Недавняя воздушная бомбардировка Киева и других украинских городов является ответом России на несколько новых и непредвиденных проблем, с которыми Кремль столкнулся в последние недели. Прежде всего, это массовый вывод русских войск из-под Харькова и Лимана, который застал врасплох большинство российских комментаторов, независимо от их взглядов на войну.
Несмотря на неоднозначные результаты первых шести месяцев войны, в России скептически относились к тому, что Украина действительно может перейти в контрнаступление. Соответственно, серьезные военные неудачи России в Харьковской и Херсонской областях не могли не вызвать тревогу и массовое желание найти козла отпущения, вынуждая власть имущих больше, чем обычно, взаимодействовать с общественностью.
Это, в свою очередь, подтолкнуло общественность к гораздо более критической оценке военной кампании, которая до недавнего времени считалась победоносной. Вдобавок к этому стало также очевидным, что у российского истеблишмента не было плана выступить единым фронтом против частичной мобилизации, объявленной Кремлем.
Хотя общественная реакция на на мобилизацию и была более спокойной, чем многие предполагали, началась критика военного руководства в связи с беспорядком при ее реализации. В сочетании с шоком от военных потерь России это создавало впечатление, что российский политический класс теряет способность демонстрировать хоть какое-то единство по сложным вопросам.
На фоне мобилизации объявление об присоединении к Украине четырех «новых территорий» не вызвало общественной эйфории, да и вообще осталось незамеченным по многим причинам. Начнем с того, что в отличие от Крыма — ключевого порта и популярного места отдыха, который Россия аннексировала еще в 2014 году, в российской исторической памяти нет внятного образа Донбасса или Херсонщины.
Кроме того, публичная часть процесса аннексии — бутафорские референдумы — изображалась не очень удачно. Вполне возможно, что объяви Кремль об аннексии сразу после взрыва на Керченском мосту, это восприняли бы как более динамичный и успешный шаг.
Наконец, взрыв и нанесенный им ущерб мосту, построенному с большими затратами, стали очевидным источником стресса, поскольку сразу стало ясно, что за терактом стоит Украина. Казалось бы, затопление весной российского военного корабля «Москва» — флагманского корабля Черноморского флота — должно было быть куда более значительным и драматичным событием, но психологически оно легче переносилось российским обществом, которое до осени начать замечать, что военные возможности украинцев на самом деле более или менее сопоставимы с их могучим противником.
Реакцией российского руководства на такой поворот событий стала серия смертоносных ракетных ударов по украинским городам 10–11 октября, за которыми последовали атаки беспилотников в Киеве 17 октября. Атаки выглядят как попытка российского истеблишмента убедить себя и других, что у России еще достаточно решимости, энергии и ресурсов, чтобы вернуть себе военную инициативу.
Воздушная бомбардировка должна была не допустить того, чтобы нарастающая обеспокоенность российского общества переросла в негативные чувства по отношению к властям. Кремль пытался остановить зарождавшуюся рознь в рядах лояльных слоев населения: женщин, жителей «самой глубокой и самой темной» России и национальных республик. Все они до сих пор были важнейшей социальной опорой режима, но без энтузиазма восприняли объявление о мобилизации.
Ракетные удары должны были перепозиционировать действия Москвы в глазах этих людей как «оборонительные» и показать картинку «обеспечения безопасности собственного народа» России в ответ на унизительные действия ее врага.
С военной точки зрения массированные бомбардировки Украины 10–11 октября позволили Кремлю усилить неопределенность в отношении намерений России. Они не сопровождались пояснением того, чего оно должно было достичь: была ли это защитная мера от украинского контрудара вокруг Херсона? Или попытка заморозить статус-кво перед возможными будущими переговорами? Или затянуть конфликт в надежде пополнить армию за счет переучивания новомобилизованных бойцов? Или создать предлог для применения ядерного оружия?
Стихийная бомбардировка позволила Москве показать, что она не бездействует.
Те, кто уже поверил в военный потенциал России, увидели подтверждение теории о том, что Россия «еще даже не начала», а те, кто посчитал взрыв на мосту в Крым унижением, смогли сами убедиться, что оно не осталось безнаказанным.
Однако простое действие, пусть даже демонстративное, не дает возможности изменить ситуацию или решить существующие проблемы. Военная эффективность бомбардировок энергетической инфраструктуры Украины спорна.
Не решены и трудности России в отношениях с другими бывшими советскими соседями. Теорию о том, что мобилизация повысит боеспособность вооруженных сил России, еще предстоит доказать. Не преодолен раскол в российском обществе, возникший в сентябре. Апатичному большинству приходится тратить все больше и больше сил, чтобы не замечать происходящего, хотя оно все еще не хочет примкнуть ни к антивоенному, ни к радикально провоенному меньшинству.
Нет единого мнения о том, хватит ли у России ресурсов и энергии для дальнейших мер. Поэтому пока ракетные удары не дают ответа на главный вопрос: готова ли Москва вернуть себе военную инициативу и начать использовать методы, которые принесут более конкретные результаты, или она просто реагирует на действия Киева, рискуя попасть в ловушку.
Материал впервые был опубликован на сайте фонда Карнеги.
