У сэра Алистера Мортона был взрывной характер. Я это прекрасно знаю, потому что написанная мною в начале 1990-х гг. статья о том, обладают ли акции возглавляемой им компании Eurotunnel хоть какой-то ценностью, спровоцировала бурю. Последовал шквал звонков, крики, требования увольнения.
Работу я тогда сохранил. Акции оператора тоннеля под Ла-Маншем вскоре обвалились, потому что он сам чуть не рухнул под грузом долгов (первую прибыль после своего создания в 1986 г. компания получила лишь в 2007 г.). Тем не менее долги Eurotunnel были рефинансированы, а проект — закончен. Десятилетие спустя в поезде Eurostar, направлявшемся в Париж, я поднял бокал за яростную решимость Мортона.
Оглядываясь назад, можно сказать, что Eurotunnel был классическим примером пузыря в миниатюре — причем пузыря плодотворного. Эйфория, сопровождавшая строительство под водой технологического чуда света, заставляла вбухивать все новый и новый капитал в мегапредприятие с непонятной стоимостью.
Как ни печально, первые инвесторы Eurotunnel не получили от своих вложений финансовой выгоды. Но инфраструктура была создана, она предоставляет отличный сервис и зарабатывает деньги (о пандемии пока вспоминать не будем). Eurotunnel — пример того, как рынки регулярно выбирают правильное направление движения, даже если ошибаются в скорости и масштабах процесса создания стоимости.
Об этом стоит вспомнить сейчас, когда мы опасаемся, что наши перегретые рынки могут лопнуть, как мыльные пузыри. Останется ли после этого взрыва что-то стóящее и полезное? Или это будет лишь вопросом распределения убытков? «Все плодотворные пузыри создают кучу мусора. Вопрос в том, что после них остается», — говорит экономист и инвестор, партнер Warburg Pincus Билл Джейнуэй, занимающийся изучением инноваций, венчурных и спекулятивных инвестиций.
Ультрадешевые деньги плюс пылкое воображение — и вот уже потоки капитала текут рекой в экзотические инструменты, что типично для поздней стадии бычьего рынка. Многие комментаторы проводят сравнения между технологическим пузырем 2000 г. и сегодняшним ажиотажем вокруг инвестиций в соответствии с принципами экологичности, социальной ответственности и корпоративного управления (ESG). В прошлом году ESG-фонды привлекли $347 млрд, было выпущено ESG-облигаций на рекордную сумму — $490 млрд.
В феврале Николай Танген, возглавляющий суверенный инвестиционный фонд Норвегии с активами на $1,3 трлн, сказал, что инвесторы правильно вкладывались в технологические компании в конце 1990-х гг., даже если котировки достигали заоблачных высот. Точно так же они правильно инвестируют сегодня в ESG-стратегии, считает Танген: «То, что происходит сейчас в рамках зеленого перехода, исключительно важно и абсолютно реально. Но насколько корректно цены акций отражают эту реальность — уже другой вопрос».
Прошлые результаты не гарантируют будущих, но если на них все-таки ориентироваться, то можно надеяться, что нынешний пузырь тоже будет продуктивным. Какой бы кровавой ни оказалась финансовая баня, которая может последовать за надуванием пузыря в зеленом секторе.
Финансовые перегибы и взрывной рост производительности «взаимосвязаны и взаимозависимы», утверждает в своей книге экономист Карлота Перес. В реальности рыночные пузыри прошлого зачастую как раз оказывались механизмами, позволявшими финансировать непроверенные технологии, доводить их до ума и распространять — даже если «гениальные инновации и успешные начинания» соседствовали с «безумными маниями и вопиющим надувательством».
По мнению Перес, за последние 250 лет мир пять раз проходил через такие циклы: во время промышленной революции, начавшейся в 1770-е гг.; паровой и железнодорожной революции в 1820-е; электрификации в 1870-е; революции 1900-х гг., связанной с развитием нефтедобычи, автомобилестроения и массового производства; и информационно-технологической революции в 1970-е гг.
Каждая из них сопровождалась дикими финансовыми спекуляциями и переходила в золотой век взрывного роста производительности — экономический бум в период Викторианской эпохи в Британии, «ревущие двадцатые» в США или «славное тридцатилетие» в послевоенной Франции, например.
В нашем с Перес разговоре она предположила, что сейчас мы находимся на полпути нашей последней революции и переходим от фазы точечного внедрения новых технологий, таких как искусственный интеллект, электромобили, 3D-печать и вертикальные городские фермы, к их массовому распространению.
Сможем ли мы впоследствии вступить в золотой век повышенной производительности, будет зависеть от создания новых институтов, которые должны управлять этой технологической трансформацией и зеленым переходом, а также проведения правильной экономической политики. Чтобы мы могли добиться «умного, зеленого, справедливого и глобального» экономического роста, главным приоритетом, по мнению Перес, должна стать трансформация нашей налоговой системы с целью снизить нагрузку на труд и долгосрочный инвестиционный доход и в еще большей степени перенести ее на сырье и материалы, транспорт и грязную энергетику.
«Нам нужен экономический рост, но необходимо изменить его природу. Нужно радикально изменить структуру относительных издержек, чтобы делать неправильные вещи было дороже, а правильные — дешевле», — говорит Перес.
Финансовые рынки, пусть и с чрезмерным энтузиазмом, начали делать ставку на более экологичное будущее и финансировать технологии, необходимые для перехода к нему. Но, как и во времена прошлых технологических революций, политики теперь должны сыграть свою роль, чтобы нынешняя революция дала продуктивные результаты.
Перевел Михаил Оверченко
