного решения.
Увы, у российского общества не хватило сил прервать традицию государственного насилия.
Семьдесят лет государство уничтожало всякую солидарность между людьми, атомизировало общество, искореняя в нем всякое проявление гражданской солидарности, превращая его в покорное и безгласное «население». Сегодняшнее печальное состояние гражданского общества в России — прямое следствие непреодоленного прошлого.
Для нас высшим приоритетом является человек, его жизнь, свобода и достоинство. Мы отвергаем формулу «человек — ничто, государство — все». В центре нашего внимания не эпохальные исторические события и не вопросы «большой политики» (хотя и в этих вопросах приходится разбираться, чтобы понять контексты человеческих судеб). Для нас важнее имена и судьбы конкретных людей, ставших жертвами преступной государственной политики, в прошлом и настоящем. Имя и Судьба — это та основа, тот уровень, на котором мы работаем, то, что мы документируем или восстанавливаем.
Второй вопрос — это наднациональный, общечеловеческий характер проблем, которыми занимается «Мемориал».
Человечество уже давно осознало, что права и свободы человека не связаны национальными границами. Здесь все ясно, и сегодняшний выбор Нобелевского комитета отчетливо это подтверждает. Идея верховенства, универсальности и неделимости прав человека превратилась в один из ключевых факторов человеческого общежития, в залог мира и прогресса на планете. Заметный вклад в это превращение внесла отечественная мысль, от русского философа XIX века Владимира Соловьева до Андрея Сахарова, Юрия Орлова и других советских диссидентов.
С исторической памятью дело обстоит сложнее. В каждой стране, в каждом обществе складываются собственные исторические нарративы, собственные «национальные образы прошлого», которые нередко противоречат тем, что сложились у соседей. Причиной споров при этом становятся, как правило, не те или иные факты, а разные интерпретации одних и тех же событий. Различия в осмыслении и оценках одних и тех же исторических событий, возникающие у разных народов, неизбежны — ведь и осмысление, и оценки рождаются в контексте разных национальных историй. Надо лишь научиться осознавать причины возникновения этих различий и уважать право каждого народа на собственное понимание прошлого.
Бессмысленно игнорировать «чужую» память, делать вид, что ее не существует вовсе. Бессмысленно и крайне опасно отрицать ее обоснованность, огульно объявляя ложными те интерпретации исторической реальности, которые стоят за этой памятью. И смертельно опасно использовать историю в качестве политического инструмента, развязывать «войны памятей».
В советской империи любые попытки борьбы народов за национальную независимость и даже просто проявления национального самосознания, не укладывающиеся в идеологическую догму, объявлялись «буржуазным национализмом» и жестоко подавлялись. После распада СССР в новых государствах, возникших на его территории, стали складываться новые исторические нарративы, не совпадающие с официальной советской исторической мифологией. И вскоре после прихода к власти Владимира Путина новое российское руководство и его идеологическая обслуга начали яростные и агрессивные «войны памяти» против своих соседей — Эстонии, Латвии, Украины, — в полной мере используя при этом старые советские стереотипы и ярлыки. Конечно, это делалось отнюдь не во имя «исторической правды», а ради собственных политических интересов. Кончилось тем, что борьба с «национализмом» и «бандеровщиной» стала идеологическим обоснованием и пропагандистским обеспечением безумной и преступной захватнической войны против Украины.
И одной из первых жертв этого безумия оказалась историческая память самой России. В самом деле, для того чтобы выдать агрессию против соседней страны за «борьбу с фашизмом», потребовалось искорежить умы российских граждан, поменяв местами понятия «фашизм» и «антифашизм». Теперь российские массмедиа именуют «антифашизмом» вооруженное вторжение в соседнюю страну, не дававшую к этому никаких поводов, аннексию захваченных территорий, террор против гражданского населения в оккупированных районах, военные преступления. Нагнетается ненависть к Украине, ее культура и ее язык публично объявляются «неполноценными», а украинский народ несуществующим. «Фашизмом» же называют сопротивление агрессору. Все это абсолютно противоречит историческому опыту России, обесценивает и искажает память о подлинно антифашистской войне 1941–1945 годов, память о советских солдатах, сражавшихся против Гитлера. Слова «русский солдат» в сознании множества людей будут связаны теперь не с ними, а с теми, кто сеет смерть и разрушение на украинской земле.
И наконец, последняя проблема, которой я хотел бы коснуться в этом выступлении, — проблема вины и ответственности.
Нас мучает вопрос — действительно ли «Мемориал» заслужил Нобелевскую премию мира?
Да, мы пытались противостоять размыванию исторической памяти и правового сознания, документировали преступления прошлого и настоящего. Не будем скромничать: мы в самом деле очень много делали и немало сделали. Но разве наша работа предотвратила катастрофу 24 февраля?
Чудовищный груз, упавший на наши плечи в этот день, стал не легче, а тяжелее после известия о присужденной нам премии.
Нет, это не груз «национальной вины». Не стоит вообще говорить о «национальной» или какой-нибудь еще коллективной вине, — хотя бы потому, что концепция «коллективной вины» решительно отвергается правовым сознанием. Совместная работа участников нашего движения базируется на совсем другой мировоззренческой основе — на понимании гражданской ответственности за прошлое и за настоящее.
Ответственность же человека за все, что происходит с его страной, да и со всем человечеством, основана, как заметил еще Карл Ясперс, на солидарности, общегражданской и общечеловеческой. Это же относится и к чувству ответственности за события прошлого. Оно вырастает из ощущения человеком своего единства с предыдущими поколениями, из способности осознать себя звеном в цепи этих поколений — то есть из осознания своей принадлежности к сообществу, которое не вчера возникло и, будем надеяться, не завтра исчезнет. Готовность к ответственности — это исключительно личное качество: человек сам, добровольно, принимает на себя ответственность за то, что происходило когда-то, или за что-то, что происходит сейчас, но в чем он непосредственно не участвует; никто другой не может возложить на него этот груз. И самое важное: чувство гражданской ответственности, в отличие от чувства вины, требует не «покаяния», а работы. Его вектор направлен не в прошлое, а в будущее.
«Мемориал» как раз и представляет собой союз людей, добровольно принимающих на себя гражданскую ответственность за прошлое и настоящее и работающих во имя будущего. И, может быть, мы должны воспринимать эту премию не только как оценку того, что сумели сделать за 35 лет, но и как своего рода аванс, ибо мы не опускаем руки и продолжаем работать.
Благодарю за внимание.
