Очень северный Курдистан. К чему приведет кризис на белорусско-польской границе

Панорама с толпами беженцев, штурмующими границы Евросоюза, стала привычной новостной картинкой последнего десятилетия. Казалось, что этим уже давно никого не удивишь. Но стоило беженцам появиться не в Италии или на Балканах, а на границе Польши и Белоруссии, и случившееся быстро стало крупным мировым событием.

Дело в том, что добраться им туда помогли не торговцы людьми и прочие мафиозные структуры, а белорусские власти. Из-за этой разницы пропустить их внутрь ЕС стало невозможно – то, что в других условиях было бы актом гуманизма и верности общечеловеческим ценностям, тут превращается в потакание диктатору и готовность прогибаться под его шантаж.

Однако белорусские власти тоже не из тех, кто легко отступает. В результате всего за несколько дней польско-белорусская граница перехватила у донбасского фронта статус самой опасной разделительной линии в Европе. Мир встревоженно вглядывается в любительские видео оттуда и прислушивается, не звучат ли выстрелы. Потому что Белоруссия – ближайшая союзница России, а Польша – активная участница НАТО. И если государства с обеих сторон слишком рьяно подойдут к выполнению своего союзнического долга, то последствия могут оказаться самыми печальными.

Неуступчивые позиции Минска и Варшавы действительно оставляют мало надежд, что напряжение на их границе вскоре спадет. Но эскалация происходящего до жесткого общеевропейского конфликта тоже маловероятна – по многим причинам.

Прежде всего, масштабы проблемы совсем не такие значительные, как может показаться по фотографиям курдов, бредущих на Запад по белорусскому лесу. Речь идет о трех-четырех тысячах беженцев, скопившихся на границе за несколько месяцев. Это количество может произвести впечатление на непривыкшие к подобному Польшу и Литву. Но в целом многие другие страны ЕС дорого бы отдали за то, чтобы их ежедневная миграционная рутина уменьшилась до размеров польско-литовского чрезвычайного кризиса.

Для сравнения: к берегам Италии только за текущий год причалило 55 тысяч беженцев. И это считается серьезным снижением, потому что в середине 2010-х их прибывало по 150–200 тысяч ежегодно. В десятимиллионной Греции в прошлом году была подана 41 тысяча прошений об убежище, в позапрошлом – 80 тысяч, а на пике миграционного кризиса в 2015 году количество добравшихся до страны беженцев превышало 850 тысяч человек.

За последнее десятилетие Евросоюз привык жить в условиях, когда полмиллиона новых беженцев в год (уровень 2020 года) считается довольно низким и терпимым показателем, который не приводит к заметным политическим последствиям. Поэтому даже если все три, четыре или хоть тридцать четыре тысячи беженцев, застрявших на белорусско-польской границе, все-таки попадут внутрь ЕС, то они легко растворятся в море новоприбывших так, что никто и не заметит.

Так что напряжение на границе Польши и Белоруссии связано не столько с реальными проблемами, которые могут создать три тысячи беженцев, сколько с тем, что руководству обеих стран выгодно раздувать этот кризис. На консервативное правительство «Права и справедливости» в последнее время валятся и конфликты в собственных рядах, и споры с Брюсселем из-за верховенства права, и усиление оппозиции, оживившейся после возвращения в Польшу бывшего премьер-министра и президента Евросовета Дональда Туска. А польские консерваторы знают два надежных способа поднять популярность и доказать свою верность правильным ценностям – это борьба с миграционной угрозой и продвижение демократии к востоку от польских границ.

Кризис с беженцами на белорусской границе предоставляет редкую возможность объединить обе эти борьбы в одну. Можно одновременно защищать польскую идентичность от мусульманского чужого, накручивая на границе забор из колючей проволоки, и бороться с постсоветскими диктаторами, призывая ЕС обрушить новые санкции на Лукашенко, который подталкивает волны беженцев к границе. Мало того, все это можно поместить в общую рамку противостояния гибридной российской угрозе, выдвинув себя на передовую, что должно затмить и американские претензии к Польше по поводу свободы СМИ, и внушительные брюссельские штрафы за судебную реформу и нежелание сокращать использование угля.

