От Владимира Путина на XXV Петербургском экономическом форуме ждали какой-то особенной речи, конечно, не только потому что Дмитрий Песков предупреждал о неких «чрезвычайно важных» заявлениях, но и потому что вообще это получалось первое крупное личное выступление президента непосредственно перед международной аудиторией после начала спецоперации.
Расчет Путина на «новый мировой порядок» строится ведь во многом именно на том, что этот новый порядок должны обязательно поддержать другие страны, чтобы получился союз против Запада, поэтому было интересно, какие слова он найдет для тех, кто собрался в зале.
Что ни говори, а компанию на сцене Путину на этот раз составлял не Си Цзиньпин с Антониу Гутерришем и даже не австрийский канцлер, а лишь президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев. Да и тот откровенно сказал, что никакие «квазигосударственные территории» в виде ДНР и ЛНР признавать не собирается. Хотя товарищ Си все же прислал видеообращение, как и президент Египта.
Принципиально нового, на самом деле, Путин ничего не сказал; про разрушение однополярного мира и суверенитет он говорил не раз. Разве что объявил и этой аудитории: все поставленные задачи, мол, будут выполнены (иностранцы, может, и не знают, какие там поставлены цели, но важно было дать понять, что никаких переговоров и компромиссов ждать не стоит, воевать Россия настроена до упора). Просто сейчас для России это вопрос уже не теории, а необходимости: либо Кремль убеждает других последовать за ним, либо нет. Другими словами, преимущества такого выбора нужно было продемонстрировать, внушить зрителям уверенность.
Так что основную часть своей речи российский президент посвятил сравнению состояния экономик России и Запада — понятно, что не в пользу последнего. Там, на Западе, зашкаливает инфляция, надвигается угроза голода, растет неравенство, падает нравственность, а власти безответственно пляшут под чужую дудку.
«Усилился идейно-политический кризис буржуазного общества. Он поражает институты власти, буржуазные политические партии, расшатывает элементарные нравственные нормы. Коррупция становится всё более явной даже в высших звеньях государственной машины. Продолжается упадок духовной культуры, растет преступность… события последних лет с новой силой подтверждают, что капитализм — это общество, лишенное будущего». Ой, извините, это из речи Леонида Брежнева на XXV съезде КПСС. Но смысл тот же.
Слова «новый мировой порядок» прозвучали, хотя и ближе к концу выступления. А чуть раньше Владимир Путин предупредил, что в этом «новом порядке» Россия хоть и говорит о равноправии, все-таки собирается «стремиться к ответственному лидерству по всем направлениям»: от науки до культуры и спорта. И это выглядело как прямой ответ мартовским словам Джо Байдена о том, что нарождающийся «новый порядок» должны возглавить именно США. Чувствуется соревновательный азарт.
Тонкости катастрофического международного положения Путин объяснял несколько сбивчиво. С одной стороны, получалось, что свои кризисы Запад спровоцировал, применив против России безумные экономические санкции, оказавшиеся «обоюдоострым оружием». Санкции последовали, напомним, в ответ на ввод войск в Украину. С другой — одновременно выходило, что кризис те же самые западные лидеры организовали сами себе уже давно, а спецоперация тут ни при чем совершенно. Значит, и санкции тоже.
Из всего этого, по идее, следует, что раз санкции к кризису отношения не имеют, то и отменять их Западу незачем, так как без них лучше все равно не будет. Но это, в общем, и так понятно и уже не особенно важно.
Важно, что Владимиру Путину именно сейчас резко понадобился частный бизнес. В смысле, не то чтобы лично ему, а как опора для экономических свершений.
Именно частный бизнес доказал, что способен конкурировать на глобальных рынках, сказал президент. И адаптация к быстро меняющимся внешним условиям, по его словам, тоже происходит за счет частного бизнеса.
Поэтому Путин объявил о новых шагах навстречу интересам предпринимателей. Например, анонсировал полную отмену большинства проверок для бизнеса. Он у нас, как выяснилось, достиг уровня «зрелости и ответственности». Просто это стало видно только после начала спецоперации. А еще пообещал сокращение сроков давности по налоговым преступлениям, отказ в возбуждении уголовных дел после полного погашения налоговой недоимки, пересмотр оснований для заключения предпринимателей под стражу и повышение как порога привлечения к ответственности при неуплате обязательных платежей, так и параметров крупного ущерба.
Другими словами, решено ослабить присмотр за бизнесменами. Об этом президента просили не переставая последние лет десять минимум, но проблемы не исчезали. А также решено обеспечить бизнесу сбыт: малым и средним предпринимателям обещан некий «инструмент долгосрочных договоров с компаниями с госучастием» — постоянный подряд, то есть чтобы, как выразился Путин, «на годы вперед гарантировать спрос на продукцию таких предприятий».
В обмен президент обратился к бизнесменам с проникновенным призывом «дома надежнее!». «Не наступайте, пожалуйста, на старые грабли… Инвестируйте здесь, вкладывайте в создание новых предприятий и рабочих мест… Служение людям и обществу ничем не заменишь», — увещевал Путин, то ссылаясь на славные купеческие фамилии дореволюционной России, то упирая на наследников: еще, мол, неизвестно, что для них важнее, капиталы с имуществом или заслуги предков перед страной.
Звучало немного пугающе, как будто с потерей капиталов нужно уже заранее примириться и приготовиться удовлетворяться добрым именем.
Многие из упомянутых президентом купцов как раз и считали, что «дома надежнее», но инвестирование в родную страну в итоге закончилось для них в лучшем случае банальной экспроприацией, и кто тут наступает на «старые грабли», еще надо разобраться. Тем не менее большего от Путина ждать, наверное, сложно.
Называть это «новой экономической политикой» рано. Кремль уже очень много раз обещал перестать мучать бизнес проверками и сажать предпринимателей по любому поводу в СИЗО. Но на этот раз все может оказаться чуть более серьезно, и в риторике президента наметился существенный сдвиг по сравнению с открытыми намеками на то, что все бизнесмены — жулики (что для выходца из спецслужб как раз неудивительно; и хорошо еще, если просто жулик, а не «дойная корова»).
Предлагаемые шаги, с охранительской точки зрения, можно назвать даже и рискованными. Ведь если и вправду полностью освободить бизнес от проверок в надежде на его честность и раздвинуть рамки привлечения к ответственности, то это означает внутреннюю готовность принести в жертву и правила (с неопределенными последствиями), и аппетиты армии государственных проверяющих, интересы которых, как все привыкли, приоритетны, и даже, возможно, интересы работников.
Даже большевики в свое время были вынуждены прибегнуть к НЭПу, то есть помощи бизнеса, чтобы силами частника справиться с разрухой после революции и гражданской войны, с которой сами справиться не могли. Джинн предпринимательства тогда вырвался на свободу с такой скоростью, что даже Ленин был вынужден признать: «Частный рынок оказался сильнее нас».
Так что советская власть довольно скоро заключила, что в нэпманах больше не нуждается, и начала наступление на те свободы, которые недавно сама вручила гражданам. К началу 1930-х дело завершилось запретом частной торговли в СССР. Свобода предпринимательства нередко тащит за собой тягу и к разным другим свободам, а этот выбор для государства может оказаться слишком мучительным.
Материал впервые был опубликован в издании «Новый проспект».
