Новость о том, что бывший редактор пропагандистского Первого канала Марина Овсянникова стала корреспондентом одного из самых влиятельных немецких изданий, газеты Die Welt, триггернула многих российских журналистов, включая меня. В официальном пресс-релизе говорится, что она будет работать фрилансером на регулярной основе. А еще — о ее смелости и стремлении защитить журналистскую этику.
Овсянникова — единственная из работников госпропаганды, кто решился использовать свое положение, чтобы пробить информационную блокаду. Она также одна из немногих, кто публично раскаялся в том, что много лет работал на зомбирование населения. Однако ее трудоустройство в Die Welt пробудило множество болезненных воспоминаний, связанных с условиями работы журналистов в много лет гонимых независимых изданиях в России. Оно ставит вопрос о том, какую ответственность должны нести работники пропаганды.
В первую неделю войны власти разогнали почти все остатки независимых медиа, которые еще оставались в России.
Поняв, что не 100% общества поддерживают эту войну и испугавшись, что число таких людей может вырасти, власть приложила максимум усилий, чтобы у россиян не было малейшего доступа к чему-либо, кроме пропаганды. Телеканал «Дождь» приостановил работу, «Эхо Москвы» просто закрыли, «Новая газета» перестала работать до конца войны, а заблокированными оказались вообще любые русскоязычные сайты, неподконтрольные государству, даже если они не освещали войну.
Когда в Украине каждый день умирают люди, не время жаловаться на трудности, однако когда-нибудь через много лет, наверное, можно будет снять целый драматический фильм о том, как журналисты бежали из России. Депутаты Госдумы молниеносно приняли новые законы о военной цензуре, самое серьезное наказание в них полагается за так называемые фейки об армии (15 лет тюрьмы), которыми государство может счесть любые сообщения, не основанные на пресс-релизах Минобороны. Под страхом тюрьмы в течение нескольких дней сотни журналистов покинули Россию, разъехавшись кто куда. Подавляющее большинство из них не были к этому готовы, у многих не хватало сбережений даже чтобы купить себе билет. Когда Visa и Mastercard заблокировали карточки, выпущенные в России, они лишились доступа даже к тем крошечным суммам, которые были у них на счетах.
Отдельного фильма или пьесы достойны те, кто остался. Не у всех была возможность сорваться и уехать: если ты не известный журналист или медиаменеджер, а продюсер или новостник, то, скорее всего, зарплата у тебя маленькая; у многих дома пожилые родственники, которые от них зависят.
А опасность как уехавшим, так и оставшимся, грозит одинаковая. В прошлом году в тюрьму сел Павел Зеленский, который работал в ФБК Алексея Навального — при том, что он был лишь оператором, а не публичным сотрудником фонда. Если у многих иностранных СМИ, имевших бюро или просто корреспондентов в России, был какой-то план на экстренный случай и ресурсы, чтобы помочь своим сотрудникам, то у российских — нет.
«Работать в Би-би-си сейчас можно, только если ты сумасшедший или если тебе очень хорошо платят», — говорил мне пару лет назад один пожилой пропутинский журналист, который сейчас поддерживает войну. Не знаю, кто из нас более сумасшедший, но вторая часть его предположения далека от правды.
Путин и его команда уничтожали независимые СМИ все 20 лет своего правления. Для чекиста Путина журналисты — это те же разведчики, а значит, его конкуренты.
Во многом такое отношение стало причиной того, что, по данным «Репортеров без границ» на 2020 год, за время правления Путина были убиты 36 журналистов, а скольких пытались убить, избивали, травили — не счесть. Сначала он подчинил себе телевидение, потом радио, потом газеты, потом постепенно все остальное. Основная масса неподцензурных изданий была додавлена до 2014 года. Целью Путина было уничтожить и маргинализировать любые источники информации, которые государство не может контролировать.
Последствием этой политики уничтожения стало то, что делать негосударственные медиа в России стали только отчаянные энтузиасты. Ни о каком рынке уже речи не шло. Можно представить, какой плачевной зачастую была ситуация с оплатой труда работников в этих СМИ. Но говорить о деньгах вообще и достойных зарплатах в частности в этих изданиях было не принято — считалось, что работать, по крайней мере рядовые сотрудники, должны в основном за идею, потому как власть не дает независимым изданиям развиваться и зарабатывать.
О многом говорит тот факт, что когда журналистка издания «Медуза» Светлана Рейтер спросила у новоиспеченного нобелевского лауреата, главреда «Новой газеты» Дмитрия Муратова, поднимет ли он зарплаты своим работникам, получив деньги за премию, он ответил: «Да хер там». Он решил направить эти средства на благотворительность.
Серьезного независимого профсоюза журналистов, который мог бы поддержать всех коллег с невысоким доходом, в России так и не создали. Это отдельный болезненный вопрос, говорить о котором я лучше не буду даже начинать. Зато, как и во многих других сферах, в России есть фейковый сервильный «Союз журналистов России». Его офис располагается в одном здании с агентством государственной пропаганды «РИА Новости».
Последние два года накануне войны теперь видятся ничем иным, как подготовкой к ней. Как будто зловещим предзнаменованием грядущих событий было кошмарное самосожжение нижегородской журналистки Ирины Славиной. «Ее бесконечно штрафовали, ее лишили средств к существованию, ее лишили профессии», — говорил после ее смерти Навальный. Вскоре после этого государство начало новый, уже финальный, этап подавления независимой журналистики.
Власти стали массово признавать физическими лицами-иностранными агентами неугодных журналистов, среди которых десятки моих друзей и знакомых. Помимо получения метки по сути врагов народа, для них это означало постоянную угрозу административного и уголовного преследования. Чтобы не получить штраф или уголовку, им нужно соблюдать сложные и обременительные (в том числе финансово) процедуры, выдуманные чиновниками специально для того, чтобы их измучить. Проекты Михаила Ходорковского и издание «Проект» вообще объявили нежелательными, а значит, прямо запретили.
Без работы за прошедшие полтора года остались десятки, если не сотни журналистов. Немногие из них имеют привилегию известности, чтобы привлечь внимание к своему бедственному положению и найти работу в иностранных СМИ. Прошлым летом на одну из встреч журналистов, где обсуждались варианты помощи журналистам, которые пострадали из-за этой кампании, пришли лишь редкие коллеги. Из-за апатии и беспомощности организовать им эту помощь так и не удалось.
Марина Овсянникова, а Die Welt уж тем более, не виноваты в том, что я описала выше. Но ее трудоустройство выглядит как награда в глазах тех журналистов, которые реально пострадали от путинского режима — а особенно, как мне кажется, в глазах украинцев.
Ее антивоенная акция была, безусловно, вдохновляющей и важной, но вопрос, окупает ли он 20 лет работы на разжигателей ненависти? Судить не мне, но трудно забыть о том, что роль Первого канала и всей госпропаганды в разжигании войны против Украины похожа на ту роль, которую сыграло «Радио тысячи холмов» в геноциде в Руанде.
Я думаю, что для тех, кто не хочет больше быть частью путинской системы, должны быть пути отхода, это может быть хорошим способом ее разрушить. Но, возможно, эти пути должны быть более справедливыми по отношению к тем, кто годами предупреждал об опасности этого режима, но никогда не имел такой поддержки, какую получила Овсянникова за один правильный поступок. А еще к тем, кто сейчас платит жизнью из-за того, что сотворили разжигатели войны.