Результаты уже заметны. Отрыв «Права и справедливости» от ближайших конкурентов в опросах, который опасно сократился этим летом, сейчас уверенно держится на уровне выше 10 процентных пунктов, а международный образ Варшавы изменился до неузнаваемости. Всего несколько недель назад в западных СМИ обсуждали, как лучше наказать Польшу – за неправильную реформу судов, за излишнюю любовь к углю, за постоянные отклонения от европейских ценностей. А теперь вместо этого сыплются предложения, как Западу лучше помочь стране в ее противостоянии гибридной угрозе с Востока.

В отличие от польского правительства Лукашенко не смог использовать пограничный кризис, чтобы добавить себе популярности что внутри страны, что за рубежом. Но это и не было его главной задачей. Годами он угрожал Евросоюзу тем, что в ответ на санкции он может открыть границы для неконтролируемого потока мигрантов, наркотиков и контрабанды, которые хлынут в Европу без его защиты. Этим летом белорусский лидер, похоже, решил, что пришло время воплотить эти угрозы в жизнь – за последние месяцы в СМИ появилось немало доказательств того, что приток беженцев к польской и литовской границе происходит не без содействия властей Белоруссии.

Скорее всего, немалую роль в принятии такого решения сыграли эмоции самого Лукашенко. Ему, видимо, очень хотелось как-то отомстить Польше и Литве, которые стали в Евросоюзе главными лоббистами разрыва связей с Минском и введения против Белоруссии все новых санкций. Беженцы казались удобным инструментом – учитывая, что обе страны известны своим болезненным отношением к проблеме миграции.

Приток мигрантов с Ближнего Востока должен был продемонстрировать лицемерие польского и литовского руководства. Только что эти страны критиковали Минск за жестокость, репрессии и нарушение прав человека, и вот они же принимают ксенофобские меры против беззащитных беженцев, игнорируя общеевропейские ценности открытости и мультикультурности. Критика правозащитных НКО, негативные публикации в либеральных СМИ, осуждение западной общественности – все это должно было не только ослабить позиции Польши и Литвы внутри Евросоюза и Запада, но и вынудить Европу с большим пиететом относиться к белорусским властям.

Особенно важно для Минска было заставить европейцев снова с собой разговаривать. Политический кризис, разразившийся после президентских выборов 2020 года, за считаные месяцы уничтожил все те достижения на западном направлении, над которыми белорусские власти так кропотливо работали в 2014–2019 годах. Из донора региональной стабильности Белоруссия превратилась в изгоя, а от былой многовекторности остались только те векторы, что указывают на Восток. 

Ситуацию надо было исправлять, и верящий только в силу Лукашенко попытался сделать это так, как мог. Создал у границ ЕС кризис, чтобы принудить европейцев возобновить диалог. Уже несколько месяцев белорусские власти не устают повторять, что разговор с ними – единственный способ решить проблему беженцев. Ну а дальше в обмен на остановку потока можно требовать отмены санкций, признания победы Лукашенко на выборах и так далее.

Однако задуманная в Минске схема сработала не так, как ожидалось. Критика Польши и Литвы за жесткое обращение с беженцами оказалась довольно вялой. Ее надежно заглушают единодушные заявления Запада, что нельзя позволить Лукашенко шантажировать соседей и Евросоюз с помощью миграционных потоков. Вместо осуждения и изоляции Варшава и Вильнюс получили репутацию пострадавших за принципиальность, и можно с уверенностью сказать, что уже в ближайшие недели Белоруссию ждут новые санкции, а вместе с ними и еще большая изоляция на западном направлении.

Последнее обстоятельство вызывает неизбежные вопросы о роли в происходящем России. Польская сторона прямо обвиняет Москву в том, что это она выступила зачинщиком кризиса и теперь получает от него сплошные выгоды. Белоруссия оказывается еще больше изолированной от Запада и зависимой от России, а Евросоюз выглядит беспомощным, лицемерным и неспособным помочь входящим в него странам.

Однако обоснованность таких обвинений вызывает большие сомнения. За последние недели было опубликовано большое количество доказательств причастности белорусских властей к созданию миграционного кризиса, но ничего определенного про причастность России не появлялось. Да и сама логика этого кризиса прямо противоречит утверждениям, что за ним стоит Москва.

Проблема с беженцами была нужна Лукашенко прежде всего для того, чтобы принудить Евросоюз возобновить с ним диалог. То есть таким причудливым способом он рассчитывал хотя бы отчасти восстановить многовекторность в белорусской внешней политике, смягчить свою изоляцию на Западе и ослабить зависимость от России. Непонятно, зачем Москве поддерживать Минск в реализации затеи, у которой такие цели.

Не менее странно ожидать, что Россия, известная крайним прагматизмом, если не сказать цинизмом, в своей внешней политике, просто так бросится помогать Польше и Литве выбраться из кризиса с беженцами. Особенно в ситуации, когда эти страны даже не обращались к ней напрямую, а сразу перешли к публичным заявлениям с жесткими требованиями.

Эпопея с углубленной интеграцией России и Белоруссии, которая в итоге выродилась в пустую риторику, еще раз подтвердила, что Лукашенко по-прежнему контролирует белорусскую государственную машину и сохраняет немалую автономию в принятии решений. Миграционный кризис для него – способ расширить себе поле для внешнеполитического маневра, способ снизить свою зависимость от России. Поэтому простого окрика из Москвы будет явно недостаточно для того, чтобы заставить белорусского лидера перестать принуждать Европу к диалогу. 

Нынешнее противостояние России и Запада не располагает к тому, чтобы Москва стала всерьез давить на Минск просто ради того, чтобы улучшить общую атмосферу в отношениях с Европой. Скорее наоборот, любой рост напряжения в Восточной Европе автоматически приводит к обострению между Россией и Западом, даже если Москва не имеет прямого отношения к происходящему.

Лучше всего это понимают в Минске. До судьбоносных выборов 2020 года Лукашенко считал, что спокойная обстановка в регионе укрепляет его власть, и потому призывал к диалогу всех со всеми, подавая себя как «донора стабильности». Но сейчас внутриполитический кризис сменил его логику на противоположную. Чем выше напряжение в регионе, тем активнее придется Москве поддерживать Лукашенко и тем надежнее общее противостояние с Западом заслонит противоречия между Кремлем и белорусским лидером.

Как мы видим, эта тактика белорусского руководства, в отличие от миграционного кризиса, работает безотказно. На фоне противостояния на белорусско-польской границе Москва охотно выступила в поддержку Минска, не устояв перед искушением лишний раз раскритиковать Запад за лицемерие, двойные стандарты и односторонние интервенции на Ближнем Востоке. Хотя в российском руководстве вряд ли всерьез рассчитывают, что Европа последует совету договориться с Лукашенко по беженцам, как когда-то с Эрдоганом. Да и возможность российского посредничества на гипотетических переговорах Белоруссии и ЕС выглядит чисто теоретической.

В Европе нет никаких признаков того, что там кто-то готов начать с Лукашенко диалог по урегулированию кризиса. Для этого нет причин. Даже при худшем сценарии миграционное противостояние с Белоруссией обойдется Евросоюзу в дополнительные несколько тысяч беженцев, а это капля в море их общего притока в ЕС. Выходцы из Ближнего Востока могли бы создать какое-то напряжение в непривыкших Польше или Литве, но, как говорят сами застрявшие на границе люди, они собираются не туда, а в Германию. Не намерены они оставаться и в самой Белоруссии или перебираться в Россию, поэтому надежды, что миграционное оружие Лукашенко обернется против него, вряд ли обоснованы.

Впрочем, углубление кризиса до вооруженного противостояния тоже маловероятно – ставки слишком низкие, чтобы кто-нибудь стал так рисковать. Скорее Евросоюз ответит на происходящее новыми санкциями против Белоруссии, укреплением польской границы и работой со странами, откуда приезжают беженцы. Это вряд ли заставит Лукашенко отступить, но ограничит приток новых беженцев и переведет кризис в вялотекущую форму, в которой он может продолжаться годами, как это происходит на Балканах, в Италии или вокруг испанских анклавов в Марокко. Там высота пограничных заборов не чета импровизированным польским и толпы мигрантов ведут себя куда настойчивее и агрессивнее, но это давно стало обыденностью и не воспринимается как чрезвычайная ситуация, способная привести к вооруженному конфликту.